Анна Филипповна Талдыкина из тех, кого принято называть «дети войны». Пройдя все ужасы 40-х, в том числе и концлагерь, наша героиня не озлобилась – она по-прежнему полна любви к людям. И в свои 89 лет считает, что без работы прожить нельзя – она и сейчас старается не сидеть без дела и даже копается в огороде. Вот только из семьи у старушки уже никого не осталось. Поэтому коротает она свои вечера в компании с кошечкой – пушистой мурлыкой.
«Когда был голод, все шли к моему деду»
Родилась Анна, тогда ещё Разуваева, в 1931 году, в селе Семидесятное Хохольского района. Мать сирота, а вот дед и отец были зажиточными. Дед всегда в поле. Три лошади. По меркам того времени – богач. Или, как тогда говорили, кулак. Но селяне, как ни странно, любили своего зажиточного соседа. Возможно, потому что он никогда никому не отказывал в помощи.
- Когда голод был, все к нему, к деду моему шли, - рассказывает Анна Филипповна. – Всем помогал. Если пятеро в семье – пядь пудов зерна даст, трое – три. А если одна соседка живёт – то пуд даст и ещё совочек досыпет. Дед и отец, а потом уже и мама, когда вошла в их семью, были «перевёртышами». Всегда по тем меркам нарядно одеты – не в холщовых рубахах да лаптях, а в хорошей одежде, туфли на ногах… Но их любили. И деда моего, и отца – он всю жизнь в магазине проработал. Сначала в Семидесятном, где мы жили, а потом в Кочетовке. Очень добрые были. И нас также старались воспитывать. Наберу, помню, конфет в подол, понесу девчонкам своим, а меня более старшие девочки останавливают – а можно и нам конфетку. И их угощу. Отец никогда не ругался, говорил, что он лучше кого побогаче обманет, а для бедных ничего нельзя жалеть. Я же росла как принцесса – одних платьев целая куча. И все красивые-е-е!
Лагерь под открытым небом
В 1942 году красивая жизнь 11-летней Анечки рухнула. В село пришли немцы. Организовали концлагерь под открытым небом в логу, огородили колючей проволокой. Поместили туда пленных солдат. А потом стали возить туда и селян: как с Семидесятного, так и с окрестных деревень.
- Приехали и за нами с мамой. Брат Илья к тому времени воевать ушёл, а потом и папу забрали вслед за ним, - говорит Анна Филипповна. – Приехали на мотоцикле, две собаки рядом. Сказали, чтобы мама собиралась и меня с собой брала. Немец посоветовал взять с собой зимние вещи – неизвестно, когда выпустят. А у нас в гостях соседка была из соседнего села. Дочке её, Райке, около двух лет тогда было – ещё грудь материнскую сосала. И их забрали. Привезли нас в лагерь. А там народу – тьма. И солдаты, и женщины с детьми. Солдат вскоре стало гораздо меньше. Немцы каждый день по несколько человек на расстрел водили. Расстреливали тут же, недалеко от лагеря, на наших глазах. То по пятнадцать человек, то по двадцать. Каждый день! Господи, хоть бы день пропустили, душегубы! А ребята все молодые, красивые! Сколько же их тогда полегло – не счесть. Их забирают, а они нам: «Матери, сестры, братья, больше вы нас не увидите». Увозят… Закроешь уши, а всё равно слышно автоматную очередь – тра-та-та-та-та… и вот расстреливают, а потом сразу не уходят. Нет. Смотрят, вдруг кто в живых остался. Одного солдата в плечо ранили, но он мёртвым прикинулся. А вечером ползком добрался до крайней хаты. Там его переодели, подлечили. Ну он вроде как местный житель – то выйдет сено перевернёт, то ещё что по хозяйству сделает. Одет-то теперь как все. Обманули немцев.
В лагере Аня с мамой провели почти месяц. Ни разу за всё время фашисты не удосужились покормить своих пленных. Дети поначалу страшно кричали, а потом уже и на это не оставалось сил. Многие умерли. Анечке повезло чуть больше других – её пыталась подкормить мамина кума. Проберётся потихоньку к загородке и нет-нет да и сунет девочке картошку.
