Год начался с расширения БРИКС. Правильно ли говорить об этой организации как об антизападной? Каковы плюсы расширения БРИКС для России и есть ли минусы? Что за неясность вокруг статуса Саудовской Аравии в объединении? Отвечает кандидат исторических наук Дмитрий РОЗЕНТАЛЬ, исполняющий обязанности директора Института Латинской Америки РАН.
– Для БРИКС такое масштабное расширение беспрецедентно. Организация до этого увеличилась лишь однажды, когда к ней присоединилась Южная Африка и БРИК превратился в БРИКС (аббревиатура от Brazil, Russia, India, China, South Africa). На сей раз название решили оставить прежним.
– Уже в конце августа на саммите БРИКС в Йоханнесбурге было официально заявлено, что приглашение стать членами организации получили Иран, Саудовская Аравия, Египет, Аргентина, Эфиопия и ОАЭ. Это решение вызревало кулуарно и было принято чуть ли не в последний момент. Простой пример: для аргентинцев приглашение оказалось настолько неожиданным, что на саммит не прилетели ни президент, ни министр иностранных дел Аргентины, хотя ранее они подали заявку на вступление.
– Почему же БРИКС тянул с решением до последнего?
– Дело, по-видимому, в том, что не было чёткого понимания критериев, по которым должны отбираться страны в организацию. Для меня эти критерии и сейчас остаются загадкой. Они, вероятно, существуют, но публично нигде не озвучены.
Что же касается расширения как такового, то разговоры о нём начались довольно давно. БРИКС на протяжении долгого времени находился – позволю себе это слово – в кризисе. Было много ожиданий, бравурных заявлений, а серьёзных результатов было мало. Организация упустила множество возможностей для развития. Если сравнивать её с G7, то G7 гораздо более эффективна в координации действий и принятии решений. БРИКС всегда был прежде всего площадкой для обсуждения проблем. Да, есть отдельные успешные проекты (например, Новый банк развития), но их немного. А потому встал вопрос о том, как дальше развивать объединение: либо углублять его, усиливать координацию, сотрудничество, организационную структуру, либо же расширять, то есть увеличивать число членов. Видимо, с углублением всё пока очень непросто, поэтому сделали ставку на расширение.
Уточню: я не хочу сказать, будто происходит подмена реальных действий декоративными. Это была бы незаслуженная критика в адрес БРИКС. Я говорю лишь о том, что принять новых членов проще, чем усилить сотрудничество.
– Связано ли расширение организации с международной обстановкой?
– В международном контексте оно связано прежде всего с усилением Китая: все страны, получившие приглашение, имеют с ним активные экономические связи. Теперь эти связи станут ещё более активными: страны получат больший доступ к китайским финансовым институциям – именно эта перспектива в первую очередь и привела их в БРИКС. Кроме того, конечно же, принятие новых участников выгодно и важно для нашей страны. В условиях конфронтации России со странами коллективного Запада мы расширили альтернативную площадку для продвижения наших позиций.
– Один бывший советник Зеленского, находящийся сейчас в вынужденной эмиграции в США, считает расширение БРИКС именно российским достижением, говорит об этом с нескрываемым восхищением: мол, никогда такие союзы не складывались столь быстро.
– Ничего экстраординарного, такого, что поражало бы воображение, не случилось. Да, это усиление БРИКС на международной арене. Да, это его возвращение в новостную повестку. Но это не переворот в геополитике, на мой взгляд. И давайте осторожно подходить к терминам. Союз ли это? Не сказал бы. У организации нет чёткой идеологии и чёткой ориентации в международных отношениях. Это, повторяю, площадка для решения мировых проблем и собственных проблем стран-участниц. Называть её союзом неверно, тем более – союзом против кого-то. Если взглянуть даже на первоначальный состав БРИКС, то ни Бразилия, ни Индия не позиционируют себя как антагонисты коллективного Запада.
– Более того, Бразилия голосует на Генассамблее ООН против действий России на Украине. И если до сих пор в БРИКС была одна такая страна, то теперь их много: добавились Египет, ОАЭ, Саудовская Аравия. Точно ли нам выгодно такое расширение организации?
– Точно выгодно. Нужно различать позицию, которую страны выражают на Генассамблее ООН, и готовность стран сотрудничать с Россией в экономической, гуманитарной и даже политической плоскостях. БРИКС для нас – это усиление наших дипломатических возможностей. Так что я бы не драматизировал тот факт, что эти страны голосовали против России. Позиция на Генассамблее – декларативная история. Реальная позиция лежит глубже и оказывается важнее, чем голосования.
