3 июня народный артист России Всеволод Николаевич Шиловский отметил славный юбилей – 85 лет. В этот же день состоялось открытие нового столичного театра – Театра-студии Всеволода Шиловского. Знаменитый актёр и режиссёр четверть века проработал в легендарном МХАТ имени Горького. Затем ушёл в кино, где сыграл более 130 ролей. Сейчас любимое детище Всеволода Николаевича – Театр-студия, место притяжения всего самого лучшего и талантливого. 17 июня в Театре-студии пройдёт спектакль «Сильное чувство» по И. Ильфу и Е. Петрову, а 24 июня – «Восемь любящих женщин» по пьесе Робера Тома.
- Всеволод Николаевич, я где-то прочитал, что вы всегда боялись раннего ухода, боялись, что не сделаете того, чего хотели. И судьба вас испытывала, вы много раз стояли на краю гибели. Расскажите об этом!
- Я, честно говоря, не понимаю своего возраста. Если ты умеешь работать 10-12 часов в сутки, значит, жизнь нормальная. У меня ничего не меняется. А крутых поворотов, когда на секунду от смерти, у каждого человека было множество.
- Не скажите, не у каждого!
- Ну да, я же дитя войны. Вы от меня очень отличаетесь, конечно. Вот, помню, мы плыли на барже во время эвакуации. Я убежал от мамы, такой маленький дистрофик, болтался по палубе. И свалился в люк, метров 15 вниз. От меня ничего не должно было остаться. А шёл там, внизу, матрос, увидел – что-то летит, комок какой-то, и в бушлат поймал. У меня даже царапин не было. Принёс маме. Она, молодая ещё женщина, упала в обморок…
Таких случаев – на краю – было немало, но самым страшным для меня было «преступление века» – гибель, раздел МХАТа имени Горького, где я проработал четверть века. Это самая большая трагедия в моей жизни. Рухнула империя искусства. Двух Василиев Блаженных не бывает и двух Россий не бывает. Это было преступление. Один кусок стал коммерческим театром, никакого отношения к эстетике не имеющим, а второй – просто забыт людьми. И тогда я ушёл в кинематограф. Но это уже другая история.
- Вернёмся к вашему красивому юбилею. Вам же не чужды пороки, судя по тому, что дарили на юбилее друзья и коллеги: 25-летнее виски, дорогой коньяк. У вас, как и у всех артистов, всегда «нездоровый» график – позднее окончание спектаклей, напряжённые съёмки, длительные киноэкспедиции с отнюдь не домашним питанием. Как вам удалось сохранить здоровье, прекрасную физическую форму, работоспособность, талант, желание двигаться вперёд?
- Ничего я не делал, никогда об этом не думал. Я – дитя войны, как уже говорил. Самолюбие и тщеславие – вот, что мной двигало, в нашем ремесле без подобных качеств не обойтись. Мама всегда была на заводе, и я сам себя воспитывал. Сначала плавание, куда меня не хотели брать, я взял всех измором, получил первый разряд. Потом коньки. Шёл за звёздами русского спорта – за Марией Исаковой, трёхкратной чемпионкой мира, Олегом Гончаренко, тоже трёхкратным чемпионом мира.
А затем в моей жизни возник человек, которого нельзя было не полюбить, Анатолий Харлампиев, создатель самбо. Мальчиков набирали по очень простому принципу – приходи, кто хочет. Но выпускали против тебя разрядника, а испытуемый не знал об этом. И меня так ухайдокал спарринг-партнёр, что я две недели лежал дома, даже в школу не ходил.
- Так значит спорт – основа вашего долголетия, Всеволод Николаевич?
- Нет, не спорт. Повторяю, самолюбие и тщеславие. Потому что, если эти качества есть у пацана, он приползёт. И я приполз обратно в секцию по самбо… Кстати, позже я встретил того разрядника на первенстве Москвы. И меня не могли оттащить от него, потому что я провёл ряд болевых приёмов, и мой партнёр стучал по ковру, и надо было его отпустить по правилам. А я озверел – сработало самолюбие. Как щенка меня тренер сбросил с него… Закваска характера оттуда, конечно. А в искусстве, кроме самолюбия и тщеславия, нужна вера. Как говорил мой учитель Виктор Яковлевич Станицын: не можешь повести за собой, отойди в сторону, не мешай другим. Или побеждай, только так. Особенно, если ты режиссёр, если под твоим руководством коллектив, люди должны верить в тебя. С верой и победим.
- Вы самбо бросили, когда поступили в Школу-студию МХАТ?
