Какая женщина может считать себя полноценной? Почему болгарину так трудно стать космонавтом? Как сняться в откровенной сцене одетым? Почему в Одессе нет шуток «ниже пояса»? Как оставаться собой, чтобы не стать свадебным генералом?
Об этом и многом другом рассказал любимый россиянами комедийный актёр, народный артист РФ Юрий Стоянов.
- Как занесло замечательного комедийного артиста в женскую мелодраму? Я имею в виду сериал «Три полуграции».
- Хорошо вы сказали! Теперь я знаю, в чём снимаюсь (смеется).
Вообще, как правило, сценарии я читаю редко. Если мне их дают друзья, то не читаю. Доверяю. Но для того, чтобы прийти к этому и позволить себе такое счастье – не читать сценарий, надо прожить какую-то большую часть жизни вместе. Поэтому с одной стороны я доверяю автору, а с другой — режиссеру.
А женская мелодрама? Для меня там ничего нового нет.
- Никак не могу вспомнить, как полностью звучит стишок про три грации…
- И я не помню. Но картину Рубенса «Три грации» я отчетливо вижу перед собой: три голых женщины невероятных размеров, со спинами, большими наплывами, переходящими в бедра… Сегодня, в этом плане, женщину правильнее назвать «полуграцией». Не в смысле её неполноценности. Как раз, наоборот. Быть полуграцией — это значит быть нормальной полноценной женщиной. Потому что там такое нарисовано…Ну какие могут быть три грации сегодня?
- Я считаю, что режиссеры неправильно используют Юрия Стоянова. Вы — красивый и высокий — должны героя-любовника играть.
- Вы знаете, от такого отношения ко мне сломалась вся моя творческая жизнь. Потому что высоким и красивым я пришел в драматический театр. И мне дали роль высокого и красивого. А я видел в нём не смешного, а живого человека. Получалось смешно: это соответствие высокого и красивого, которым я был тогда, в 21 год, и всё время сопротивляющегося нутра.
И вот в 50 лет я согласился сыграть роль, в которой человек весь в работе, в делах. Самое главное для него — это работа. И вдруг он влюбился в женщину, которая всё время была рядом. И это не было каким-то затаенным чувством, которое он долго нёс в себе. Он работал и в какой-то момент просто поднял глаза от бумаги и увидел.
И там была постельная сцена, а это для меня беда! Поскольку снимался не фильм ужасов, а тонкая лирическая, местами смешная история, то, естественно, я остался в футболке (смеется). А для съемок без футболки у нас есть очень много хороших и действительно красивых артистов. И пусть они эту любовь играют с обнаженным торсом.
- Мне кажется, что сериалы выполняют лечебно-психотерапевтическую функцию…
- Может быть, но сериал «Три полуграции» оставляет маленькую надежду, которая дается этим неустроенным умницам, рассеянным в огромном количестве по НИИ, КБ, редакциям и банкам — этим милым женщинам от 35 до 45 лет. Они стали результатом каких-то наших экспериментов, уходов к более молодым от них же. И вдруг, три неустроенных полуграции становятся полноценными. Им и не хватало этой «полу» — второй половины, которая является мужчиной. И очень странные у них любови в этом сериале, очень странные. Ну, наверное, это психотерапия.
- Я смотрю на вас и вспоминаю своё детство, которое провёл в Одессе. Моя бабушка жила на Приморском бульваре. Одесса — это судьба?
- Да. И это счастливая судьба. Это правильно Богом выбранное место рождения. Надо правильно родиться — это очень важно. И, с точки зрения будущей профессии, я родился в правильном месте. Всё, чем я занимаюсь, растет ногами оттуда. Никуда не денешься. И я имею в виду не какое-то представление об Одессе. Как, например, в Хохломе делают ложки-матрешки, а в Одессе сочиняют шутки. Я ведь не это имею в виду. Я имею в виду, что это город был такой свободный. Вы понимаете?
К примеру, я не ощущаю в Питере, что это морской город. А в Одессе…Ты точно знаешь, что какие-то улицы параллельны морю, а какие-то перпендикулярны.
Когда приходишь к морю и видишь его в несвободной стране... Но есть горизонт — оттуда приплывают люди. Они возвращаются и начинают рассказывать о другой жизни. И этот город наполнен слухами и рассказами о другой жизни. О том, что она есть. Они даже привозят оттуда элементы этой жизни. Кто-то носит на себе их в виде красивых шмоток, кто-то привозит пластинку с хорошей музыкой. Это всё очень важно. Но самое главное — рассказы: это невероятная атмосфера. Ни один человек не может в Одессе сказать, какой он точно национальности. Вот это тоже очень важно.
