Бессменный лидер рок-группы «Алиса» по-прежнему собирает многотысячные толпы на свои уникальные концерты. Русский рок никак нельзя назвать мёртвым, покуда есть «Костя», в котором стихийное искреннее творчество неизменно полыхает грозным огнём. Воплощённый ветер, Константин КИНЧЕВ остаётся тем не менее серьёзным и ответственным человеком – ведь у него целая армия поклонников, ловящих каждое его слово. Сегодня Константин отвечает на вопросы «АН».
- «Тоталитарный рэп – это вам не ха-ха, тоталитарный рэп – это факт, тоталитарный рэп сформирован годами под вой сирен и лай собак…» Как ты считаешь, потеряла ли актуальность эта твоя песня, «Тоталитарный рэп»?
– Нет. Не потеряла. Пропагандистская машина работает отлаженно. Но что поделать, холодная война на дворе, пропаганда необходима. Причём всем сторонам. Мы тут не оригинальны.
– Ещё в марте ты отменил концерты на Украине и написал грустное стихотворение о грядущих обманах и несчастьях. Такое ощущение, что многие честные люди сейчас будто между двух жерновов: они не хотят прогибаться под США, но не слишком доверяют и своему государству. Люди в Крыму ликовали и приветствовали Россию – но идеальную Россию, Россию Суворова и Пушкина, а не наших зажравшихся и обнаглевших бюрократов. Что делать в этой ситуации?
– Что делать? Своих поддерживать и за своих стоять! Любая госструктура состоит в основном из проходимцев, жуликов и воров, так что выбирать особо не из кого… Все власти предержащие одним миром мазаны. Но! Это НАШИ жулики и воры, их и надо поддерживать в острой для страны ситуации… Когда весь мир с маниакальным упорством обвиняет Россию во всех грехах, когда весь мир требует наказаний для России, волей-неволей, придётся сплачиваться с Властью. Со СВОЕЙ, не с чужой же…
– Неужели после всего, что было, возможно ещё какое-то «братство славян»? Не пребудет ли нынешнее отчуждение уже вплоть до Последнего суда?
– Западная Украина никогда с нами не была – начиная с XVII века. И какое братство? Поляки, что ли, славяне, которые себя кельтами считают? Чехи? Хорваты? Православный мир – вот он един, и мы с греками ближе, чем с Западной Украиной.
– Что выбрать, если любовь к Родине противоречит любви к истине?
– Любовь к Родине не может противоречить любви к истине, потому что истина – это Христос, а Родина наша под покровом Пресвятой Богородицы была, есть и, надеюсь, будет.
– Сейчас в твоём репертуаре есть несколько песен Цоя. А у тебя было в своё время чувство соперничества с ним?
– Было, конечно, соперничество в хорошем смысле слова, и у Вити это чувство было…
– Если бы ты вдруг решил спеть несколько песен Гребенщикова или Шевчука – какие бы выбрал для себя? А у Высоцкого что бы взял?
– Ничего бы я не взял у БГ, потому что абсолют перепевать бессмысленно. И у Высоцкого ничего бы не взял по той же причине. Мне предлагали поучаствовать в трибьюте Гребенщикова, я отказался, извинившись перед автором, обозначив причину. А творчество Шевчука мне не близко совсем, поэтому не возникает желания что-нибудь спеть.
– Жизнь в рок-н-ролле сопряжена с профессиональными рисками. Сколько уже людей ушло от нас, и каких людей! Башлачёв, Дягилева, Цой, Науменко, Панов, Летов, Пивоварова… Ты тоже мог уйти, но остался. В одном фильме Уэса Крейвена персонаж-киноман рассказывает, «как выжить в фильмах ужасов». Например, категорически нельзя говорить: «Я сейчас вернусь». А как выжить в рок-н-ролле?
– Кто его знает… Кому удаётся, кому нет. На войне, как на войне.
– Ты часто поёшь о небе. У Сведенборга и Д. Андреева были отчётливые мистические видения «того света». А ты что-нибудь видел?
– Чё-то видел, и мне это не понравилось. Поэтому в то, что я видел, не хочу однозначно.
– Как ты относишься к теории «даймонов» – то есть невидимых существ, которые прикрепляются к реальным живым людям и помогают им в творчестве, что-то подсказывают, вдохновляют (иначе их зовут «музами»)?
– Бесы, это абсолютно реальные, но невидимые существа, которые вселяются в не готовых к сопротивлению людей. То, о чём ты спрашиваешь, это и есть бесы, только иногда они притворяются музами…
– Ты заранее планируешь свои сценические движения или они возникают стихийно?
– Я вообще стихия, ураган, я не играю, я так живу. Играть не умею, проживать чужие жизни – это не моё, совсем.
– У тебя более 200 песен, но среди них, как ты сам признаёшься, нет песен о любви к женщине и нет шутливых, юмористических песен. Ты собираешься «восполнить пробелы» или так творческие дела не делаются?
– Так творческие дела не делаются. Как Бог на душу кладёт, так и пишу. Вернее, записываю.
– Было ли что-то в Советском Союзе (кроме оставшейся в его пределах нашей молодости), чего тебе жаль и не хватает?
– Дух нестяжательства, бессеребреничества, абсолютный пофигизм по отношению к завтрашнему дню… Может, это было связано с возрастом, а может, этим был пропитан весь СССР, не знаю… Но пофигизма мне не хватает. Милого такого, лёгкого… Мы в 17 лет не думали, как карьеру менеджера среднего звена построить. Мы вообще не думали, песни пели и радовались. Вот этого не хватает.
– Как ты относишься к нынешнему полному запрету мата в кино, на сцене и в литературе?
– Я настороженно отношусь к любому виду запретов. Запреты – это по-любому несвобода. Но мат ради мата я тоже не понимаю. Если это оправданно, пусть будет. Давайте оставим это на совести авторов.
– Обе твои дочери оказались связаны с театром – Мария работает в СТИ у С. Женовача, Вера закончила обучение тоже у Женовача и поступила в труппу Театра имени Маяковского. Стал ли ты чаще ходить в театр и что думаешь о современной сцене? Нравится ли тебе игра дочери Веры?
– Конечно, чаще стал ходить, хотя театр любил всегда… Но, учитывая службу дочерей, походы в театр активизировались, конечно. Дочь Веру обсуждать, извините, не могу!
– Получился ли русский рок как устойчивое и самовоспроизводящееся явление или как было несколько человек, так и осталось несколько человек?
– Я могу говорить только за себя, моя жизнь состоялась, и слава Богу. Спасибо Петербургу за то, что приютил, поддержал и поверил в меня.