Окончание, начало здесь
Преступность несовершеннолетних, выявляемая по линии уголовного розыска, всегда считалась латентной: пока нет возбужденного уголовного дела, пока преступление не выставлено официально в информационный центр, его как бы и нет вообще. Поэтому, чем лучше работал опер по делам несовершеннолетних, искореняя реальную детско-подростковую преступность, тем чаще он слышал от начальства пожелание поубавить обороты… Ведь получается, что мы и так уже допустили (!!!) рост преступности несовершеннолетних за отчетный период… А за это непременно наказывали. Плохо, мол, профилактикой занимаетесь, орлы-сыщики…
Поэтому, когда решался вопрос о том, кого же отправлять на войну, мудрые руководители челябинской городской милиции долго не размышляли. Решение пришло незамедлительно: поедет Геннадий Истомин, ведь ему решением коллегии УВД Челябинского облисполкома за высокие показатели в социалистическом соревновании было даже присвоено звание лучшего инспектора уголовного розыска по делам несовершеннолетних. Много и хорошо работал Геннадий Петрович, пусть теперь отдохнет на Кавказе…
Начальник городского уголовного розыска был, как и всегда, немногословен с подчиненными: «Тебя там ждут, вылетаешь завтра. Должен прибыть в Степанакерт, оружие брать не надо».
Когда служба — игра на сообразительность
Рассказывает Геннадий Истомин:
— Я обрадовался: конечно же, мне хотелось туда, считал, что принесу там больше пользы. В военно-оперативной группе Нагорного Карабаха нас было всего пять человек: старший оперуполномоченный ГУУР МВД СССР, подполковник милиции; мы, капитаны из Челябинска, Омской области и Мурманска, и представитель КГБ СССР.
Нами руководил полковник милиции, он же был старшим над всеми прикомандированными в Степанакерт сотрудниками уголовного розыска. Наша особая группа выполняла, понятно, особые задания. Я даже сейчас не все могу рассказывать об этом. А остальные парни располагались отдельно, работали по конкретным преступлениям: убийствам, погромам, поджогам (как жилищ местных жителей, так и административных зданий: милиции, прокуратуры, судов). Работы всем хватало.
А пистолеты нам выдали только после одного неприятного инцидента, когда нас реально намеревались во время обыска кончить. Выдали, чтобы мы вооруженными выезжали на операции, даже не для того, чтобы боевиков в перестрелке поразить, а чтобы не так страшно было по Нагорному Карабаху колесить… Ну и чтобы застрелиться, если что…
Кстати, какую бы мы информацию ни получали от нашего комитетчика: что там склад оружия или склад взрывчатки — когда приезжали на адрес, то в лучшем случае изымали один или два ствола, да и то охотничьи ружья. Обыкновенные охотничьи ружья. Никакого боевого оружия или взрывчатки там уже и в помине не было. Удивительно, конечно, нам было это, но «цветная» информация, как правило, сливалась местными кадрами из числа сотрудников милиции Степанакерта боевикам… Поддерживали они их. Но это мы уже позже поняли. Мы обычно, как это принято в розыске, по гражданке работали, но нам предложено было иногда надевать полевую песчаную форму, как в Афганистане. Задача была стать неприметными, сливаться с населением.
Как-то по линии комитета госбезопасности мы получили информацию и срочно вчетвером выехали на неприметных «жигулях» с армянским водителем за город. Собственно, для подстраховки поехали, расслабленные. Основная группа захвата должна была работать комитетовская. У нас большая армейская радиостанция была, и мы по плану операции должны были быть где-то в километре от точки захвата на случай, если вдруг что-то незапланированно пойдет. Еще мы должны были перекрыть путь движения междугороднего автобуса, на котором установленный армянин вез в Степанакерт взрывчатку. А комитетчики должны были его задержать…
Выдвинулись на позицию и стали ждать. Долго ждали, от нечего делать решили немного выпить, взбодрить себя. Там многие прикомандированные сотрудники постоянно водкой стресс снимали. А нас, сотрудников особой группы, местные жители охотно угощали тутовой самогонкой, чтобы только установить с нами «дружеский» контакт и узнать наши планы, работоспособности лишить… Да и воды в то время в Степанакерте не было. Водопровод не работал, пили сомнительной чистоты привозную из бочек. А еще так мы попутно боролись с кишечными инфекциями: чеснок и водка.
