Как в республиках СССР зарождалась русофобия, и как относился к русским Сталин? За что во время Второй мировой воевали наши деды? Как на смену поколению героев пришли бэби-бумеры? Почему никто не стал защищать СССР во время августовского путча? Об этом и многом другом в интервью главному редактору «Аргументов недели» Андрею Угланову рассказал историк Андрей Фурсов.
- Андрей Ильич, 2022 год был не просто весьма богат на различные события, но во многом стал поворотным.
- Действительно, год-поворот. Думаю, у нас ещё будет возможность поговорить и о СВО, и о ХХ съезде КПК, и о многом другом – как явном, так и, не скажу, тайном, но не об очевидном. Однако я в 2022 году хочу выделить одно символическое событие, символическую дату – столетие Союза Советских Социалистических Республик. Это хороший повод поразмышлять без гнева и пристрастия о феномене СССР – о нашей Родине.
Сегодня Союзу Советских Социалистических Республик исполнилось бы 100 лет. Моей страны как бы нет. «Как бы», потому что пока люди мыслят её и пока останется хоть один человек, который её мыслит, она жива – вопреки всем антисоветчикам РФ и мира вместе взятым. Столетний юбилей – хороший повод порассуждать о нашей истории в XX веке и в наши дни – дни хмурого утра века XXI.
СССР – первое в мире государство, официально поставившее своей задачей строительство общества социальной справедливости и добившееся на этом пути многих успехов, а попутно – фантастических достижений в экономике, науке, технике и культуре. Я ни в коем случае не идеализирую СССР. Как и у всех обществ, будь то социальные системы или просто государства и имперские образования, момент его рождения и ранняя стадия были кровавыми – молодость, будь то индивидуальная или социальная, всегда жестока, противоположные примеры мне неизвестны. Это первое. Второе, если бы СССР был чем-то похожим на идеальный социум (именно похожим, поскольку идеальных обществ не бывает), то откуда повылезала та мразь, которая в 1980-е годы в своих шкурных интересах ломала систему и страну, а в 1990-е вместе с западными буржуинами грабила бывший СССР, мародёрствуя во время пира забугорных стервятников?
- С этим нельзя не согласиться.
Внутри любого общества заложен его антипод – это одно из реальных системных противоречий. Аналогичным образом в любом здоровом организме присутствуют опасные микробы и вирусы, но пока организм здоров, он их подавляет. Вылезают они, когда организм, его иммунитет слабеют. В СССР рядом с Мальчишем-Кибальчишем всегда существовал Плохиш, рядом с СССР-1 – СССР-2, рядом с Союзом – его Тень. Чуждое присутствовало в советской системе с самого начала – иначе быть не могло. При Сталине чуждое боялось. После его смерти в 1953 г. стало поднимать голову и расправлять плечи, но этого почти до самого конца не заметили. Что же говорить о 1950-х?!
Как и все новые общества, СССР рождался в потоке насилия и крови – иначе не бывает. Более того, те, кто творил революцию и гражданскую войну, ни о каком СССР как форме бытия исторической России думать не думали. Россию, мягко говоря, они не любили. Россия их вообще не интересовала: левые глобалисты – Ленин и ленинцы с их германским «поворотом», Троцкий и троцкисты с их «поворотом» на США и Великобританию – грезили Земшарной республикой. А потому советская история 1920-х – середины 1930-х годов – это разгул русофобии, повторившийся во внешне смягчённом варианте в 1990-е.
- Меня всегда поражало резкое отличие СССР 1920-х – начало 1930-х годов от СССР второй половины 1930-х.
- И Сталин до середины 1930-х был не тем Сталиным, который под давлением обстоятельств (борьба за власть, приближающаяся война с гитлеровской Германией) совершил во второй половине 1930-х годов национальный, патриотический, имперский поворот. Ещё в июле 1930 года в докладе на XVI съезде ВКП(б) Сталин говорил о том, что главная опасность – великорусский шовинизм. Правда, при этом, в отличие от многих, он призывал к борьбе и с нерусскими формами шовинизма и национализма. Тем не менее акценты очевидны. И вдруг – поворот 1935–1937 гг., который изменил ситуацию и вытравил многое из наследия левого глобализма – «как причудливо тасуется колода» (М. Булгаков). Однако родимые пятна остались – и немалые.
- Что конкретно Вы имеете в виду?
