Обрушившийся на человечество covid, для массового успокоения кокетливо названный политиками пандемией, давно уже заявил о себе как о самой свирепой и безжалостной сегодня мега-эпидемии на планете.
Но мир и до того знавал многие злые хвори: чума, сыпной тиф, испанка, холера, оспа, свиной и птичий грипп, лихорадка Эбола и многие другие напасти, унесшие в мир иной десятки миллионов человеческих жизней.
Болезни не признают географических границ, им неведомы человеческие страдания, они в прямом смысле могут менять законы и политические устои государств, смещать правительства, разваливать армии, поднимать людей на бессмысленные и беспощадные бунты, чему в истории предостаточно примеров. Предлагаю обо всем этом поговорить: похоже, время пришло. Увы…
Чума на ваши головы!
Фраза, вынесенная в заголовок – не игра слов, но реальное проклятие, родившееся на Руси во времена периодических эпидемий этой страшной болезни.
Одна из первых массовых волн чумы накрыла Москву еще в 1770 г. Врачи той поры, не имевшие ни лабораторий, ни лекарств, ни элементарных глубоких медицинских познаний, не могли понять, почему еще вчера вроде бы внешне здоровый человек, уже сегодня вдруг покрывался черными пятнами и в муках умирал.
Так как единичные случаи очень скоро стали повторяться все чаще и чаще, ситуация стала напоминать не случайные разовые заражения, но опаснейшую тенденцию, которую сегодня мы называем «эпидемией». Последовало тщательное расследование, которое дало неутешительные результаты.
Выяснилось, что первые признаки страшного заболевания были замечены среди солдат русской армии, вернувшейся домой в сентябре 1770 г. с учений из Молдавии. В ноябре того же года в московский госпиталь поступил один из участников того похода с очевидными признаками чумы. Его положили в общую палату, где он через несколько дней в муках и скончался, успев заразить остальных пациентов. Вскоре с теми же признаками скончался и анатом, вскрывавший умершего. В госпиталь стали поступать другие больные. Стало понятно, что вернувшаяся домой армия уже глубоко инфицирована неизлечимой болезнью. Собственно, для полковых врачей это событие неожиданностью не стало: наши войска по пути домой продвигались по молдавской территории, где тогда уже вовсю свирепствовала именно чума. Никаких средств профилактики, тем более – нужных лекарств в армии тех лет (да и в обществе в целом) конечно не было. Выстоявшая в боях гвардия стала массово и трагично проигрывать беспощадной болезни.
Московские власти, понимая, что время упущено и страшный вирус уже давно вырвался наружу, все же попытались создать подобие карантина, поспешно оцепив госпиталь войсками. Вскоре большая часть уже самого оцепления тоже оказалась на больничных койках, а затем и на кладбище. Только после этого губернаторские чиновники перестали кокетливо называть чуму «заразной горячкой» и гласно признали масштаб беды.
Тогдашний генерал-губернатор Москвы Петр Салтыков, направив императору в Петербург безрадостные отчеты (сотни умиравших в сутки), повелел ввести в Москве жесточайший карантин, который уже сегодня стал называться локдауном: были закрыты трактиры, бани, торговые лавки, рынки. Все приезжающие в город немедленно изолировались в отдельные помещения для карантина, но…
Информация о размере беды, излечиться от которой не было никакой возможности, со скоростью самого вируса уже гуляла по столице. Люди стали подозрительны и беспощадны к тем, кого можно было даже лишь заподозрить в наличии инфекции. Таковых насильно волокли в «карантинные дома», сопротивлявшихся избивали, а то и убивали на месте. Ситуация стала быстро выходить из-под контроля, особенно после того, как сам губернатор Петр Салтыков, прихватив семью и вовсе свалил «от греха» из города в загородное поместье. Увидев на горизонте лишь его сановные пятки, тем же путем двинулись и многие чиновники во главе с главным полицейским Москвы Николаем Бахметевым. Брошенный на произвол судьбы город залихорадило как в прямом, так и в переносном смысле.
Впрочем, возьмем историческую паузу: к повально заболевшей Москве вернемся чуть позже, а сейчас поговорим о некогда непобедимой армии Наполеона времен ее нападения на Россию в 1812 г. И вот зачем…
С барышнями не общаться, продуктов не брать!
