В Москве на этой неделе, состоялось два примечательных события. 26 ноября открылся 50-й Антикварный салон в Гостином дворе, а 27 ноября в пространстве Е.К.АртБюро в Малом Кисельном открылась выставка графики Василия Шомова.
Художник Василий Шомов.
Про титаническую работу Елены Куприной-Ляхович, директора Музея “Московский архив нового искусства” и основательницы Е.К. АртБюро, по сохранению наследия московских художественных сквотов, мы писали почти четыре года назад здесь. Я же 27 ноября, с её помощью и с подачи медиа-куратора Анны Свергун, для себя открыл нового художника - Василия Шомова. Ему 64 года, он закончил 3-й медицинский институт по специальности “лечебное дело”, пятнадцать лет проработал психиатром, потом издавал много лет глянцевый журнал для Аэрофлота, а несколько лет назад занялся живописью и графикой.
Японские вазы эпохи Мэйдзи по цене роскошной квартиры.
Четверть века назад, мой друг, галерист Игорь Метелицын, во многом привнёсший цивилизацию на российский арт-рынок, тогда ещё находившийся во внутриутробной стадии, сказал мне, что берёт в свою галерею художников только после тридцати лет. Я удивился, ведь молодёжь такая креативная. Да, сказал мне Метелицын, но в работе галериста очень важна стабильность и надёжность, а у молодых художников в голове ветер, а из другого места идёт дым. Чтобы вкладываться в художника, надо быть уверенным в его психической стабильности, что он будет выдавать определённое количество работ в год, что пьянка и бабы не будут мешать работе, что он будет верен мне как своему галеристу, и не будет заниматься всякими левыми делами, ибо уровень цен на работы определяет прежде всего галерист - без галеристов нет организованного рынка со стабильными и растущими ценами. Голодный художник, вылетевший из приличной галереи, начнёт демпинговать, продавая работы “колёс” за бесценок, лишь бы похмелиться и заплатить за электричество. Это ударит по серьёзным коллекционерам, которых серьёзный галерист убедил купить работы художника за серьёзные деньги. Дуркующий художник ломает карьеру себе и разрушает результаты долгой работы галериста, обесценивает всё, что было вложено в организацию его выставок, в публикации, в издание каталогов. Поэтому, завершил свою мысль Метелицын, я беру только тех, кого судьба уже покрутила, кто уже нахлебался, и кто уже будет себя вести прилично и дисциплинированно, потому что искусство - это не про креатив, а про систему “художник-галерист-критик-коллекционер-куратор-музей”. И художник в этой системе далеко не самый главный. Как любят повторять все арт-дилеры: если в Нью-Йорке на улице в Сохо стоит мешок мусора, то это просто мешок мусора, но если его занести в галерею Лео Кателли и повесить рядом табличку, то это уже серьёзный объект концептуального искусства за два миллиона долларов.
Работы Василия Шомова.
Живописные работы Василия Шомова - это чистой воды супрематизм. Но в графике он пошёл дальше. Используя разные виды перспектив в одних работах, прямую и обратную, как в иконах, он геометрически разворачивает и выворачивает пространство и находящиеся в нем объекты. Этот цикл у него называется “Окна в мир” и он начал открывать окна в космос, ему зашли идеи русского космизма. Лично я пришёл в восторг от одной работы - “Красный стул и чёрный квадрат”. Нашему народу в большинстве своём надо до сих пор пояснять значение чёрного квадрата для мирового искусства. Увы, это издержки воспитания на учебниках “Родная речь”, где всё искусство сводится к прилетевшим грачам Саврасова. Работа, к слову исказила реальность, потому что я был в местах, в окрестностях города Галича, с которых Саврасов писал, и в то же время года. Не то. Дело в том, что грачи прилетают в марте, а снег сходит в позднем апреле в этих краях. В общем, все художники обращаются с реальностью как хотят, и в этом суть настоящего творчества.
Чёрный квадрат - это, если и не наше всё, то многое, очень многое, большая часть. Наши граждане до сих пор не догоняют, что в мире ценится только русский авангард, а Шишкин с Айвазовским, и даже Тропинин, Кипренский, Брюллов и Крамской суть второй и третий сорт. Для нас первый, ибо это своё, родное, но таких денег, как Шагал, Кандинский, Малевич они не стоят. Чтоб было понятно, насколько продвинутая западная публика ценит русский авангард: когда Заха Хадид, революционерка от архитектуры, приехала первый раз в Москву, она потребовала, чтоб её везли не на Красную площадь, на кой ей сдался ГУМ, куранты и лубочный Василий Блаженный, а на задворки американского посольства, где стоял почти разрушившийся Дом Наркомфина, построенный Моисеем Гинзбургом в конце 1920-х. Приехав, Заха выползла из машины и прямо перед этим домом бухнулась в снег на колени и зарыдала. Настолько она была потрясена русским конструктивизмом. Собственно, вся современная архитектура Запада и всего мира выросла из русского авангарда. Который в СССР был под запретом с начала 1930-х годов и вплоть до падения советской власти. И нам в МГУ в 1980-х годах, будущим искусствоведам, ничего специального о русском искусстве начала 20-го века не читали, только в личных посиделках с преподавателями за стопкой чая мы узнавали об искусстве того времени, когда Россия была впереди планеты всей не только в области балета.