- Родимым пятном левого глобализма на всю советскую историю ляжет однобокая, в конечном счёте оказавшаяся провальной национальная политика ВКП(б)/КПСС, которая поднимала окраины за счёт русских, РСФСР (и Белоруссии). Именно здесь, в отличие от всех окраин советскость органично ляжет на русский национальный характер. В других республиках советскость, во-первых, парадоксальным образом будет работать не на интернационализм, а на национализм, который со временем довольно быстро превратился в русофобию, в чёрную неблагодарность к русским, и социализму – напомню: в республиках перестройка и то, что за ней последовало, развивались не столько под антисоветскими, сколько под антирусскими лозунгами. Во-вторых, значительная часть населения, особенно в Закавказье и Средней Азии, ощущала советскость как обязанность русских «тащить воз» – бремя русского человека оказывалось бременем белого человека наоборот. Другое дело, что русские героической эпохи социализма (1930–1950-е) считали своим долгом помочь слабым мира сего как в СССР, так и за его рубежами, и делали это вовсе не из-под палки. Огрехи, мягко говоря, национальной политики партии это, однако, не отменяет.
Но это лишь одна сторона дела. Есть и другие. Только советскость – советский социалистический строй, его организация обеспечили победу в войне. Да, сам Сталин признал, что советские люди бились не столько за социализм и за Сталина, сколько за Родину. Но ведь бились-то они, будучи организованными в советскую социалистическую систему в её сталинском варианте, используя её как организационное оружие. В войне победил не просто русский народ, а народ, организованный определённым системным образом – советским. В своём знаменитом тосте на кремлёвском приёме 24 мая 1945 г. Сталин определил русских как «выдающуюся нацию», как «руководящую силу Советского Союза среди всех народов нашей страны». В то же время без СССР как организационной формы исторической России и русских народ в войне не победил бы. Достаточно вспомнить русско-японскую 1904–1905 гг. и Первую мировую, чтобы ситуация стала предельно ясной.
Самодержавная Россия к концу XIX века зашла в исторический тупик: закупорка социальных сосудов, по сути, блокировала развитие. Не случайно М.О. Меньшиков в самом начале ХХ в. писал о необходимости для России «смены энергий», иначе она превратится в колонию или полуколонию Запада. И действительно, если бы «энергии» не сменились, то февраль 1917 г. стал бы уже тогда началом 1991-го. Революция разрушила классовые барьеры и тем самым высвободила колоссальную, копившуюся, как минимум, более столетия социальную энергию низов, масс. Энергия эта сначала была разрушительной, большевики не контролировали социальный атомный взрыв, которому поспособствовал «гиперболоид инженера Ленина» – партия профессиональных революционеров, ставшая мощным организационным оружием. Но взрыв был мощнее и потому большевики лишь следовали «за его результатами» в ходе гражданской войны.
Создание СССР призвано было превратить разрушительную энергию в созидательную. Эту же цель, помимо чисто экономических, преследовали отчасти нэп и – полностью – коллективизация, индустриализация, то есть сталинский режим. Он, помимо прочего, стал средством и способом укрощения стихии, превращения разрушительной энергии в созидательную. Регулируя и организуя население как в своих, так и в общих интересах, власть, при всей своей жестокости, адекватной таковой народа (а, следовательно, при всей своей народности), должна была защищать от развинтившегося и разбушевавшегося за время с 1914 по 1929 г. народа и то неразвинченное, что осталось от старого режима, в том числе, определённую часть интеллигенции, прежде всего – научно-техническую, хотя и не только её. Как заметила Н. Мандельштам в «Книге второй», если бы не власть и интеллигенция осталась один на один с народом, то он её просто порвал бы.
Защита, о которой идёт речь, была не чем иным, как элементом насильственного превращения разрушительной энергии в созидательную: социалистические боги победили социалистических титанов и гекатонхейров – сторуких чудовищ революционного Хаоса.
Окончательное обретение энергией знака «плюс» произошло в ходе Великой Отечественной войны, когда ковалась, то есть создавалась Победа. Ну а два послевоенных десятилетия – это чистое созидание: освобождённая революцией энергия, породившая героическую эпоху советской истории, полностью утратила разрушительный потенциал и превратилась в социалистическое экономическое чудо. Его завершение было обусловлено как экономическими факторами, так и – хотя и в меньшей степени – и снижением по ряду причин энергетического тонуса народа, в том числе из-за формирования новых социальных перегородок, новых форм социального неравенства, которые со временем отлились в брежневский «номенклатурный социализм». Да, он был мягче и сытнее жестокого, но эгалитарного народного социализма; его принципом было «теперь к людЯм надо мяхше, а на вопросы смотреть ширше», но он выражал и одновременно формировал новое неравенство, оформлением которого стал 1991 г. и то, что за ним последовало.