Примерно такие команды были отданы французскими полковниками своим солдатам во время того похода. В Европе уже хорошо знали, что такое чума, тем более армия Наполеона по пути к Москве ступила в Польшу, в которой как раз в те дни свирепствовала страшная болезнь и через которую французам, увы, необходимо было пройти. Но, как говорится, «гладко было на бумаге, да забыли про овраги…».
Весенняя распутица превратила сельские польские грунтовки в малопроходимые болота, тыловые обозы с продуктами, медикаментами, и прочими припасами где-то безнадежно застряли, солдатам и офицерам стал угрожать реальный голод. Поэтому французские командиры смотрели сквозь пальцы на то, как их солдаты в прямом смысле грабили польских крестьян, отбирая у них все, что можно было затем съесть. Ни о какой дезинфекции не было и речи, воду пили прямо из колодцев, куда стекала и талая вода с грязью, а то из природных водоемов без всякого, естественно, кипячения. Ко всему прочему, домашние животные, которых солдаты тащили из польских хлевов и с пастбищ, уже тогда были активными переносчиками тифозных вшей, которые активно начали осваивать и немытые тела французов. Что делать, антисанитария на войне всегда была вечным спутником как отдельных солдат, так и целых армий. Французы исключением не стали.
Вскоре среди солдат и офицеров начался массовый мор и от чумы, и от сопутствующих ей дизентерии с кровавым поносом. За непродолжительный переход по Польше к литовскому Вильно болезнь унесла из армии Наполеона более 30 тысяч солдат и офицеров! Ко всему начался массовый падеж скота: за несколько дней лишь конница потеряла тысячи лошадей. Старые вояки из наполеоновской гвардии не могли припомнить ни одного сражения на поле боя, которое по потерям могло бы сравниться с этими цифрами. Картина была ужасной: обочины польских дорог были завалены телами как уже умерших, так и умирающих военных. Лошади умирали на ходу, опрокидывая в грязь повозки с одеждой, боеприпасами и скудными медикаментами.
В самом Вильно французы экстренно заняли под госпитали местные монастыри и церкви, выбросив на улицу монахов и разместив внутри еще несколько тысяч обреченных, но… Болезнь уже вовсю завоевала армию и прекращать свое гиблое дело вовсе не собиралась. Вскоре т.н. больницы, переполненные заболевшими, и сами превратились в опаснейшие очаги болезни. А впереди была еще дорога на Москву…
Вперед и только вперед!
Наверное, еще одна стратегическая ошибка Наполеона (помимо того, что он вообще решился напасть на Россию) была в том, что несмотря на массовый мор в армии, он таки свой приказ идти на Москву не отменил. Это, конечно, было неверным решением императора: ведь Наполеону была хорошо известна печальная статистика по армии во время ее предыдущих баталий в Австрии, Испании, Португалии и т.д.: более 300 тысяч умерших от болезней и всего около 100 тысяч павших в сражениях! Но кампания 1812 г. кратно превысила и этот страшный счет: вирус, набравший смертоносную силу, шел в атаку быстрее хваленых гренадеров.
После взятия Москвы и последующего бесславного отступления французская армия, уже вступившая в наш город, будучи полностью больной сыпным тифом, на обратном пути стала терять и последние силы, и редевший личный состав. Разграбленные ими же города и деревни были пусты, жители ушли в народное ополчение, в партизаны и просто в леса, забрав с собой и продукты, и одежду, и скот. У французов начался голод, усиленный и самой чумой, и дизентерией, и холерой. В пищу стали употреблять павших лошадей и иную падаль, воду пили прямо из луж, что лишь кратно усиливало рост заболеваний.
Послевоенные историки, изучавшие тот фатальный для Франции поход в Россию, подсчитали, что лишь в Европе инфицированные французские солдаты заразили более трех миллионов (!) человек, по сути, поставив и ее на грань вымирания. Когда выдохшаяся армия бесславно вновь вошла в Вильно, то это уже была не столько боеспособная единица, сколько деморализованная и насквозь больная огромная толпа оборванных, голодных и завшивленных людей.