- Тут такая история. Что такое тренировки до ковра? До 30 километров кросс, различные силовые упражнения, колоссальная физическая подготовка. Я весил очень мало. В Школе-студии на занятиях по движению, танце все уставали, подыхали, а я нет. Но за время учёбы, без тренировок по самбо, я набрал под 90 кг. Живот, задница, лицо – совсем другой человек. И вдруг мне говорят: ты будешь играть Керубино в «Фигаро», эту роль исполнял грандиозный артист Александр Михайлович Комиссаров. Готовились торжественно отметить 100-летие Константина Сергеевича Станиславского, репетировали отрывки из его спектаклей. А я при всём желании не мог влезть в костюм Комиссарова. Пришёл к тренеру по самбо – что делать? «Бегай, идиот!» - грубовато ответили мне. Я побежал, стал соблюдать специальный режим, после 6 ничего не ел. И вошёл в форму, похудел для роли на 27 килограмм. Сила воли. И на спектакле каждая моя мизансцена, а зрители приехали на столетие Станиславского со всего мира, вызывала гром аплодисментов.
- Опять вернёмся в наши дни. Кто из сильных мира сего поздравил вас с 85-летием? Насколько вы до сих пор неравнодушны к здравицам, похвалам? Или словам уже не верите?
- Президент Владимир Путин прислал телеграмму. Поздравили председатель правительства Михаил Мишустин, мэр Москвы Сергей Собянин, который построил этот мой театр на Петровке, за что я ему благодарен на всю жизнь. Получил приветствия от Александра Кибовского, министра культуры Москвы, главы СВР Сергея Нарышкина, губернатора Смоленской области, где у меня 16 лет идёт фестиваль «Золотой Феникс», от мэра Смоленска. Тепло поздравил меня председатель СТД Александр Калягин, мы с ним много работали вместе. И это не просто слова для протокола, поверьте. Это слова от людей, которые и до юбилея поздравляли меня каждый раз с днём рождения. И вот вы спросили про слова – в слова я не верю, верю только в поступки. Все они, начиная с президента, совершали поступки по отношению к моей персоне.
Владимир Путин награждал меня орденами, грамотами, всячески помогал моему становлению, когда я работал в кино, снимал фильмы. Все эти люди очень хорошо ко мне относятся. Что в наши дни на вес платины. Хотя я никогда в жизни не лез в политику. Как сказал один гениальный человек, «политика – дело аморальное».
- С этим трудно не согласиться.
- А если ты в политике ничего не понимаешь, не лезь и, главное, не суди как знающий человек. Нужно просто заниматься своим ремеслом. А моё ремесло самое незащищённое и трепетное. После химической промышленности - самое вредное. Ты действительно не защищён, потому что всю жизнь держишь экзамен. Тебе 50, 70, 90 лет, плохо сыграл, плохо поставил – пошёл вон! Народный ты артист, заслуженный – без разницы. Какое это имеет значение, если ты плохо играешь? Отойди, старик! Не выдержал экзамен. Так вот, меня старики МХАТа приучили: выходи на сцену каждый раз как последний. Помню, Ольга Николаевна Андровская стояла перед занавесом, а мы наблюдали за ней, обожая. «Боже, зачем я пошла в артистки, зачем я пошла?» - говорила сама себе великая актриса. А её только из «ракового корпуса» привезли. Вышла. И гром аплодисментов!
Про эту вечную неуверенность я могу долго рассказывать. Вот вчера был «Дядя Ваня», впервые на сцене нового театра. Вы же были, да?
- Был.
- Так вот, а ведь спектакль был на грани отмены! Нам привезли декорации, которые лежали где-то, у нас ведь нет помещения для хранения. И смотреть на них без ужаса было невозможно. Я понял, что спектакля не будет. Сели с актёрами, стали думать, отменять или нет? Подобного прокола в моей жизни ещё не было. Но решил не сдаваться – школа Станиславского. Подумал: а если через детали, через свет, через атмосферу того, что можно выделить на сцене. И начал фантазировать, заставляя это поставить сюда, то – туда. Можно эту вещь – чуть-чуть левее. И так далее, и так далее. Вместо репетиции я два часа занимался созданием места для игры. И когда закончил, спросил актёров: вам нравится? Ответили: очень атмосферно. И я сказал: будет спектакль!
- То есть, вчера никаких положенных декораций не было?
- Вообще не было.
- Я даже не заметил.
- В этом и соль, хотя ситуация стоила мне диких нервов.