- Когда, по-Вашему мнению, мы можем реально говорить о становлении СССР?
- Реально СССР становился собой, обретал самость не в 1920-е, а в холодной гражданской войне 1930-х, которую пытаются выставить в виде «сталинских репрессий», и в Великой Отечественной войне. Именно эта война породила и советского человека, и советскую цивилизацию, которую он создал в кратчайшие сроки на основе идеалов социальной справедливости.
Всего за сорок лет (1945–1975) эта цивилизация добилась феноменальных результатов, причём не только в русской, но и в мировой истории, об этом чуть позже. И даже во время структурного кризиса второй половины семидесятых – середины восьмидесятых СССР оставался сверхдержавой, само существование которой пугало переживавший серьёзные трудности Запад – его спасением было максимальное ослабление или даже разрушение СССР. Не случайно в 1982 г. в секретных документах США была поставлена задача изменения социально-экономического строя СССР путём воздействия прежде всего на «надзаконную» (партийно-гэбэшные торгово-экономические структуры за пределами СССР) и «подзаконную» (теневой сектор) экономики. Курс Запада на смену строя в СССР совпал со стремлением части совпартноменклатуры превратиться в собственников, т.е. изменить социально-экономический строй. Совместными, хотя и не всегда скоординированными, усилиями структурный кризис, не предвещавший системного, был превращён в системный (горбачёвщина). Превращение представляло собой активацию коллективного Плохиша, Тени Системы.
До поры Плохиш прятался под разными личинами, СССР-2 тихо делал своё дело, а Тень знала своё место, но в какой-то момент «плохиши» и теневые, прикинувшись своими («больше демократии – больше социализма», «больше рынка – больше социализма»), провернули Великую измену: «Это всё я, Плохиш, сделал… То-то сейчас грохнет». Провернули с помощью Запада и, нужно признать, при содействии или, как минимум, равнодушии большей части населения. Последнее тоже можно понять: исфальшивившаяся, косная КПСС и впадавшее в маразм руководство вызывали не столько неприязнь, сколько смех, чаще всего презрительный. Потому-то и слинял Союз в два, самое большее три августовских дня и защищать его никто не вышел. Это было более чем на руку перевёртышам из партноменклатуры и ГБ, считавшим, что социализм себя изжил, нужно жить как на Западе, а для этого – интегрироваться в него.
- Когда по-Вашему мнению номенклатура по сути прекратила движение в сторону заявленной цели – строительства коммунизма?
- Партноменклатура ещё в конце 1960-х отказалась от рывка в будущее, то есть предала социализм и начала интегрироваться в капиталистический мир, одновременно превращаясь в квазикласс.
Этому способствовали социальные изменения в советском обществе. К началу 1960-х годов закончилось не только советское экономическое чудо – закончилась героическая фаза, эпоха советской истории: война и послевоенное восстановление. Наступила новая эпоха, пришло новое поколение, которое выросло в благополучное (по меркам нашей истории) время: оно не воевало, не жертвовало собой, не жило впроголодь, но – каждое приобретение есть потеря: не было таким цельным, волевым и психологически победительным, как поколение их родителей. Отсюда, с одной стороны, его социальный инфантилизм, с другой – ироничное отношение к реальности (но не к себе), опасно подходившее к грани цинизма, а порой и переступавшее её. Квинтэссенциальным проявлением всех этих черт советских «бэби-бумеров» стало шестидесятничество.