Джозеф Кошут. Один и три стула. 1965 год.
Так вот, Шомов изображает чёрный квадрат, а рядом с ним, в ломанной перспективе, красный стул. Стул занимает в истории современного искусства особое место. Живой классик современного искусства, которому в следующем году исполнится 80 лет, Джозеф Кошут, создал в 1965 году работу “Один и три стула”. По знаковости для современного искусства это сопоставимо с “Черным квадратом” Малевича, “Фонтаном” Марселя Дюшана и “Шагающим человеком” Джакометти. Работа “Один и три стула” представляла собой стоящий у стены стул, фотографию этого стула и надпись, цитату из энциклопедии, дающую определение, что такое стул. Для человека с неразвитым умом в этой композиции нет ничего удивительного, ну стул, ну фотка, ну бумажка с текстом. Для лица вдумчивого это потрясающая вещь - вот сам объект, оригинал, вот его запечатленный, искусственный образ, но визуальный, и вот текстовое, лингвистическое описание. Вроде бы феномен один, но почувствуйте разницу: на одном объекте можно сидеть, и щупать, другой только созерцать, а третий только создавать в собственном воображении, но стул один и тот же. И стул сделан красным, потому что это отсылка к красному квадрату: это тоже работа Малевича 1921 года, но до него и черный квадрат, и красный квадрат, и белый квадрат были созданы Альфонсом Алле в 1880-х годах. Под его красным квадратом стояла подпись “Уборка урожая помидоров на берегу Красного моря апоплексическими кардиналами”, а под чёрным “Битва негров в пещере глубокой ночью”. Но тогда общественность до этого не дозрела, это была эпоха нарождающегося ар-нуво, у нас известного как “русский модерн”; впоследствии, сплавившись с конструктивизмом, будет в 1925 году рождён стиль “ар-деко”.
Василий Шомов, как и я в своих художествах, любит интерпретационные оммажи знаменитым произведениям. Например, все знают работу Серова “Девочка с персиками”. Но вот в лаконичном изложении супрематической графики мы узнаём комнату и обстановку этой картины, но стул пуст - девочка ушла, бросив персики. Ну не восхитительный ли разворот событий? Где девочка? Ушла! Это всё напоминает и перекликается с работой 1965 года одного из главных московских концептуалистов Ильи Кабакова “Чья это муха?” Мы также можем спросить: “Где эта девочка?” и ответов может быть множество: “Она пошла пописать” или “Она пошла позировать Врубелю в картину “Тамара в гробу”. Последний ответ - чистая правда, у Серова изображена Вера Мамонтова, богатейшая наследница купеческой династии, умершая в три дня от скоротечной пневмонии, и её, почившую, Врубель запечатлел для иллюстрации лермонтовского “Демона”. Зная историю искусств, получаешь огромное наслаждение от этой игры со смыслами, реальными и вымышленными персонажами, в голове рождаются всякие художественные фанфики, в общем, уже не стыдно за бесцельно прожитые годы. Стоит посетить выставку Василия Шомова хотя бы для общего развития, посмотреть, как живут и развиваются идеи русского авангарда сто лет спустя.
Интерьер Девочки с персиками без девочки. Работа Василия Шомова.
Антикварный салон
Антикварным салон можно назвать условно, это салон изысканных и редких предметов роскоши не для массового потребителя, а для людей со вкусом. И со средствами. Как учил меня мой научный руководитель Алексей Никишенков: чтобы быть джентльменом, надо иметь средства, чтобы быть джентльменом. Очень умно, должен заметить. Потому что ещё в 14-м веке на стене первого в мире банка, открытого во Флоренции, в камне была высечена надпись: человек без денег бессловесной скотине подобен.
Зарисовки из 50-го Антикварного салона.