И если говорить конкретно о Бразилии, то ни предыдущий, ни нынешний президенты никогда не делали антироссийских заявлений. Можно утверждать, что она как минимум сохраняет нейтралитет. В Латинской Америке в целом отрицательно относятся к нашей СВО, воспринимая её сквозь призму собственной истории, когда страны региона были жертвами давления со стороны США. Многие латиноамериканцы считают, что в отношениях России и Украины происходит нечто похожее (хоть наша страна и пытается донести до латиноамериканцев, что мы, напротив, защищаем свой суверенитет). И тот факт, что Бразилия вопреки этой общерегиональной направленности поддерживает конструктивные отношения с Россией, нужно оценивать позитивно. В 2022 году российско-бразильский товарооборот не только не сократился, но и вырос, достигнув рекордных значений.
– А что утилитарно получает Россия от расширения БРИКС? Рост товарооборота? Не станем ли мы рынком сбыта в ущерб собственному производству?
– БРИКС – один из мировых лидеров по имплементации достигнутых соглашений (имплементация – фактическая реализация международных обязательств на внутригосударственном уровне. – Прим. «АН»). Поэтому включение новых членов – это действительно возможность улучшения отношений, в том числе и товарооборота. Что же касается ваших опасений, то они напрасны. БРИКС – это не Таможенный союз и не Евросоюз, мы не берём на себя никаких ограничивающих обязательств и не рискуем собственным производством. Так что никаких минусов для России я не вижу. Недостаток от расширения – и не для России, а для БРИКС вообще – можно усмотреть лишь в одном: с принятием новых членов станет труднее договариваться о тех или иных решениях.
– Вопрос о создании военного союза на основе БРИКС по-прежнему не поднимается?
– Ни разу ничего такого не слышал и не могу себе этого представить. Возьмите отношения Индии и Китая: какой военный союз между ними возможен? В обозримой перспективе он невозможен вовсе.
– Приглашение стать новыми членами получили шесть стран, но приняли его не все. Новоизбранный президент Аргентины отказался вступить в БРИКС, а история с Саудовской Аравией чрезвычайно запутанная. В самом начале года со ссылкой на государственное телевидение Саудовской Аравии сообщалось, что она стала членом, а в середине января министр торговли этой страны заявил, что речь не о членстве, а о какой-то другой, неопределённой форме участия.
– Нужно понимать внутриполитическую ситуацию в Саудовской Аравии и её внешние связи. Она балансирует между странами Запада и странами БРИКС. А разночтения о том, стала она членом или нет, выявили, что в БРИКС отсутствует чёткое понимание членства. Мы с вами возвращаемся к сказанному ранее: БРИКС – это не союз. Это в лучшем случае многостороннее стратегическое партнёрство. Оно не накладывает на участников никаких обязательств. Такое отсутствие чётких правил и чёткой институализации – это то, что во многом привлекает потенциальных участников в объединение.
Ну а в случае с Аргентиной всё ясно. Предыдущий президент хотел в БРИКС, а новый, прозападный, – не хочет (причём официальное объяснение не очень-то убедительно: говорится, что Аргентина не готова внести вклад в Новый банк развития, хотя для вступления в БРИКС это и необязательно). Но даже если бы президент в Аргентине не сменился, не факт, что она вошла бы в объединение: для этого мало желания исполнительной власти, нужно также согласие парламента, а в аргентинском парламенте разные мнения по данному вопросу.
– Выше вы сказали, что БРИКС не имеет антизападной направленности. И даже состоявшееся вступление Ирана не задаёт её?
– Принятие Ирана может поспособствовать идеологической трансформации БРИКС. Но говорить об этом слишком преждевременно. На мой взгляд, те наши соотечественники, которые рассматривают БРИКС как анти-Запад, пытаются выдать желаемое за действительное. Да, мир меняется, меняется мировой порядок, позиции Вашингтона не столь сильны, как некоторое время назад. Однако не будем предвосхищать события. Изменения международной системы происходят, но не так быстро, как хотелось бы оптимистам.
– И в то же время крайне трудно представить, чтобы членом БРИКС стала западная страна. Если БРИКС – это не анти-Запад, то, получается, это не-Запад?
– Не-G7. Изначально БРИКС – это страны, которые должны выйти на первые роли в мировой экономике и мировой политике через некоторое время. Соответственно, членство стран G7 в объединении не предполагается. А вступление каких-нибудь других стран Евросоюза, на мой взгляд, вполне возможно, но едва ли в ближайшей перспективе.
– Подытожим. Каковы основные задачи БРИКС на сегодняшний день?
– Их две. Первая – выстроить альтернативную инфраструктуру глобальной торговли, финансовую и логистическую. А вторая – создать свою технологическую платформу. Если мы не решим проблему отставания от Запада в научно-технологических разработках, то вес БРИКС в международных отношениях не вырастет.
Вообще же надо сказать, что объединение имеет очень неплохие перспективы. Недаром его членами в ушедшем году пытались стать около 40 государств.