Юг, соль, рыба, моряки, море, Катаев, Ахматова, Багрицкий, Бабель, Жванецкий, Карцев — всё это создавало особый взгляд на мир. Поэтому у одесситов очень редко юмор происходит от пятой точки. Они всё-таки смеются над чем-то другим. Это умение парадоксально посмотреть на очень простую вещь и оценить её так, как её не может увидеть ни один другой человек. Вот и весь одесский юмор. Он идет от головы и сердца.
- Исаак Бабель сказал: «Разве не ошибкой со стороны Бога было поселить евреев в России, чтобы они мучились как в аду».
- Вы знаете, мне очень трудно понять то, что сказал Бабель. Потому что, конечно, он был представителем несчастного народа в то время, в которое жил. Когда я жил в Одессе, мне казалось, что она была невероятно интернациональным городом. Слова, которыми можно обидеть человека любой национальности, носили какой-то безобидный характер. Люди выясняли отношения с помощью анекдотов. Они старались не ударить, а подшутить. Это разные способы выяснения отношений.
Да, были такие проявления. «А болгарин — не Гагарин», — это максимум, что могли придумать про меня. Вроде, ты из такого народа, откуда в космос не летают. Понятно, что про соплеменников Бабеля говорили несколько жестче, но всегда с юмором. Они и сами были настолько остроумными людьми, что было бессмысленно пытаться их обидеть. И у них всегда было, чем ответить.
- Знаете, есть такие строчки в песне про Одессу: «Если ты не артист, значит ты — аферист. А если ты музыкант, значит ты — спекулянт».
- Я знал немножко другую Одессу. Я не вращался ни в литературной, ни в эстрадной, ни в киношной среде — это совсем другая Одесса, которую мало знают. Это Одесса учителей, музейных работников, потрясающих врачей, замечательной медицины. Я вырос в ней.
В Одессе я два раза посещал театр, был глубоко разочарован в этом искусстве и желая его поднять на небывалую высоту, поступил в театральный институт, поскольку мои театральные одесские впечатления должны были меня всё-таки привести в медицинский институт — на факультет психиатрии или чего-нибудь подобного.
- Многие говорят, что комедийные артисты в жизни часто грустные, неразговорчивые, депрессивные и мрачные. Когда камеры выключаются, вы какой?
- Ну, во-первых, когда я даю интервью, то стараюсь извлечь из этого для себя какую-то пользу. Я хочу ответить на какие-то вопросы, которые задать самому себе у меня нет времени.
И вот приходит некий человек, задает мне какие-то вопросы, я начинаю думать вслух и очень прагматично к этому отношусь. Потому что, как большинство артистов, я не знаю, что я думаю по такому-то поводу, пока сам не начал говорить на эту тему. Я говорю и вдруг что-то такое для себя важное в своей профессии придумываю. Поэтому во время интервью я стараюсь думать, а не производить впечатление. Впечатление мне есть, где производить. Для этого есть, к примеру, телевизионная передача, где я могу быть разным.
А когда выключается камера, я думаю, чем этот миф можно было бы оправдать? Можно придумать себе маску мрачного в жизни человека, который смешит всю страну. А если ты нормален, просто нормален, просто ты нормальный человек? Может быть, психованный, там, не знаю, крикливый, зацикленный на работе — всё, что угодно. Но, в принципе, нормальный.
Поскольку от тебя всё-таки ждут постоянных подтверждений того, что ты делаешь в кадре, то становишься чуть мрачнее для этих людей, чем ты на самом деле являешься. И вот они говорят: ни разу ничего не отчебучил, мрачнейшая личность.
Да не мрачная. Просто ты работаешь всё время, но эта работа в другой плоскости. Это инстинкт самосохранения, и ты должен больше наблюдать и слушать, чем шутить и хохмить. Я вообще не считаю, что занимаюсь каким-то смешным делом. Я не люблю быть тамадой, заводилой, конферансом. Вот, если вы хотите угробить какую-то корпоративную вечеринку, пригласите меня на неё в качестве свадебного генерала. Юбилею сразу наступит конец. Но это же не значит, что я мрачный человек.
Может быть, я несколько вспыльчивый человек в реакциях на что-то. Особенно на то, что связано с отношением к моей профессии.