- Кстати, расскажите вкратце, как вы вообще получили такое шикарное пространство в самом центре Москвы, на Петровке, в двух шагах от столичного Департамента культуры?
- Я преподавал во ВГИКе и ставил спектакли. Встречался со своими студентами каждый день, как нас учили педагоги в Школе-студии МХАТ, как учил Сергей Аполлинариевич Герасимов и другие ведущие мастера ВГИКа. Потому что многие педагоги сейчас являются к своим ученикам раз в месяц. Только зарплату большую получают. А педагогика – это подвижничество, тогда воспитаешь ученика. А остальное – преступление.
И вот я так ставил спектакли, чтобы мои студенты хотели играть их и потом, через годы. Мы их показывали, выезжали в разные города. Играли с большим успехом. И накопилось определённое количество – 13 штук. Но никакого дома для них не было. А самое «страшное», что я всех своих учеников устроил в разные театры, многие стали сниматься в кино, у всех семьи, дети, их надо кормить. И все живут как-то, перебиваются в нашем жутком актёрском мире. Сводят концы с концами. И моя задача была – собрать в единое целое маленький сгусток маленького МХАТа, с его законами эстетики и этики. Обратился к Сергею Семёновичу Собянину с просьбой дать нам дом. Маленький. Как говорил Станиславский: чем меньше, тем ближе к зрителю, когда врать нельзя.
И вот московское правительство дало мне грант – колоссальное событие в моей жизни. Над нами взял шефство Александр Владимирович Кибовский, министр культуры Москвы. Я нашёл помещение, подвал, который был в ужасном состоянии, началось строительство. Всё пространство было продумано мною, начиная с фойе, туалетов, гримёрных, душа, заканчивая залом и сценой. Сцена уникальная – она на полу, и врать действительно нельзя, ты играешь в двух метрах от зрителя.
Когда строительство подходило к концу, начался самый трудный этап: а как собрать моих учеников, ведь они все заняты? Как они бросят свои театры, ведь исчезнет доход для семьи? Надо было восстанавливать спектакли, и мои ученики стали подстраиваться под мои репетиции. Ранним утром, самым поздним вечером. И все приезжали. Это настоящее подвижничество. И мы все спектакли восстановили. И вот сейчас есть площадка, афиша, реклама. А самого главного нет – я пока не имею права снять их всех с работы и перевести в штат театра. Таких денег у меня нет. Значит, стоит сложнейшая задача: как заработать спектаклями, как найти партнёров, которые первое время помогут финансово. Но мы всё преодолеем, и мои ученики соберутся в свой Дом.
- Всеволод Николаевич, говорят, что самые красивые девушки во ВГИКе были на курсе Шиловского. И соответственно ваш театр просто наводнён красавицами. Для вас внешность актрисы действительно так важна?
- В Школе-студии МХАТ, во ВГИКе так действительно говорили. Да, это так, на моих курсах были суперкрасавицы. По одной простой причине – я приучен к хорошему вкусу своими учителями. Если знать историю МХАТа, то там были - Клавочка Еланская, Ольга Андровская, Алла Тарасова, Ангелина Степанова, Анастасия Георгиевская. Фантастические женщины! И потому все мои актрисы – красавицы, но требую я с них, как с крепостных. Вы вот смотрите спектакль, видите прекрасную девушку, а потом уже решаете, хорошая она актриса, или плохая. И Константин Сергеевич Станиславский всегда говорил: ну, пять минут нужно просто посмотреть на красоту.
- У вас около 130 ролей в кино, даже трудно выбрать, о чём спросить. Поэтому скажите сами, какая из ролей вам наиболее дорога, значима, памятна?
- Я бы так повернул: с каким режиссёром было интересно работать? Вообще, хорошо, что я вошёл в кинематограф сложившимся мастером, после многих лет работы во МХАТе. У меня был широкий диапазон. Допустим, в фильме Сергея Микаэляна «Влюблён по собственному желанию» я играл алкоголика, моим партнёром был Олег Янковский. В «Никколо Паганини» Леонида Менакера – Россини. В «Торпедоносцах» режиссёра Семёна Арановича - уникальный образ авиационного механика Артюхова. Илья Авербах, Пётр Тодоровский, человек невероятной судьбы, гениальный режиссёр, понимающий существо актёра, Владимир Краснопольский и Валерий Усков. Это всё мои отправные точки, режиссёры, у которых я снимался, верившие в мой диапазон – от Наполеона до алкаша. И я буду благодарен им всем до конца своих дней.