Когда больше не о чем поговорить, то все говорят только о Трампе… А мы с профессором Александром Власовым решили порассуждать о состоянии отечественной медицины.
— Мы в свое время, Владимир Васильевич, с вами уже немножко касались этой темы. Скажем так, некой турбулентности, которая перманентно возникает в системе нашего здравоохранения.
— Вы сейчас как кто говорите, Александр Юрьевич? Как ученый, как профессор или как все-таки по образованию, по образу жизни врач?
— Ну по первому своему образованию я, естественно, как и вы, считаюсь врачом, но говорю, наверное, здесь сейчас не столько, может быть, как полноценный врач, сколько как эксперт в этой области, что соответствует моему официальному статусу.
— А ведь в минувшие выходные еще, кстати, День науки состоялся, так что, может быть, вы немножко и науки подпустите?
— Ну вообще я с удивлением сейчас впервые узнал от вас, что такой день вообще существует.
Что может быть страшнее деятельного невежества?
— У нас ведь каждый день праздник, профессор. Александр Невзоров (признан иноагентом) как-то сказал, что «ученым считается человек, у которого есть Нобелевская премия, остальные все просто околонаучные чиновники».
— Ну это все же серьезное преувеличение. Мы в свое время с судебным медиком, профессором Петром Ивановичем Новиковым подали заявку на открытие в комитет по изобретениям и открытиям о существовании в генетическом аппарате каждой особи отдельных программ, направленных на ликвидацию этой особи после выполнения ею своей функции…
— На самоликвидацию.
— …по сохранению и развитию этого вида, да. Это очень давно было, несколько десятилетий тому назад. Нас тогда обсмеяли, а потом в этой же самой редакции, практически не изменив ни одного слова, заявку на открытие подал какой-то японский ученый и успешно Нобелевскую премию за это получил. Поэтому в отношении комментария Невзорова (признан иноагентом) о том, что «ученым может именоваться только лауреат Нобелевской премии», — к этой позиции я скептически отношусь. Ну и далеко не все лауреаты Нобелевской премии на самом деле реально соответствуют этим высоким научным достоинствам.
Но сейчас все же не об этом. О том, что в системе нашего здравоохранения не все благополучно, почти как в Датском королевстве, и уже достаточно давно. Я сейчас не хочу говорить об оптимизации деятельности органов здравоохранения в организационном плане, то есть о сокращении числа больниц, поликлиник, там, и так далее. Вот это отдельная тема. Сложная тема, скользкая. Я бы даже сказал...
— Чего ж скользкая-то? Инфекционистов взяли и сократили, и пандемия ковида грянула.
— Я сейчас о вещах более прикладного характера. Вот их запуск состоялся в виде создания сначала так называемых стандартов оказания медицинской помощи, которые за последние 15 лет были разработаны для абсолютного большинства нозологических единиц (болезней. — Прим. автора), которых формально насчитывается где-то около пятисот. На самом деле эта идея изначально была абсурдная. Поскольку эти стандарты рассчитаны на, во-первых, идеальные условия оснащения каждой клиники.
Ночь ума, ночь безлунная и беззвездная
— Про каждую болезнь?
— Да-да. Идея-то была такая, что стандарт нужен для каждой ситуации и для каждой болезни.
— Чтобы недостаточно грамотным врачам четко и обстоятельно расписать, как они должны лечить и диагностировать…
— На самом деле это иллюзия. Как известно, еще основоположники отечественного здравоохранения неоднократно говорили, что лечить нужно не болезни, а больного, и чаще всего люди…
— А экономика должна быть экономной, профессор. У нас много чего в стране населению говорили.
— Вот поэтому это все же абсолютно наивные иллюзии о том, что с помощью стандартов можно повысить уровень грамотности врачей и оптимизировать вообще оказание медицинской помощи в любых ситуациях.
А вы докажите свою образованность…
— Но уровень послушания можно повысить.
— Уровень послушания здесь, Владимир Васильевич, играет вторичную роль, а первично здесь в качестве основного звена выступает уровень тревожности. То есть абсолютно любой врач ощущал угрозу привлечения к административной или к уголовной ответственности при любом отступлении от формальных требований стандарта.
— Например, какой-нибудь анализ не сделал в силу своей рассеянности. Или очевидную ненужность этого анализа усмотрел...
— Ассортимент этих анализов, предусмотренный каждым стандартом, настолько большой, что его в принципе выполнить невозможно весь. И раз так, то в каждом случае оказания медицинской помощи у каждого врача во всех ситуациях существует угроза привлечения к ответственности.
