Прошедшая неделя была самой жаркой для российской общественной жизни с 90-х годов.
Прошедшие события показали, что СМИ играют ключевую роль в российской политике: одни – путём информирования, другие – путём замалчивания. С вопросами о состоянии дел в российских СМИ «АН» обратились к патриарху журналистики – президенту журфака МГУ Ясену ЗАСУРСКОМУ, занимавшему пост декана с 1965 по 2007 год.
Партийный контроль
– Ясен Николаевич, что скажете об этом замалчивании?
– Обычная практика нашего телевидения. Показывают только то, что выгодно.
– Можно ли после этого назвать телевидение профессиональным?
– Я бы назвал это профессиональным уклонением от своих обязанностей. Конечно же, телеканалы ещё больше потеряют доверие. В своей работе они постоянно консультируются с государственными руководителями разных уровней. Телевидение считает, что обслуживает интересы государства, хотя странно их понимает. Скорее это интересы правящей партии. То есть тележурналисты вернулись к партийному контролю. Хорошо, что хотя бы во время выборов появляются какие-то дискуссии. Они не столь острые, как в США, Германии или даже Польше. Но хоть что-то. Я лично очень доволен тем, что в эфир попало сообщение о мальчике, который выступил против агитации «Единой России» в школе.
– Известно, что «Нереальную политику» на НТВ закрыли после того, как вы с вашей студенткой обсудили в программе визит Медведева на журфак, в ходе которого охрана президента задерживала студентов.
– Закрытие «Нереальной политики» – просто безобразие. Этот выпуск можно посмотреть в Интернете: в нашей беседе не было ничего «такого». Мы мирно разговаривали. Тина Канделаки старалась помочь нашей студентке найти темы для материалов. Всё было направлено на то, чтобы исчерпать эту скандальную ситуацию. Если уж даже такую программу закрывают… Тина и Андрей (Колесников. – «АН») – блестящие журналисты. Они умеют даже о Путине рассказать так, что это звучит интересно и не серо. Я не могу предположить, какой логикой руководствовались те, кто пожелал закрытия передачи. Мы вернулись к тем временам, когда в агитпропе работали не очень умелые люди. Я допускаю, что такие вещи делают по прямым поручениям из аппаратов президента или премьера.
– Тоскуете по временам двадцатилетней давности?
– Такое замечательное время для журналистики, как начало девяностых, нескоро наступит. В чём-то это было утопическое время, золотой век. Газеты и телеканалы перешли из рук партии в руки журналистов. Журналисты могли писать абсолютно всё, что считали нужным. Но это продолжалось недолго – по экономическим прежде всего причинам. Будучи независимы от влияния государства, газеты по-прежнему издавались на государственные деньги и потому ещё не ощутили на себе всю сложность рыночной экономики. Когда это золотое время кончилось и журналисты оказались в свободном плавании, им пришлось искать финансовую поддержку – у банков, у крупных корпораций. Пресса стала оказывать им ответную поддержку. С тех пор приходится говорить о том, что журналисты обслуживают интересы олигархов и недостаточно защищают необходимость социальной политики. К сожалению, рекламы до сих пор слишком мало для поддержания жизни газет, а тогда её было ещё меньше. В этих условиях журналистика оказалась под контролем крупного бизнеса и, как следствие, органов власти, поскольку крупный капитал тесно сотрудничает с властью. Телевизионная реклама исчисляется миллиардами долларов, поэтому телевидение могло бы быть независимым, но оно подвергается воздействию государства в первую очередь. И немудрено: телевидение видит вся страна, а газеты, даже федеральные, – нет. В том числе и вашу. В России нет ни одной газеты, тираж которой в одном городе был бы свыше двух миллионов.
Надежда – на прессу
– Выходит, журналисты отдали свободу?
– Сдерживающее влияние государства даёт о себе знать. Журналистика во многом утратила культуру аналитического подхода к событиям в стране. Таких газет осталось очень мало. Государство использует разные способы ограничения доступа к информации. Газеты не получают информацию оперативно и не всегда к этому стремятся. После выборов 1996 года и особенно после отставки Бориса Ельцина положение прессы становится хуже и хуже – критические элементы всё больше снижаются. И это, конечно, ей не к лицу. Ведь люди по-прежнему ждут от прессы, чтобы она была гарантом правдивой информации. Именно в этом смысле её понимают как четвёртую власть: если все три власти что-то утаят, то четвёртая – расскажет.
