ПРЕДМЕТ ГОРДОСТИ – РУССКИЙ МАТ?

После десятилетий жесткого прессинга со стороны государства и засилья идеологии в искусстве и СМИ в нашей стране слово «цензура» звучит неприличней самой изощренной площадной брани. Видимо, поэтому депутаты Госдумы, ничего не запрещая, решили лишь классифицировать всю информационную продукцию: «универсальная» («у»), «с 6 лет в присутствии родителей» («6+»), с 12 лет («12+»), с 16 лет («16+») и с 18 лет («18+»). Соответствующий значок должен занимать не менее 5% площади корпуса видео- или аудиокассеты или первой страницы печатного СМИ. Под действие закона попадут все театральные постановки, теле- и радиопрограммы.

Достоевский в «Дневнике писателя» писал, что русский человек может выразить весь свой мир чувств одним неприличным словом. Многим нынешним деятелям культуры эта мысль, очевидно, очень понравилась. Более того, считая свой мир чувств чрезвычайно богатым, они одним словом не обходятся.
   В советское время трудно было представить, что слово, написанное на заборе, можно увидеть в книге. Исключение – «Один день Ивана Денисовича» Солженицына, вышедший на волне хрущевской оттепели. Но несколько словечек в этом рассказе, закамуфлированных переменой букв, скорей назовешь игрой слов, чем матерщиной. Самое страшное из них – «смехуечки».
   С перестройкой пришла полная свобода. Пропуски в тексте посчитали архаизмом. Книги с крепкими выражениями посыпались как из рога изобилия. Алешковский, Лимонов, Довлатов, Губерман, Ерофеев, Пригов, Аксенов, Сорокин, Баян Ширянов…
   Разумеется, такие тексты понравились далеко не всем. На Владимира Сорокина несколько раз пытались завести уголовное дело. А Дмитрия Быкова и Александра Никонова – автора «Х…вой книги», выпустивших газету «Мать», даже заключали под арест. Однако наше законодательство в этом вопросе столь расплывчато, что всякий раз дело заканчивалось благоприятно для авторов.
   Мат в литературе – это цветочки. Ведь книга, по своей сущности, рассчитана на интимное общение с читателем. Не нравится – захлопнул и отложил. А как, скажите, «захлопнуть» актера, выдающего в зрительный зал этот самый ненорматив? Пойти сегодня с семьей в театр или на просмотр фильма – дело довольно рискованное. И статус театра ничего не гарантирует. Это может быть самый-самый Художественный и Академический и самый-самый Большой.
   У нас пионером этого направления стал драматург Михаил Волохов. Его скандально нашумевшая пьеса «Игра в жмурики» положила начало российской традиции использования мата на сцене. Но, как это обычно бывает, цели скоро забываются, а явление становится просто модным. Вот и несется неиссякаемым потоком ненормативная лексика со сцены и с экрана.
   Защитники употребления мата, как правило, ссылаются на зарубежные фильмы. Действительно, слово «fuck», к примеру, звучит в американских фильмах с поразительной частотой. Его у нас обычно переводят как «черт», в смысле «черт подери». Но вот что удивительно: именно так оно и воспринимается.
   В отличие от непристойных слов других языков, русский мат многослоен и многофункционален. Степень его запретности гораздо выше, чем в западной культуре. Свобода слова – великое завоевание. Но не надо путать правду жизни с ее творческим отображением. А также не стоит забывать о таком понятии, как художественный вкус. Витиевато выругаться – еще не значит рассказать о жизни что-то новое.
   Но раз есть спрос, значит, будет и предложение. Поэтому, может быть, стоит обязать издательства, выпускающие книги с ненормативной лексикой, размещать на обложке специальный значок – что-то вроде «Министерство культуры предупреждает»? А у входа в театр, когда там играют такие спектакли, зажигать красные фонари. Так было бы честнее по отношению к зрителям.