Муниципальный приют для бездомных собак «Красная сосна» шифруется, как профессиональная разведка. На официальном сайте указано, что он находится «недалеко от метро ВДНХ», в социальных сетях информации не больше. Качественный дизайн, много пояснительных статей (как взять собаку из приюта, как обращаться с такой собакой, что можно и нельзя делать, если вы пришли помочь сотрудникам приюта, куда переводить материальную помощь...) и приличное число подписчиков — в группе «Вконтакте» больше шести тысяч активных посетителей (цифра, безусловно, внушительная для приюта на пять сотен собак). И при всем этом — такая секретность. Неужели поклонники пушистых животных досаждают?
Списываюсь с Ириной, волонтером приюта — ее номер указан в числе контактных. Клятвенно обещаю не приставать к животным, не раздражать сотрудников назойливыми вопросами и не слепить вспышкой фотокамеры. После долгого молчания — первый этап проверки пройден: Ирина присылает доброжелательный ответ с предложением «погулять и пообщаться».
Прямо с порога, под аккомпанемент лая и перекрикивающих собак людей, на меня обрушивается худая энергичная девушка Ира (при встрече мы почти моментально переходим на «ты»).
— Ты как? Нормально добралась? Давай, быстрей, нам пора уже. Паспорт взяла? Ага, сейчас. Вот сюда. Распишись, — тараторит она, не дожидаясь ответа на вопросы. В глазах и движениях — такая жажда деятельности, что мне становится неловко за свой праздно-инертный вид. Впрочем, долго оставаться без дела мне не дают: уже спустя полминуты в руках у меня намордник, у ног — пушистая, как из рекламы шампуня, собака, а Ира, убегая к вольерам, кричит, что сейчас, вот-вот, уже вернется, и пойдем-гулять-быстрее-скорее-помоги-надень-пока-вот-это.
Лиса — так зовут мою подопечную — вопреки моим страхам смирно стоит, терпеливо дожидаясь, пока я соображу, как надевать, куда застегивать, и как во всей этой шерсти не запутаться. Эпопея «я, Лиса и намордник» тянется долго до неловкости: все же я впервые в жизни имею дело с подобным инвентарем.
«Красная сосна» действительно разместилась в районе метро ВДНХ, но очень уж «на отшибе» — в тупике одноименной улицы, фактически в промзоне. Здесь больше машин, чем людей, чаще слышен грохот проезжающих поездов, чем гул жилых домов, но самый главный, доминирующий звук — это собачий лай, слышный еще на подходе с 20-30 метров. По крайней мере, заблудиться и пройти мимо приюта совершенно невозможно.
Расположение выгодное, объясняет мне Ира: прямо под боком — национальный парк Лосиный остров, где, в отличие от городских скверов и парков культуры и отдыха, можно свободно гулять с собаками. Далеко не всем приютам так везет — Ира тут же высыпает на меня оглушительную статистику: кому и как «не подфартило», у кого проблемы с правоохранительными органами, потому что собаки выгуливаются на территории, где гуляют маленькие дети, а где-то — чуть ли не под колесами проезжающих машин... Межприютское сарафанное радио работает без перебоев.
«Красная сосна» издали похожа на территорию гаражного кооператива. Огромное пространство, огороженное приличным зеленым заборчиком, и небрежно запертая на крючок калитка — заходи, дорогой, не стесняйся. А дальше — скромный «предбанник», перевалочный пункт площадью не больше полутора десятков квадратных метров. Здесь же, в крошечной каморке «проходной» — условный учет посетителей: Ира небрежно списывает данные с моего паспорта, я черкаю закорючку в тетради в клеточку — вот и вся документация.
А дальше, за загородкой — вольеры, вольеры на всю длину, на сколько хватает зрения. Там, в полумраке закрытых решеткой «номеров», что-то копошится, лает, грызется, визжит, скулит и просится наружу.
Долго рассматривать виды мне не дают — Ира подталкивает меня в спину, Лиса тянет за поводок, и вот таким манером мы выходим-вываливаемся — за пределы приюта.
