Спустя 43 года после начала войны, в 1984 году, Вячеслав Скрябин по кличке «Молотов» рассказал, что ровно в 2 часа ночи 22 июня 1941 года, когда у Джугашвили шло совещание, ему сообщили из наркомата иностранных дел, что германский посол хочет, чтобы Молотов срочно его принял у себя в кабинете.
Кабинет Скрябина (Молотова) располагался в том же самом здании, что и кабинет Джугашвили (Сталина), но в другом его крыле. Члены Политбюро оставались у Джугашвили. Между 2:30 и 3:00 утра Фридрих-Вернер Эрдманн Маттиас Иоганн Бернгард Эрих, граф фон дер Шуленбург зачитал и вручил министру иностранных дел Молотову меморандум об объявлении Германией войны Советскому Союзу, о чём тот немедленно доложил Джугашвили.
«В кабинет быстро вошел В.М. Молотов: – Германское правительство объявило нам войну. И.В. Сталин молча опустился на стул и глубоко задумался, наступила длительная тягостная пауза…», – пишет Г.К. Жуков в своих «Воспоминаниях и размышлениях» (изд. 1-е 1969 года, том 1-й, стр. 265). Произошло это, очевидно, ещё до начала военных действий.
Но «вождь», накануне пославший советскому посольству в Берлине телеграмму, предписывающую послу Деканозову безотлагательно встретиться с Риббентропом, сообщив ему о готовности вступить в переговоры с высшим руководством рейха на предмет уступок (транзита немецких войск через нашу территорию в Афганистан и Иран, а также передачи части земель бывшей Польши), подавленный объявлением войны, после совещания отправился отдыхать.
Маршал Г.К. Жуков писал: «22 июня в 3 ч. 15 мин. немцы начали боевые действия на всех фронтах, нанеся авиационные удары по аэродромам с целью уничтожения нашей авиации, по военно-морским базам и по ряду крупных городов в приграничной зоне. В 3 ч. 25 мин. Сталин был мною разбужен, и ему было доложено о том, что немцы начали войну, бомбят наши аэродромы, города и открыли огонь по нашим войскам. Мы с тов. С.К. Тимошенко просили разрешения дать войскам приказ о соответствующих ответных действиях. Сталин, тяжело дыша в телефонную трубку, в течение нескольких минут ничего не мог сказать, а на повторные вопросы ответил: «Это провокация немецких военных. Огня не открывать, чтобы не развязать более широких действий…» Свою мысль о провокации немцев Сталин вновь подтвердил, когда он прибыл в ЦК. Сообщение о том, что немецкие войска на ряде участков уже ворвались на нашу территорию, не убедило его в том, что противник начал настоящую и заранее подготовленную войну. До 6 ч. 30 мин. он не давал разрешения на ответные действия и на открытие огня…»
Политбюро ЦК ВКП(б) полагало логичным, чтобы с обращением о начале войны выступил Джугашвили, но он решил переложить ответственность, мотивировав это «неясностью обстановки».
22 июня 1941 года в 12:05 Скрябин (Молотов) вышел из кабинета Джугашвили (Сталина) с подготовленным текстом выступления и направился на Центральный телеграф, откуда осуществлялась трансляция. А по окончании трансляции, в 12:25 вернулся в кабинет «вождя».
Скрябину (Молотову), спустя десятилетия, незачем было лгать, если бы составленный лично Джугашвили текст обращения о «нападении без объявления войны» соответствовал правде.
Германский посол на самом деле педантично вручил ноту об объявлении войны до перехода немецких войск через границу СССР, и даже за несколько минут до первых воздушных налётов.