— Существовала. Стандарты же отменили вроде?
— Стандарты действительно благополучно отменили в прошлом году, однако заменив их новым процессуальным понятием «клинические рекомендации», хотя на самом деле они мало чем по существу отличаются от этих стандартов.
— Это как милицию когда-то переименовали в полицию, а суть службы при этом не изменилась. Или крестьян стали именовать для солидности фермерами…
— Но вот это повальное увлечение стандартами вполне предсказуемо вызвало гигантскую волну обращений потребителей в правоохранительные органы.
— Потребители — это имеются в виду больные, что ли?
— Нет, потребители имеются в виду родственники этих больных, и, собственно говоря, даже не больных, а усопших уже. Вот их очень воодушевило и даже не столько их, сколько огромное количество недобросовестных адвокатов, потому что весь этот поток жалоб со стороны родственников умершего, которые настолько были потрясены смертью прадедушки или прабабушки девяностолетней, что просто кушать не могут в связи с этим, претендуют на компенсацию морального вреда в размере, ну, цифры исчисляются как минимум с шестью нулями.
— Вы сейчас про потребительский экстремизм?
— Совершенно верно, это потребительский экстремизм. На самом деле стартовой площадкой для его развития явились именно стандарты. Вот после их внедрения произошел всплеск этого потребительского экстремизма. Вот мы такого рода экспертизы проводим в достаточно большом количестве, и ситуацию я знаю, собственно говоря, по всей стране. Из примерно сотни возбужденных уголовных дел реальные основания для выявления дефектов оказания медицинской помощи, которые состоят в прямой или косвенной причинно-следственной связи с наступившими неблагоприятными последствиями в виде утяжеления состояния больного или, самый худший вариант, это наступление смерти, — из примерно сотни таких дел реально оправданы эти претензии в одном-двух случаях. Все остальное — это чистейшей воды потребительский экстремизм и желание заработать на таком счастливом случае, как смерть своего какого-то дальнего родственника, сразу претендуя на какие-то космического уровня суммы компенсации. Ну хорошо, сейчас вроде, кстати, 8 февраля вступил в силу наконец закон о декриминализации 238-й статьи Уголовного кодекса, по которому теперь медицинская услуга фактически переименована в медицинскую помощь и какие-то недочеты со стороны врачей не влекут уголовное преследование по пресловутой 238-й статье. Вообще, на самом деле работники Следственного комитета низшего звена эту ситуацию восприняли просто с восторгом, потому что за последние, например, два месяца им удалось по этому основанию прекратить в стране больше 16 000 уголовных дел, так как теперь они, эти действия врачей, не образуют состав преступления и дело автоматически подлежит закрытию.
— А им-то какая радость?
— Им радость-то такая, что они были чрезмерно перегружены работой и попытками вникнуть в какие-то тонкости медицинской диагностики, что им совершенно не свойственно уже в силу отсутствия образования в этой области, то есть для них каждое такое дело было настоящей пыткой. В этом смысле они, конечно, вздохнули сейчас наверняка с серьезным облегчением.
— Ну врачей-то, следователей да родственников больных ведь можно было, в принципе, понять, потому что если по закону положено делать так, так и так, а врач так не сделал, значит, он нарушил, значит, в глазах родственников и следователей он недобросовестный, он сделал что-то неправильно и, как они предполагают, это повлекло такой исход. То есть, в принципе, это законодательный вопрос в первую очередь…
— Это очень поверхностные и формальные впечатления, которые на самом деле балансируют на грани невежества, потому что, формально усмотрев отсутствие какого-то анализа, человек, который не понимает, что этот анализ совершенно не нужен, может это экстраполировать в правовое поле. Но это уже соизмеримо вообще со средневековым мракобесием.
— Вообще-то, Александр Юрьевич, вся история нашей страны — это борьба невежества с несправедливостью.
— Но это не только история нашей страны, это вообще история человечества. Да, развитие всего человечества, мы тут не уникальное совершенно образование… Вообще, мне в мотивации перехода со стандартов оказания медицинской помощи на клинические рекомендации представляется только одна вещь — что огромному числу чиновников от Министерства здравоохранения, после того как они исчерпали весь потенциал в сфере разработки стандартов лечения, стало просто нечем заняться. Банально нечем заняться. После того как они закончили разработку стандартов, а что еще делать этим сотням чиновников? Надо же придумать что-то новое.
Окончание следует.