Только разлили по стаканчикам — смотрим, автобус на трассе остановился метрах в 100 от нас, который мы должны были пропустить, из него выходит, согласно ориентировке, наш объект с чемоданом. Автобус полон гражданских — это осложняет работу… Я говорю Валерке: «Смотри, это, по-моему, наш клиент». А мы даже без оружия были, нас же только для подстраховки поставили. Делать нечего — выскочили из машины, как будто на автобус спешим, и тормознули его, а по рации передали комитетчикам, что курьер задержан…
Чемодан со взрывчаткой, изъятый особой группой Геннадия Истомина в НКАО;
Болтунам не место на оперативной работе…
Буквально через пару минут подлетела группа захвата, увезли задержанного. Уже в Степанакерте, в здании областного УВД, нас собрали, и представитель КГБ рассказал, почему так получилось.
Оказывается, имеющеюся информацию довели до лейтенанта внутренних войск, он ввел в курс дела свое отделение, 10 человек, участвующих в операции. Сообщил о том, что они должны будут блокировать участок, где планируется задержать перевозчика взрывчатки. А инструктаж молодой лейтенант провел при водителях армянах, и, когда военные стали скрытно выдвигаться на позиции, то один из водителей нашел возможность проезжавшему армянину передать эту информацию в деталях: «Развернись, предупреди нашего человека, что его будет ждать засада, что надо срочно уходить, там будет ехать автобус, тормозни его как-то…». Ну и всё у него получилось. А нам потом сказали, мол, правильно сделали, что не полезли при досмотре в чемодан, чтобы убедиться, что он полон взрывчатки: чемодан был заминирован, и от нас, и от курьера вряд ли хоть что-то осталось бы… Да и автобус с пассажирами мог пострадать, они ведь вышли буквально все, облепили нас, чтобы узнать, что происходит. Вот такая кровавая каша могла бы получиться, да и пострелять, конечно, он мог нас, безоружных.
Похожая операция была в аэропорту, где мы брали крутого эмиссара с подрывной литературой. Тоже сидели в машине, делали вид, что отдыхаем, и пили водку… За успешные операции нас, сыщиков, наградили почетными знаками «За отличие в службе», а начальство получило медали и ордена.
Без оружия на постоянке мы были потому, что в гостинице «Карабах», где мы жили, были размещены армянские беженцы из Сумгаита, они постоянно с нами конфликтовали, подозревая нас в симпатиях к азербайджанцам. Ведь мы армянским боевикам в Степанакерте тоже мешали развернуться… Беженцы эти все были возбужденные, в любой момент мог случиться нежелательный инцидент. Начальство и приняло мудрое решение оружие нам выдавать пореже…
Менталитет у местных жителей был явно несоветский, и уже тогда нас не любили и не уважали. Отношения были совсем другие, не те, что раньше. Они почему-то решили сначала, что мы приехали помогать армянам в их борьбе с азербайджанцами за спорную территорию. А ведь мы еще регулярно выезжали в Шушу, это была азербайджанская территория, откуда изгнали армян, мы там встречались в гостинице с нашей агентурой. Ездили туда на гражданской машине под предлогом покупки продуктов, так как в Степанакерте продуктов не было. Закупали консервы, трехлитровые банки соленых огурцов, помидоры… В пустые стеклянные банки потом в гостинице наливали воду: в Степанакерте не то что пить, умываться и постирать даже технической воды не было, а мы каждый день брились, офицеры все же… Да и приехал, например, я в Нагорный Карабах в пиджачной паре с небольшим набором белых рубашек и галстуком. А вместо обещанных 40 дней пришлось задержаться на полгода.
Вернувшись в Челябинск, Геннадий Истомин продолжил занятия спортом и в 70 лет стал чемпионом России по легкой атлетике среди ветеранов.