Хорошо, хотя и не в лоб, различия между героическим и постгероическим этапами в истории СССР и, соответственно, героическим и постгероическим советскими поколениями показал великий советский фантаст и мыслитель И.А. Ефремов. Рустем Вахитов в блестящей и тонкой статье «Советское общество в зеркале фантастики И.А. Ефремова» убедительно показал, что романы «Туманность Андромеды» (написан в 1956 г., журнальная публикация – 1957 г., книга – 1958 г.) и «Час Быка» (написан в 1965–1968 гг.; журнальный вариант – 1969 г., книга – 1970 г.) – не о далёком будущем. Мир «Туманности Андромеды», «Эры Великого Кольца», это, как отмечает Р. Вахитов, идеализированное советское общество героической эпохи 1940–1950-х годов, закончившейся, правда, в 1961 г. (подр. – ниже). А вот земляне из «Часа Быка», из Эры Встретившихся Рук – это уже постгероическое поколение, поколение постгероической советской действительности. В то же время в «Часе Быка» представлен и вырожденческо-застойный вариант социализма – общество и власть планеты Торманс. По сути, это сильно негативизированный образ начинавшегося брежневского застоя. И власть в лице Ю.В. Андропова это поняла. Невиданная ни до ни после история: председатель КГБ пишет записку в Политбюро ЦК КПСС по поводу научно-фантастического романа, в котором, по его мнению, содержится клевета на советский строй (а «неча на зеркало пенять», болезный). И роман в 1970 г. начинают изымать из книжных магазинов и библиотек. Именно в это время «тормансизация» партноменклатуры уже имела место. И именно в это время на арену жизни в СССР вышло послевоенное поколение – советские бэби-бумеры.
СССР не был единственной страной, где в конце 1960-х активизировались бэби-бумеры. В разных формах это происходило в Западной Европе, в США. Именно бэби-бумеры устроили в 1968 г. студенческую бузу на Западе, обозначив тот временной рубеж, с которого на Западе заработала деградационно-деструктивная динамика. В 2017 г. в Нью-Йорке вышла книга Брюса Гибни «Поколение социопатов. Как бэби-бумеры предали Америку». Нельзя сказать, что советские бэби-бумеры предали СССР – всё же, как ни крути, они были носителями социалистических отношений со всеми вытекающими. Но можно сказать, что советские бэби-бумеры не защитили социализм. В том числе и потому, что были повёрнуты в сторону Запада, точнее – его бытовой составляющей, которую бóльшая их часть представляла по западным кинофильмам.
- Очевидно, сам этот поворот части послевоенного поколения был связан не только с ним, но и с процессами перерождения внутри номенклатуры.
- Вы правы. Большую роль в этой повёрнутости части (конечно же, далеко не всех) послевоенного поколения, особенно его карьерного сегмента, сыграл «курс партии и правительства», т.е. партноменклатуры, на создание социалистического варианта общества потребления (прежде всего для себя любимой) как средству и способу оформления в квазикласс. Речь идёт о фиксации в Программе КПСС (XXII съезд, 1961 г.) того, что одной из главных задач партии является удовлетворение растущих материальных потребностей советских граждан. Сверхсимволично, что именно на этом съезде, открывшем потребленческо-сытую фазу истории СССР, было принято решение о выносе из Мавзолея тела Сталина – символа героической эпохи. Ну а точку в конце героической эпохи, тоже в 1961 г., поставил полёт Гагарина в космос.
Я ни в коем случае не хочу сказать, что в героической эпохе всё было хорошо, а в постгероической – всё плохо. Во-первых, с внешней точки зрения в первой хватало плохого, а во второй – много хорошего, особенно в шестидесятые. Дело в том, что хотя в 1960-е героическая эпоха уже закончилась, однако её шлейф, инерция были достаточно сильны, чтобы породить специфический советский романтизм, эдакое изящное камерное рококо после героического массивного барокко. А сыто-потребленческая тенденция ещё не набрала обороты, чтобы эту шлейфоинерцию задавить и/или опошлить – это произойдёт в 1970-е с расцветом брежневщины. Отсюда – особый шарм 1960-х, тем более, что боровшемуся за власть начальству (свержение Хрущёва и последовавшая за этим «схватка бульдогов под кремлёвским ковром») какое-то время было не до народа. Свидетельствую как очевидец: 1960-е были уникальным временем: героика ушла, превратившись в романтику, а сытый цинизм и потреблятство (и социальное блядство) ещё не успели приобрести широкий масштаб.
Во-вторых, и это главное, в сущностном плане героика и постгероика – это не про «что такое хорошо и что такое плохо» и вообще не про «хорошо» и «плохо». Это про другое – про максимальное личностное напряжение ради достижения надличностных целей: «Жила бы страна родная и нету других забот». Первым (из трёх) воспитательных принципов моего отца, человека из геройской эпохи, было «ты не пуп земли и весь мир не вокруг тебя вращается».