Открывал салон Василий Бычков, который много лет был директором ЦДХ, до того, как его передали Третьяковке. Очень хороший и толковый человек, мне помог в своё время, лет двадцать назад. Я не ожидал, что на предварительный показ придёт столько народу. Реально было не протолкнуться, а ведь это люди пришли по приглашениям, то есть те, кого организаторы считали клиентелой, а не праздношатающимися зеваками. То есть у отдельных категорий трудящихся и узкой прослойки тунеядцев деньги есть. Что характерно для текущего момента? С книгами был всего лишь один стенд. Я поговорил с хозяином антикварной книжной лавки, спросил, почём бы он купил моего “Брокгауза и Ефрона”. На что он сказал, что эти энциклопедии стоят от ста тысяч до миллиона, в зависимости от состояния. Я сказал, что состояние хорошее, я был единственным читателем, кто в детстве прочёл - или хотя бы пролистал - все томы от корки до корки. Он вздохнул и сказал, что продать бумажные книги уже почти невозможно. Я согласился с этим тезисом. Я сам купил единственную бумажную книгу первый раз за полгода, “Брутальность факта. Интервью Фрэнсиса Бэкона Дэвиду Сильвестру”, и только потому, что не было в продаже электронной версии. Все энциклопедии нынче оцифрованы, а читать старинные фолианты - удел немногих энтузиастов, которые знают, что и где они хотят вычитать. Похоже, что даже мода на старинные библиотеки ушла - на стенде мебельной итальянской компании “Франческо Молон”, стилизующую свои новоделы под старину, книжных шкафов не выставлялось.
Из понятных и интересных вещей на стенде Инны Хегай я нашёл Тропинина, дядьку с гитарой, уменьшенную авторскую копию большого оригинала, вроде бы за неё просили 140 тысяч долларов, что вполне разумная цена. У галереи, которая базируется в гостинице “Украина”, было два стенда. На одном я заприметил две работы недавно почившего Олега Целкова, его “Морд” в различных комбинациях, за них просили по 100 тысяч долларов, и там же работу Оскара Рабина, за которую просили 140 тысяч. На другом их стенде из интересных вещиц были две здоровенных японских вазы эпохи Мэйдзи, это вторая половина 19-го века, за них просили 30 миллионов рублей, и достаточно крупную, полуметровую, бронзовую статуэтку Чарльза Сайкса “Дух экстаза”, знакомую всем по капотам Роллс-Ройсов. За неё просили 5 миллионов рублей. Для счастливых обладателей Роллс-Ройсов это вполне посильно, учитывая, что сейчас цены на новые и почти новые авто колеблются от 50 до 105 миллионов, в два раза дороже, чем до февраля 2022 года, когда официальный дилер не закрылся, и Роллс-Ройс Моторс шваркнул доверившихся ему россиян.
Из ювелирных украшений на меня наиболее благоприятное впечатление произвели изделия Олега Тарутина. У россиян многих, стремящихся к роскоши, шиком считается носить золотой гвоздь и браслет Love на шурупчиках от “Картье”, примитивную скобку с Т-образными концами от “Тиффани”, какие-нибудь кольца с римскими цифрами от “Булгари”, но это всё для лохов, масс-маркет, стоящий 15 концов. Также как не оденет “Ролекс”, при всём уважении к качеству механизмов, разве только линейку “Челлини”. У Тарутина изделия выглядят как приличные вещи из раньшего времени, когда дамам их любящие мужья заказывали украшения под уникальные женские лица и пальцы. Нас с супругой удивило, что внутрь колец Олег Тарутин вставляет пружинящие лепестки, нежно обхватывающие изнутри дамский пальчик. Это сделано для того, чтобы дама не потеряла кольцо, ведь руки могут отечь, толщина пальца может измениться на миллиметр, этого вполне достаточно, чтоб кольцо незаметно слетело, и дело не только в денежной потере - большинство изделий существуют в единственном экземпляре. Тарутин развивает традиции русского дореволюционного искусства, ориентируясь прежде всего на наследие Фаберже.
Из интересных людей я встретил Максима Арциновича. До этого мы с ним только переписывались по каким-то поводам, а тут познакомились вживую. Это интересный человек. Ему чуть за пятьдесят, он бывший морской офицер, спортсмен-марафонец, содержатель нескольких приютов для бездомных животных. В девяностые годы и в нулевые он возил швейцарские часы в Россию, а потом решил создать свой ювелирный бренд Maximillian специально для заграницы. У него два бутика - один в Лондоне, другой в Дубае, где отовариваются члены королевских семей из монархий Персидского залива. В России он только живёт, но вот привёз какие-то свои ювелирные изделия. Я ими не интересовался, мне был интересен он как человек. Он мечтал раскрутить свой ювелирный бренд до капитализации в миллиард долларов, как это сделали Лоуренс Графф и Фаваз Груози. Дай-то Бог. Надеюсь, мы с ним поговорим об этом и о том, где и как русским людям вести люксовый бизнес в мире.
Мнения, высказываемые в данной рубрике, могут не совпадать с позицией редакции