В Вильно они попытались сделать привал и передохнуть. Для этого вновь были заняты все более или менее пригодные помещения, включая сараи, конюшни, свинарники и т.д. Т.е. все, что имело хоть какие-то стены и крыши. Но это помогало мало: мор был гораздо беспощаднее и косил ослабших вояк тысячами. Тела умерших лежали вповалку, еще живые переползали через них, чтобы тут же, на грязном полу тоже сделать последний вздох… И таких ушедших из жизни страшно, лишь в Вильно были десятки и десятки тысяч. А сколько их осталось на обочинах бесславного пути?...
Наполеон же, как всем известно, бросив остатки им же униженной и умирающей от ран, голода, болезней армии, ускакал с остатками гвардии в Париж к своей возлюбленной Жозефине Богарне, чего нация ему не простила и что в конечном итоге и стало его полным жизненным крахом в ссылке на острове св. Елены. Лично я считаю таковой финал вполне закономерным и справедливым. Но вернемся в Москву 1770 г.
Молитва против болезни?
Того или тех, кто тысячелетия назад сформировал в сознании людей религию, можно смело называть спасителями человечества: обретенная вера и в свои, и в некие высшие силы спасла много миллионов человеческих жизней во время различных катаклизмов. Во время Отечественной войны даже самые ортодоксальные коммунисты перед боем нередко осеняли себя крестом и не стесняясь вслух просили: «Господи, помоги!». С разрешения самого Сталина над войсками перед их решительными наступлениями советские летчики совершали облеты с чудотворными иконами на борту самолетов. По силе воздействия до сих пор религиозных догм на умы всего человечества интернет Билла Гейтса можно сравнить, пожалуй, лишь с поделкой в пионерском кружке «Умелые руки»… Впрочем, вернемся в Москву 1770 г.
Брошенная на произвол судьбы Москва была близка и к физической, и к социальной катастрофе: активно росла смертность, кончалось продовольствие, где-то уже начались грабежи амбаров и складов, закрытых из-за болезни. В ситуацию решила вмешаться церковь… Священники, будучи людьми образованными, реально понимали, что одним божьим словом болезнь не победить и в своих проповедях они призывали паству, как только можно, самостоятельно предохраняться от возможного заражения: не собираться в толпы, не обниматься, воздержаться от традиционных среди христиан приветственных поцелуев и т.д. Тогдашний московский архиепископ Амворсий своей властью даже запретил на время эпидемии крестные ходы, массовые молельные песнопения и прочие церковные обряды с поцелуями икон в храмах, и собирающие много людей в одном месте, но… нашлись и в церкви провокаторы, которые тут же использовали сложную ситуацию в своих внутренних противостояниях и интригах с прогрессивным Амвросием.
По возбужденной Москве пронесся кем-то пущенный слух о том, что дескать перед ликом Богородицы в церкви Всех святых уже и так много лет не служили молебнов и пришедшая в город страшная болезнь – не что иное, как Божье наказание за это святотатство и стоит лишь отслужить достойную службу с массовым поклонением образу Богородицы, как болезнь сразу отступит. Тут же прошел слух и о том, что перед образом Богородицы необходимо зажечь особую гигантскую свечу, якобы на создание которой «активисты» тут же начали всегородской массовый сбор денег. Амвросий и другие прогрессивные священники прекрасно понимали, к чему может привести эта «псевдоспасительная» инициатива и, как могли, попытались ей противиться, но… время было упущено.
Тысячи перевозбужденных горожан хлынули к Варварским воротам церкви Всех святых, чтобы помолиться перед иконой Богородицы и приложиться к ее лику. Отчаянные призывы священников к пастве образумиться, оставались не услышанными, а иных, особо настойчивых святых отцов возбужденная чернь начала массово избивать. Тогда Амвросий предпринял последнюю попытку социализировать и нормализовать обстановку: он приказал дьякам уже собранные на свечу по Москве деньги опечатать в одном месте, а икону с ликом Богородицы снять и скрыть от толпы. Это было хоть и спонтанное, но на тот момент, пожалуй, единственно верное решение. Впрочем, у архиепископа просто не было иного выхода. Зато он уже был у взбунтовавшейся толпы.
