В этом году весь мир отмечает крайне печальную и поучительную дату – столетие со дня начала Первой мировой войны. Есть расхожая фраза: «История ничему не учит». В самом деле, за Первой мировой, посеявшей огромные разрушения и потрясшей умы, через 25 лет последовала Вторая мировая, ещё более кровавая. Так остановится ли когда-нибудь это безумие человечества? Научит ли нас история хоть чему-либо? Или всё-таки нет?
С этих вопросов наш корреспондент Елена Елагина начала беседу с доктором исторических наук, профессором, первым проректором Европейского университета в Санкт-Петербурге Борисом КОЛОНИЦКИМ, автором таких известных книг по политической истории России, как «Символы и борьба за власть. К изучению политической культуры Российской революции 1917 года» и «Трагическая эротика: Образы императорской семьи в годы Первой мировой войны».
- Мой ответ – умеренно пессимистический. Вторая мировая война была во многих отношениях следствием Первой мировой войны. В 1945 году генерал де Голль, например, говорил о завершении «30-летней войны». Ему вторили и некоторые другие ветераны Первой мировой, сыгравшие важную роль в новом глобальном конфликте.
Вместе с тем память об ужасном конфликте, начавшемся в 1914 году, играла и положительную роль. Часто вспоминают, что на Джона Кеннеди оказала большое влияние книга Барбары Такман «Августовские пушки», посвящённая началу Первой мировой. Президент США увидел, что в известных ситуациях даже влиятельнейшие политические лидеры лишаются возможности действовать по собственному выбору, они становятся заложниками предшествующих политических соглашений, письменных и устных, мобилизационных планов, составленных генералами без должной экспертизы политиков. Образы могущественных правителей, ставших заложниками обстоятельств, президент США вспоминал во время Карибского кризиса. Вовремя прочитанная книга, возможно, способствовала тому, что в 1962 году было предотвращено сползание к войне.
Но и сейчас, в XXI веке, воинствующий национализм продолжает оставаться влиятельнейшей политической силой, а международные движения противников войны в некоторых отношениях даже слабее, чем в начале века ХХ.
– Каковы были истинные причины начала войны? Была ли эта война неизбежна?
– По мнению ряда учёных, сама система союзов, принципы дипломатии того времени делали мировую войну неизбежной. Она могла начаться и ранее, политический кризис 1914 года не был первым.
– Что заставило Россию вступить в войну? Можно ли было уклониться от участия в ней?
– Затронуть эту тему весьма важно именно сейчас, когда вопрос об ответственности за начало Первой мировой войны вновь ставится некоторыми историками, при этом часть зарубежных исследователей возлагают ее на Российскую империю.
После окончания Второй мировой войны версия об особой ответственности Германии стала разделяться большинством историков разных стран. К тому же найденные в немецких архивах материалы показали, что немецкие документальные публикации 1920-х годов не были вполне корректными.
Однако в начале XXI века некоторые зарубежные историки вновь усомнились в исключительной ответственности Германии в развязывании войны. Фактически сегодня они воскрешают взгляды Покровского, хотя и не всегда достаточно его цитируют.
Мне представляется, что это своеобразный «перегиб». Разумеется, Россия несёт ответственность за начало войны – наряду с другими державами.
Россия могла не вмешиваться в войну на раннем этапе развития кризиса летом 1914 года, и ряд видных деятелей последнего царствования указывали Николаю II на те опасности, которые повлечёт война, некоторые их прогнозы выглядят сейчас как сбывшееся пророчество. Император к тому же прекрасно понимал, что российские вооружённые силы не вполне готовы к большой войне.
Однако русское правительство состояло из разных людей, и царь получал советы и совершенно иного свойства. Некоторые дипломаты и военные ободряли сербских политиков и военных, которые оказывали помощь группе молодых людей, убивших австрийского эрцгерцога в Сараево. Никто не доказал пока, что российские представители стояли за этим покушением, однако они оказывали финансовую поддержку покровителям этого террористического акта.
Новая ситуация возникла, когда Австро-Венгрия предъявила необычайно жёсткий ультиматум Сербии. Стало ясно, что если Россия откажет в поддержке Белграду, то влияние империи на Балканах будет поколеблено, а это ставило под угрозу долговременные внешнеполитические цели России. И тут важно отметить, что судьбы мира решались в это время не только в кабинетах дипломатов и в военных штабах. Важную роль играло и настроение в европейских городах, прежде всего в столицах. Неудивительно, что в дипломатических документах той поры ссылка на «общественное мнение» звучала довольно часто.
– Какова была роль политической, экономической и военной элит в этой войне?
– Вопреки утверждениям марксистов крупные предприниматели некоторых стран оказывали как раз сдерживающее воздействие на политиков, они полагали, что война окажет отрицательное влияние на деловую активность. Однако влияние бизнеса было разным в разных державах – в Англии, например, оно было большим, чем в России. К тому же и предприниматели представляли различные интересы, некоторые промышленники, например, надеялись на крупные военные заказы, и их надежды оправдались.
Военные же и дипломатические элиты показали удивительную некомпетентность. Это проявилось прежде всего в непонимании характера войны, что сказалось на планировании военных операций. Никто не мог предвидеть столь долгой войны, солдатам сначала обещали, что они вернутся домой «к осеннему листопаду», «к Рождеству». Затем обещали окончание войны в 1915 году, в 1916-м, в 1917-м… В 1918-м уже никто не рисковал давать определённые обещания, а предусмотрительные штабисты готовились к военным действиям в 1919 году, военная промышленность получала соответствующие заказы.