Сегодня в Лосиноостровском парке аншлаг — волонтеры организовали фотосессию для своих подопечных. Так что в клубке из поводков, намордников, лап, морд и ошалелых лиц сотрудников приюта периодически попадаются фотокамеры, вспышки. А еще — сюрреалистично смотрящиеся в лесном антураже модели: девушка в свадебном платье, дети в костюмах лепреконов, стимпанковые цилиндры и монокли... Алиса в Стране чудес напару с Шляпником — только в окружении собачьей стаи.
— Когда собака на фотографии вместе с человеком, посетители сайта воспринимают ее с большей адекватностью, — объясняет мне фотограф Николай. — Больше доверяют, ощущают, что она дружелюбна. Особенно, если на снимке — дети.
Николай приезжает в приют не впервые. Чаще всего он привозит животным корм, иногда помогает как волонтер, а вот сегодня — вооружился фотоаппаратом. Он берет в объектив Лису, и я превращаюсь в полуодушевленный предмет мебели: выйти из кадра, затянуть собаку в кадр, позвать ее, чтоб смотрела в камеру. Ира то появляется, то исчезает из поля моего зрения, попутно «скинув» на меня другого пса. Бася — немолодой уже черно-рыжий метис — такой же смирный, как и Лиса, и даже несколько инертный. Поэтому, чтобы расшевелить его, нам с Николаем приходится приложить куда больше усилий.
Наконец, утомительная суета фотосессии отходит на второй план, и мы — девчонки-волонтеры Ира, Виола и Настя, орава в восемь собак и я, уже почти не посторонняя в этой компании, — отправляемся на прогулку по парку. И вот тут-то я соображаю, к чему эти резиновые сапоги (по которым легко узнать бывалого волонтера) и почему Ира предупреждала меня, что лучше брать с собой сменную одежду и обувь. Под ногами уже не земля, а есенинские «топи да болота», в которых мои кроссовки вязнут по щиколотку. Одежда страдает не меньше, потому что любимое дело собак — дружелюбно ткнуться извалянным в грязи намордником в ноги. Меня они мгновенно принимают за свою и радостно отмечают наш договор о дружбе грязными следами на моих джинсах.
В глубине леса собак отпускают с поводка, и мы наконец получаем возможность более-менее спокойно поговорить. Правда, каждые полминуты разговор прерывается окриками «куда», «назад», «иди ко мне», «что ты там еще нашел», но в целом — лес, тишина, звуки природы — обстановка как нельзя более располагает к откровенности.
— Мы приют муниципальный, — рассказывает Ира, — так что жестких проблем с финансированием не знаем. По крайней мере, государство покупает поводки-ошейники и сухой корм для собак. Но это минимум, на самом деле, ведь нужно еще очень много: вольеры, например, мы чинили на свои деньги, часто сами собираем средства на лекарства и лечение.
На их сайте четко отмечены позиции, на которые требуется материальная помощь: консервы, средства от блох и клещей, пластмассовые переноски, помощь в транспортировке и передержке и даже деньги на размещение объявлений на платных сайтах. К своему делу ребята подходят со всей серьезностью, привлекая специалистов по мере необходимости. Правда, статистика довольно печальная: в месяц забирают всего несколько собак — и повезет еще, если не отдают обратно.
— Вообще-то мы редко берем собак назад, но ведь бывают случаи... — кривится Виола. — Однажды у нас взяли собаку, а потом оказалось, что семья переезжает, на пса нужно оформлять документы, и они ничего не успевают. Держите, мол, обратно, мы передумали! Передумали! Ну а когда брали-то, чем соображали?... Или как-то приезжала несколько раз девочка с парнем, потом они взяли собаку, а вечером нам звонит мама этой девочки. Оказалось, что она еще несовершеннолетняя, и маму не подумала в известность поставить о том, что берет домой питомца. Ну а что поделаешь — принимаем обратно.