Всё это опять же не значит, что надо лишь бороться и не думать о личной жизни, о материальном, о потреблении. Люди есть люди – по себе, да и не только по себе, знаю. Штука, однако, в том, что сытые эпохи возникают только благодаря героическим, революционным, благодаря тяжёлым временам, которые, как известно, порождают сильных людей, а эти последние – хорошие, стабильные времена. Используют же эти времена чаще всего вовсе не герои. Теперь мы знаем, писали Маркс и Энгельс по поводу событий 1848 г., какую роль в революции играет глупость и как мерзавцы умеют её использовать. Сытые времена чаще всего седлают мерзавцы, будь то советский НЭП или 1970–1980-е годы (далее – везде).
- Итак, Ваш вывод: 1960–70-е стали поворотным временем в развитии партноменклатуры и СССР.
- Да, в 1960–1970-е годы ускорился двуединый процесс превращения совпартноменклатуры в квазикласс и одновременно интеграции определённых её сегментов в капсистему, «в Запад». Средства – торговля нефтью, золотом, алмазами, финансовые игры; оргформы – Римский клуб, «Фирма» (она же – «Сеть») Е.П. Питовранова. Правда, здесь не всё шло гладко: часть партспецноменклатуры стремилась войти «в Запад» по американской линии, часть – по британской (эта часть, кажется, была посильней). Однако само наличие СССР, общественной собственности на средства производства, социалистическая идеология препятствовали завершению классового перерождения номенклатуры. И вот в 1980-е, под шумок строительства «реформированного социализма», который толпа сдуру воспринимала как колбасно-сырный рай при сохранении всех советских достижений в социальной области, плохиши «нарубили дров», «подтащили сена» и подожгли «ящики с чёрными бомбами, с белыми снарядами да с жёлтыми патронами» – то есть сделали максимум для обострения в стране всех противоречий: социальных, национальных, бытовых, а также максимально очернили советское прошлое, представив победы поражениями, а героев – подлецами. Иными словами, мощно ударили по идейному и психологическому иммунитету. И – постоянные крики: Запад нам не враг! Мы у него всё купим! Он нам поможет! В крайнем случае – продаст. Ну, что – помог? Продал? Прошло 30 лет, и вооружённый Запад у наших ворот, изготовившийся к окончательному решению русского вопроса. Это было невозможно представить ни в 1950-е, ни в 1960-е, ни в 1970-е, ни даже в 1980-е годы.
СССР был надёжным щитом и мечом для русского и других коренных народов страны, что он и доказал во время Великой Отечественной. А ведь тогда вопрос стоял о физическом и метафизическом существовании русских в Истории. Нацисты, гитлеровский рейх был единственным за всю историю России её врагом, который поставил задачу стирания русских из истории. Был единственным – но не остался им. Сегодня его наследник – Всемирный рейх с англосаксами во главе – пытается сделать то же самое с Российской Федерацией. И сегодня, как и в 1941 г., вопрос стоит просто: останутся ли Россия и русские в истории как особая культурно-историческая целостность? СССР подобного рода задачу дорогой ценой – если такие ситуации меряются ценой – решил. При нём историческая Россия достигла пика исторического могущества: она стала не просто мировой державой, а сверхдержавой.
- С этим не поспоришь.
- СССР за 74 года (фактически – меньше: НЭП и 1987–1991 гг. можно исключить) добился фантастических, в истории не имеющих аналогов, результатов:
- всего за 10 лет (1927–37 гг.) была создана база, не только обеспечившая военно-промышленную автаркию от капиталистического мира, но и ставшая фундаментом победы в войне;
- в 1941–45 гг. была одержана победа в самой жестокой войне, причём союзнички реально подключились только тогда, когда поняли: СССР в одиночку добьёт врага и выйдет на атлантическое побережье Европы; они подключились, чтобы этого не произошло;
- за 10 послевоенных лет СССР полностью восстановился (западные эксперты сулили 20 лет), а за следующие 10 лет сделал колоссальный рывок в экономике, военной технике, а также в организации жилищных, бытовых и медицинских условий жизни граждан (смертность – рекордные 0,6 промилле в 1960-е); это и есть не имеющее аналогов в истории послевоенное советское чудо; в то же время это послевоенное «чудо» встроено в беспрецедентный, не имеющий аналогов экономический рывок 1929–1955 гг. сталинского СССР, который не остановила даже разрушительная война;
- СССР добился фантастических успехов в освоении космоса («Спутник», первый человек в космосе, первый выход космонавта из корабля в космическое пространство и многое другое) и образовании (Дж. Кеннеди признал, что отставание США от СССР в освоении космоса обусловлено блестящей советской системой образования – от школы до вузов).
Были и другие достижения. Более того, инерционно они продолжались и в 1980-е!