Россия предполагала получить в ходе войны Галицию, Восточную Анатолию, Константинополь и проливы, а объединённая Польша должна была стать особой частью империи. Укрепилась бы Россия в результате этих территориальных приобретений? История поставила эксперимент: во время Второй мировой войны Западная Украина стала частью СССР. Сейчас можно утверждать, что интеграция этих областей в советское пространство не была особенно удачной. Можем ли мы допустить, что политика царского правительства была бы иной, а включение в империю на принципах монархизма и православия было бы более эффективным, чем создание советской интернационалистической идентичности?
В начале ХХ века многие эксперты искренне полагали, что без обладания Константинополем и проливами Россия не сможет сохранять статус великой державы. Но СССР смог стать сверхдержавой и без проливов. К чему бы привело их приобретение? Новый анклав, отрезанный от империи, оказался бы во враждебном кольце, ведь в начале ХХ века на Константинополь и проливы претендовали Греция и Болгария, а Турция бы явно стремилась к реваншу. Такое территориальное приобретение наверняка бы способствовало новым конфликтам.
Но вряд ли следует возлагать всю ответственность только на некомпетентные элиты великих держав. Вновь хочу подчеркнуть, что нереальные цели, которые ставили политики и военные, поддерживались значительной частью населения.
– Почему Россия столь позорно вышла из этой войны так называемым Брестским миром?
– Россия заключила Брестский мир в тех условиях, когда в стране уже шла гражданская война.
Технически вести войну уже после свержения монархии было очень сложно. И дело не только в том, что существенно обострились все дореволюционные проблемы: продовольственный кризис, транспорт, дефицит промышленных товаров… Революция создала систему двоевластия, которая распространилась и на вооружённые силы. В условиях «демократизации» армии вести современные наступательные операции было невозможно, но российские войска в июне 1917 года были брошены в наступление, которое вполне предсказуемо закончилось провалом.
Стало ясно, что даже для ограниченного участия в войне необходимо установить дисциплину в вооружённых силах. Это признавали и умеренные социалисты, за которыми шло тогда большинство населения, и представители старой политической элиты, и, разумеется, генералы. Однако генералитет, возглавляемый генералом Корниловым, не имел должного политического опыта, а умеренные социалисты, поддерживавшие Керенского, лишь после Февраля приобщились к государственной деятельности. Прочной коалиции эти слои создать не могли. В результате «дела Корнилова» сложилась такая ситуация, в которой политически ослабли и генералы, и те социалисты, которые поддерживали Керенского, при этом сама идея сотрудничества этих влиятельных сил, идея общенационального компромисса была подорвана. Это означало, что гражданская война стала неизбежной. Большевики обвиняли своих политических противников в том, что они готовят гражданскую войну, но на деле их такая перспектива не пугала: Ленин давно призывал к превращению «империалистической войны» в гражданскую. С другой стороны, и некоторые генералы, создававшие организации, ставшие потом основой Белого движения, готовы были сознательно пойти на гражданскую войну, чтобы даже такой ценой удержать Россию в войне мировой. Вплоть до ноября 1918 года они считали свою борьбу с красными, которых они именовали «германо-большевистскими силами», частью мировой войны и искренне верили, что поражение Германии автоматически приведёт к краху большевистского режима. Это была ошибка.
– Чему научила мир невероятная жестокость Первой мировой с её применением любых военных средств, вплоть до химического оружия?
– Как известно, после окончания Первой мировой войны великие державы в целом воздерживались от использования химического оружия, но это обусловливалось лишь страхом получить ответный удар. Но были изобретены другие виды вооружений, не менее жестокие. Некоторые из них использовались и используются.
– Так можно ли говорить об усвоенных уроках Первой мировой или это давно перевёрнутая и неактуальная страница истории, заслонённая более грандиозными событиями ХХ века?
– Уроки истории никогда не могут быть выучены раз и навсегда. История может быть актуализирована новыми поколениями, но это никогда не происходит автоматически, хотя сам цикл годовщин способствует дискуссиям относительно событий прошлого. И уже сейчас можно утверждать, что столетие начала Первой мировой войны вызвало серьёзные споры. Многие политики, поддержанные и частью историков, пытаются использовать юбилей исключительно для патриотического воспитания в своих государствах. Например, один из министров Великобритании заявил о том, что для Англии давний конфликт был «праведной войной», неудивительно, что по разным причинам это вызвало критику и ряда европейских политиков, и некоторых британских историков, которые не готовы были признать, что английское правительство не несло никакой ответственности за начало войны.
И в России существует тенденция использовать историю лишь для «обучения патриотизму». Повествования ряда историков и журналистов о Первой мировой войне строятся так, что основное внимание уделяется героизму русских солдат. Такая тенденция вполне объяснима: Первую мировую войну в нашей стране продолжают называть «забытой войной», и многие страницы истории той эпохи остаются неизвестными для общественного мнения. Но неверно было бы забывать и другие аспекты войны: страдания мирных жителей воюющих стран, некомпетентность правящих элит, ввергших мир в войну, течение и исход которой они не могли предсказать.
Память об общей трагедии Первой мировой войны может стать инструментом объединения европейцев, но она может и спровоцировать новые «войны памяти». В этом отношении годовщина начала грандиозного конфликта будет своеобразным зеркалом, которое позволит нам взглянуть на себя.