Как правило, волонтеры подходят к проверке кандидатов с максимальной серьезностью: собак отдают только в хорошие, проверенные руки, тем, кто уже не один раз побывал в приюте и в чьих намерениях они уверены. Ну и обязательно — пост-проверка: звонить, спрашивать, как там питомец, все ли в порядке.
— А мне одна женщина по скайпу звонит вместе с собакой, — улыбается Ира. — Дружно машут лапами.
От болтовни мы как-то незаметно переходим к серьезным темам. Происходит это также между делом, во время остановки. Ира перевязывает пораненную ладонь — еще во время фотосессии она разнимала дерущихся псов:
— Ты же видела, что они у нас все в намордниках? Понимаешь, почему?
Киваю. С учетом окровавленной ладони, намордники не выглядят бессмысленным антуражем.
— Да нет, — мотает головой Ира, — дерутся-то они очень редко. Да и мы обычно в курсе, кто с кем в ссоре и кого лучше вместе не выгуливать. Я тому парню говорила, что эти собаки не ладят, а он не послушал.
Несмотря на огромное количество подопечных, волонтеры знают их всех «в лицо» и по кличкам. Говорят, что на собирание подобной «клиентской базы» нужно где-то чуть больше полугода общения с собаками.
— А намордники — это мера безопасности. Тут в парке догхантеры развелись, раскидывают отраву, а собаки жрут. Нам местные бомжи рассказали, мы-то сами с ними почти не сталкивались.
«Догхантеры развелись» звучит почти как «тараканы развелись», лица девчонок выражают схожее отвращение. Смотрю на дружелюбную ораву, которая носится вокруг: с невообразимым удовольствием прыгает, купается в лужах, катается по траве и периодически подбегает за своей порцией ласки. Потреплешь их по ушам, почешешь загривок — и снова убегают, наслаждаясь прогулкой так, как умеют только дети и собаки. Невозможно даже представить, чтоб кто-то в здравом уме стал сознательно рассыпать здесь отраву.
— У этих гадов, знаешь, свои сайты есть, своя огромная команда, — рассказывает Ира. — Подростки, конечно, в основном, которым нечем заняться, вот они и хотят самоутвердиться.
— Небось, еще считают, что занимаются благородным делом, — едко комментирует Виола. — Лучше бы в армию пошли, честное слово.
— Ловить пробовали? — интересуюсь я.
— Да куда там. Они по ночам тут появляются, а мы-то — только три дня в неделю, да и то днем. К тому же сюда каждый раз новые приходят — это они так страхуются, чтоб не выследили.
— А если обратиться в полицию?
— А что полиция? Никакого особого закона на этот счет нет, нам просто не с чем к ним обратиться... Вот если только за руку этих уродов поймать, но пока не получается.
В процессе разговора выясняется, что у Иры и Виолы дома свои собаки, взятые из приюта. «Сначала думаешь — ни-ни, куда я его, у меня же квартира, парень, работа, — а потом так влюбляешься, что уже не можешь не забрать», — объясняет Ира. В ее словах, в тоне нет ни грамма намека на подвиг: взяла просто потому что не могла поступить иначе.
Мы медленно вышагиваем по просеке, потом тормозим, чтобы покормить собак. Настя прислоняется к дереву и смотрит на неторопливо клонящееся к закату солнце:
— А я бы, кажется, и провела так всю жизнь, — мечтательно и почти не обращая на меня внимания, говорит она в пространство. — Вот так вот каждый день гулять с толпой собак... и все. И больше мне ничего не надо.
Это звучит высокопарно, преувеличенно, неуместно — сколь угодно пафосно, но только в виде букв на странице. А мне в колени тычется пушистое создание, жадно вынюхивает еду по моим карманам и ластится, как будто мы уже тысячу лет знакомы, — и я ощущаю Настину правду, и верю этой возвышенной романтике, потому что здесь, сейчас, в этих условиях думать и чувствовать иначе просто невозможно.