Справедливости ради надо отметить, что газеты так или иначе по-прежнему выполняют эту функцию. Критика – по большей части в газетах. В телесетке найти критику крайне трудно. Кстати, когда люди говорят, что не смотрят телевизор, имеются в виду в первую очередь не сериалы, не развлекательные программы, а новостные – у них самый низкий рейтинг. Впрочем, у прессы тоже есть существенная болезнь: наши газеты не охватывают весь спектр событий. Если вы хотите узнать, что происходит в мире, то нашу прессу читать бесполезно. Только что были выборы в Латвии – газетам это неинтересно, хотя, казалось бы, Латвия находится так близко. Да, освещается мировой кризис, но недостаточно проясняется, как он влияет на положение дел в России.
Пресса не прописывает в достаточной степени даже механизм формирования цены на нефть. Не все, например, знают, что важную роль в этом процессе играет Китай: когда он начинает свои строительные проекты, увеличивается спрос на сырьё. В этом смысле лучше газет работают профильные журналы. У экономических журналов постепенно растут тиражи. Но им всё равно далеко до Financial Times, который читают во всём мире. Качественная пресса в России, увы, развивается недостаточно.
– Говорят, ей мешает Интернет.
– Это неправда, Интернет ничему не мешает. Его ниша – быстрота, на аналитике он не специализируется. Так что по-прежнему вся надежда – на прессу. В ней есть журналисты, которые понимают, что происходит, и могут об этом толково рассказать. Хорошо, что пресса продолжает иметь вес в обществе и что люди могут получать информацию не только в контексте сегодняшнего дня, но и на перспективу.
– Когда я поступил на журфак в 2001 году, модной темой студенческих работ был «захват» оппозиционного НТВ…
– Конечно, приходится сожалеть, что такого телевидения с тех пор не было и нет. Гусинский влиял на политику НТВ, так же как Березовский – на политику ОРТ. Разница заключалась в том, что через Березовского государство могло влиять на телевидение, а через Гусинского – нет. Журналистов, которые после работы на оппозиционном НТВ стали работать на правительственных каналах, трудно заподозрить в искренности. У них острый глаз – они всё видят, всё понимают. Получается, они наступают на горло собственной песне, как говорил Маяковский. Ради чего? Трудно сказать. В телевидении огромное значение имеют престиж и прочие внешние факторы. За ними уже не видно высоких целей, как за деревьями не видно леса.
– Как вы относитесь к политическому юмору на телевидении? «Мультличности», «Прожекторперисхилтон», где в общем-то умные люди изображают шутов с бубенцами…
– Бр-р-р. Это вредит как политике, так и журналистике. Настоящая политическая передача – это «НТВшники». Острая, живая программа. Она сохраняет лучшие традиции старого НТВ, которых, увы, так мало в других передачах этого канала. Там в основном теперь кровь, слёзы и пошлость. А шоу «НТВшники» затрагивает существенные вопросы.
Старший профессор
– С чем вы связываете снижение литературности журналистики? Есть ли сейчас авторы уровня Аграновского, Щекочихина, Рубинова?
– Я бы сказал, что это общая проблема: падение уровня грамотности, школы, той речи, которую мы слышим с экранов телевизоров. Сыграл свою негативную роль Интернет, где люди общаются через пень-колоду. Тем не менее литературный язык остаётся. Тот же Колесников приближается к уровню авторов, которых вы назвали. Ещё я бы выделил Михаила Ростовского и Юлию Калинину.
– После ухода с поста декана вы занимаете уникальную должность – президент факультета. Её ввели специально для вас? Почему вы не остались просто профессором?
– Эту должность мне предложил ректор. Она позволяет использовать мой опыт в управлении факультетом, сохранять традиции. Никаких особых полномочий, кроме участия в заседаниях совета, она мне не даёт. Но я могу оказывать поддержку более молодым сотрудникам в их руководящей деятельности.
– В вашу бытность деканом журфак часто критиковали за мягкость порядков. Некоторые студенты имели хвосты с прошлых или даже позапрошлых курсов.
– Это была целенаправленная политика. Я считаю, что работа с молодыми журналистами очень сложна. И сразу не определишь, чего каждый из них может добиться. Гибкая политика позволила не вылететь с факультета многим талантливым журналистам. Будучи творческими людьми, они нуждаются в мягком подходе. Жаль, что министерство не одобряет свободные посещения.
Конечно, лекции – это хорошо. Я сам лектор. Но я понимаю, что есть Интернет, где море информации. Практика свободных посещений больше соответствует реалиям. Высшее образование должно давать студентам возможность использовать их дорогое время с максимальной пользой. Кстати, вспомним эксперимент, который мы проводили на факультете несколько лет. Сократив пару до астрономического часа, мы добились большей посещаемости. В Америке многие университеты переходят на часовые занятия. Увы, эту меру мне отстоять не удалось.