Тысячи обозленных горожан с криками: «Богородицу украли! Нас грабят!» вломились в Чудов монастырь на территории Кремля, где надеялись найти враз ставшего ненавистным Амвросия. Но архиепископ к тому времени уже укрылся у верных ему монахов в Донском монастыре, и агрессивной толпе пришлось довольствоваться бочками с кагором из подвалов Чудова монастыря, что еще на сутки приостановило массовое развитие трагических событий. Пьяные толпы бунтовщиков, на словах ратующих за веру, в один миг разграбили Чудов монастырь, избивая монахов, перебив многие иконы и осквернив его святыни, после чего двинулись к Донскому подворью, где и скрывался Амвросий.
Теперь пьяная толпа по законам русского бунта «бессмысленного и беспощадного» жаждала лишь одного: крови! Амвросия, пытавшегося остановить обезумевшую, свою еще вчера кроткую паству, не только Божьим словом, но и призывали к разуму человеческому, никто не стал слушать. Его жестоко избили и уже убитого просто бросили на площади монастыря. Почуявшая же первую кровь толпа двинулась «мстить» лекарям, которых провокаторы уже записали в верных пособников Дьявола.
Светская власть, которую в те же дни представлял лишь командующий московским гарнизоном генерал Еропкин, пошла на крайнюю, но единственно верную акцию: в город ввели войска. Многотысячная армия верных присяге солдат и офицеров за три дня усмирила бунт. Да, были и стрельба, и картечь, и штыки, и много погибших, но иного пути у генерала Еропкина просто не было. По сути, он своим вмешательством в ситуацию, спас не только Москву, но и всю Россию от очередного неуправляемого авантюрного и гиблого бунта.
В Москву из Петербурга экстренно прибыл граф Григорий Орлов и сразу учинил массовое дознание причин этой трагедии. Власть этого чиновника, фаворита самой императрицы, была огромна. Он быстро разобрался в причинах бунта и принял по тем временам поистине прогрессивное решение: не стал наказывать рядовых бунтовщиков, повелев отправить на каторгу лишь активных зачинщиков и предав суду экс-губернатора Салтыкова «со товарищи».
Но главное, что сделал Орлов, это то, что лично пересмотрел условия оплаты и содержания самих врачей и их подручных. В результате по всей Москве было экстренно начато строительство новых «карантинных домов», куда строжайше было запрещено загонять насильно горожан с признаками болезни. Для их добровольного визита к лекарям Орлов повелел каждому такому «добровольцу» выплачивать из казны по 15 копеек в день. Тем, кто добровольно прошел карантин и уходил домой, власти единовременно платили: семейным – по 10 руб., холостым – по 5 рублей. Деньги по тем временам очень и очень приличные. Врачам же, непосредственно находившимся в «красных зонах», положили месячное жалование до 50 рублей, что в то время вообще было финансовым чудом: ведь до этого годовой суммарный доход опытного лекаря в лучших случаях доходил лишь до… «ста рублев ассигнациями» в год.
Ко всему прочему, экстренно была пересмотрена вся логистика поставки в города продовольствия, одежды, медикаментов, была реорганизована система водоснабжения и очистки сточных вод и т.д. В общем, поговорка «не было бы счастья, да несчастье помогло», как видим, родилась на Руси не на пустом месте. В результате всех преобразований, прогрессивных даже по нынешним временам, уже в 1772 г. чумная эпидемия в России была побеждена.
P.S.
Вспомнить о тех тяжелейших для России временах заставила уже ситуация нынешняя: такое же дремучее неверие в вакцинацию, упорное атавистическое нежелание соблюдать и масочный режим, и необходимую дистанцию, активность дилетантов, орущих, что, дескать, никакого вируса вообще нет и т.д. Пока вместо массового иммунитета в России закрепляется массовый психоз, увы…
А сколько случаев невыплат нашим медикам их законных «ковидных» доплат, даже после самых высочайших «последних предупреждений»? Где все эти деньги? Думаю, что если всех российских следователей, дознавателей, прокуроров и т.н. их добровольных помощников, одномоментно командировать на разгадку этого ребуса, толку будет мало. К сожалению. Так что же делать?
Прививаться, граждане, прививаться, соблюдать нехитрую дистанцию и носить маски. Как сказал мой друг, профессор и академик, врач с мировым именем, с первого дня не выходивший из «красной зоны» своей клиники: «Лучше месяц походить в маске, нежели полчаса побыть под аппаратом ИВЛ». Ни убавить, ни прибавить…
Мнения, высказываемые в данной рубрике, могут не совпадать с позицией редакции