Сам Михаил Анипкин – доктор социологических наук, Ph. D. (британская докторская степень), заведующий кафедрой социологии ВолГУ – недавно отметил 40-летие, и он относится к тому же поколению, которое изучает. Собственно, и интерес к этой теме у него возник вследствие наблюдений за ровесниками и самим собой, когда он заметил у нынешних 35-45-летних общие черты, одновременно отделяющие их от представителей любых других поколений. Хотя надо подчеркнуть, что возрастные рамки – не главное при определении поколения. Важнее – общность ценностей.
Реинкарнация «лишних людей»
– В литературе XIX века было понятие «лишний человек», и мое поколение можно назвать «лишним», - уверен Анипкин. - Почему? Когда я проводил интервью с информантами и просил их рассказать о карьере, о профессиональных успехах, мне очень часто встречалось крайне депрессивное самовосприятие. Например, звучали такие фразы, как «моя профессиональная жизнь закончилась», «карьера прекратилась», «мне больше расти некуда» – а ведь этим людям только по 38-43 года, впереди еще как минимум 20 лет активной жизни, самое время работать и расти по служебной лестнице!
Причину такого положения опрошенные видели в том, что нынешнее 60-65-летнее начальство предпочитает продвигать молодых, 25-30-летних, ведь те им буквально заглядывают в глаза. «Среднее звено» почему-то выпадает. «Нас они то ли боятся, то ли не хотят слушать, потому что мы профессионалы и можем сказать правду», – так обычно комментируют эту ситуацию люди, с которыми общается исследователь. Причем уже после пятого-шестого интервью мысли и идеи у разных собеседников стали повторяться, и следующие информанты едва ли не слово в слово цитировали предыдущих.
– Это поколение потеряно в демографическом плане: наши родители были детьми войны, по понятным причинам их было мало – и нас тоже оказалось мало, - объясняет учёный-социолог. - Это поколение потеряно и в своей социальной идентичности – мы ощущаем себя и советскими, и русскими людьми одновременно. Голос нашего поколения не слышен в политике, оно довольно пассивно в политическом плане. Когда я спрашивал у информантов, с чем это связано, один ответ меня потряс: «Мы люди, которые были испорчены искренностью «перестройки», мы не хотим участвовать в этой лжи и лицемерии, не хотим продавать себя». Карьеру в политике сделали единицы.
Возникает ситуация, когда ценности, на которых ты воспитан, не совпадают с общественными, а себя ты уже не перевоспитаешь. В результате – среди 35-45-летних много эмигрантов, а из тех, кто никуда не уехал, многие так и не почувствовали современную Россию своей родиной. Это описывается социологическим понятием «аномия»: когда ценности, принятые в данном обществе, не определяют твое поведение. «То есть ты следуешь законам, но при этом живешь как бы со стороны, сидишь в зрительном зале, а не стоишь на сцене», – поясняет Михаил Александрович. Такое потрясение, по его словам, можно сравнить с потрясением войны или революции 1917 года.
Ориентиры и ценности
- Кто же был голосом поколения, пережившего такую ценностную катастрофу?
– Безусловно, Виктор Цой и группа «Кино». Интересно, что когда Цой был жив, мне он не очень нравился, но чем старше я становлюсь, тем больше понимаю, что объективно это мое. Еще я назвал бы Бориса Гребенщикова и Андрея Макаревича, хотя у последнего излишне много менторства. Можно обозначить и некую кинотриаду – «Асса», «Курьер» и «Интердевочка», эти фильмы удачно совпадали с нашим восприятием того, что происходило вокруг. Если брать литературу, на ум приходит ряд писателей: Александр Бек с романом «Новое назначение», Юрий Домбровский с «Факультетом ненужных вещей», Владимир Набоков и, пожалуй, Михаил Булгаков – вся та литература, которая в конце 80-х годов была нам «возвращена».
– Как известно, ценности передаются от одного поколения к другому – полностью ли, частично, точно или искаженно. Какие ценности поколение, к которому вы принадлежите и которое вы изучаете, передает своим детям?
– Я задавал этот вопрос своим информантам… Не знаю, насколько они были искренне при ответе, но по моим собственным наблюдениям, это порядочность, дружба, уважение к профессии, уважение к выступающему, говорящему человеку и легкое презрение к государству.
– И все-таки, ваше исследование касается всех слоев общества или только интеллигенции?
– Я специально выбирал людей с высшим образованием, выпускников естественно-научных, технических и гуманитарных специальностей – то есть тех, кого на Западе называют профессионалами либо интеллектуалами. В дальнейшем я планирую расширить исследование, включив и людей, получивших на сломе эпох среднее специальное образование, освоивших рабочие профессии. Но у меня есть гипотеза, что принципиальной разницы в ценностном отношении не будет.
– Каково значение вашего исследования?
– Наше поколение не такое активное, оно исключено из, так скажем, «социального мейнстрима», но оно несет в себе определенный стиль и набор ценностей. Осознание и объяснение этих ценностей и этого стиля, этой исключенности из общего потока и депрессивности по отношению к самим себе позволит скорректировать кадровую политику. Наблюдая, как социолог, за происходящим в стране, я могу сказать, что мы видим кадровый застой сродни тому, какой был в середине 1970-х – начале 1980-х годов. Одна из гипотез, почему Советский Союз распался, – это случилось именно потому, что вовремя не обновилась политическая элита. Сейчас наблюдается тот же самый процесс: с одной стороны, у нас возрастные кадры на топовых должностях (им по 60 и за 60), а с другой стороны – культ продвижения молодых. Причем не просто молодых, а буквально желторотых юнцов, которые только заканчивают университеты и сразу становятся начальниками крупных отделов, членами советов директоров и т. д. Думаю, читатель сам найдет массу примеров. Средний же возраст из этого процесса исключен. Один мой информант, москвич, сказал по поводу такой невостребованности: «Когда-нибудь мы просто придем в эти офисы и выкинем их всех». Кого – «их», спрашиваю? «Да и тех, кому за 60, и тех, кому по 25. Надоело!».
Поиск себе подобных
Об этом кадровом голоде и о том, как все-таки использовать ресурсы, имеющиеся у «последнего советского поколения», Михаил Анипкин планирует рассказать в книге, черновик которой он рассчитывает завершить уже зимой. «Это не будет сугубо научный текст – я хочу изложить результаты своего исследования так, чтобы было интересно и понятно всем. Хочется, чтобы мое поколение не думало о себе в категориях «все прошло и дальше осталось только доживать», а чтобы оно нашло в себе силы вернуться в социальную жизнь», – говорит социолог, принося извинения за пафос и тут же оговариваясь: «Нет, конечно, я не претендую на переворот в чьем-то сознании или на что-то подобное. По сути, это будет книга для нас, «лишних людей» – мы хотя бы поймем, что не одиноки».
Александр АКУЛИНИЧЕВ