- Мы ждали, когда сторожить будет один немец, - вспоминает моя собеседница. – Не помню уже, как его звали. Остальные - просто звери. Не дай бог увидят, что кто-то еду заключённым несёт – могут и расстрелять. А этот какой-то желанный был, понимаешь, дочка. Добрый. Как же он плакал, когда узнал, что у него мама умерла! И всё моей маме про неё рассказывал. Он потихоньку подкапывал под проволокой землю, чтобы взять у кумы картошку для меня. А потом аккуратно, чтобы никто не видел, зарывал обратно. Да и сам пытался меня хоть кусочком сахара подкормить. Многие другие тоже выжили благодаря помощи порой совершенно посторонних людей. Женщин тогда возили рыть окопы возле соседнего села. И их там селяне тоже пытались хоть как-то подкормить – то кусочек хлеба сунут, то картошечки…
«Нас спас Кузяка»
Анна Филипповна, заплакала, ненадолго прекратив свой рассказ…
- Да, страшно было. Очень страшно – не дай бог кому такое перенести, - продолжила старушка. - А потом нас спас Кузяка. Учитель. Кузьма его звали, а Кузяка – это по-деревенски.
Когда немцы только пришли в село, «учитель Кузяка» открыл потихоньку двери и выпустил всех детей. Велел огородами потихоньку в лес идти прятаться. И сам с ними. Через несколько дней дед Анны разыскал Кузьму и сказал, чтобы он переставал прятаться. Иди, говорит, немцам переводчик нужен, а ты семь языков знаешь. «Меня же расстреляют» - говорит тот. «Не расстреляют. Им переводчик очень нужен. А ты селянам сможешь помочь там куда больше, нежели по лесам прятаться будешь». И как в воду глядел – учитель-переводчик смог спасти более сотни людей, вытащив их из лагеря.
- Он говорил немцам – зачем эту женщину забрали с дитём? Какие же они коммунисты? Они одноличники (так бабушка Аня называет единоличников – то есть тех, кто, не вступая в колхозы, сам обрабатывал землю – прим.авт.). Земли у них кот наплакал. Всю жизнь работают, а хлеба вдоволь никогда не едят. Врал немцам, понимаешь?! И вот так потихоньку он добился того, что многих выпустили из лагеря. В том числе и нас с мамой. Немец тогда приехал и говорит: «где тут Обуваевы?». Он фамилию нашу перепутал. А потом маме: «матка, ю-ю, домой». Мама взяла меня за руку и мы с ней побежали из лагеря. А она постоянно оглядывалась – боялась, что нас специально выпустили, чтобы расстрелять «при побеге». Говорила потом, что у неё чуть сердце не остановилось тогда…
«Вот же он, братик мой, Илюша!»
Не успело материнское сердце отойти от ужасов концлагеря, как судьба вновь приготовила ему испытание. Пришла весточка о гибели сына.
- Юрка, сосед – он работал тогда в правлении – принёс похоронку ночью, - вспоминает Анна Филипповна. – Стучит в дверь. Мама испугалась – думала, опять немцы увезут. А ей Юрка суёт бумажку. Мамушка моя грамотная была. Как почитала, закричала страшно и упала в обморок. Я к соседям – мама умирает. Прибежали, откачали. А Юрку отругали – что же ты, дурак, днём не мог сообщить?!
Потом, уже став взрослой женщиной, Анна Филипповна поехала в Украину, чтобы найти могилу брата.
- Приехала к обелиску. Красиво там. И фамилии на досках. Много фамилий – на километр длиной наверное. Я стою и думаю: «господи, как же я здесь брата-то найду – вон сколько их тут». Опустила глаза и вижу: «Илья Разуваев». И фотография его. Вот же он, братик мой, Илюша. Ох и наревелась я тогда!
Бросила школу, пошла работать в колхоз
Но до этого ещё нужно было многое пережить…
- А в 43-м нас освободили, - говорит Анна Филипповна. - К нам зашёл сосед и сообщил радостную весть. Мама не поверила, думала, что шутит. Вышла на улицу, а там полно наших солдат. «Вы, что, в плен попали?». «Нет, мы освободили Воронеж». Радости тогда было! Пели, плясали, целовались, кричали от восторга!
После освобождения села Анна бросила школу, не доучившись два месяца до окончания четвёртого класса. Сказала матери, что не хочет учиться, а будет работать в колхозе. Работницей она оказалась знатной. Дед научил её отбивать косы, и это её умение заставило уважать девушку даже взрослых мужчин.
- Я себе отобью, а ко мне другие подходят – и нам, мол, отбей. Да запросто! Только вы за меня три рядка прокосите, а я в это время ягод пойду наберу. Косят. А я возьму два ведра и за земляникой в лес. Ох и крупная она была! А уж вкусная!
«Пуще глаза береги родных людей»
Постепенно ужасы войны стали по чуть-чуть стираться в памяти. Пришёл с войны отец. Анна выросла, к ней посватался Иван. Стали жить вместе. Девушка освоила профессию штукатура-маляра.
- Деток нам господь не дал с Ваней. Мы дом построили, так хотелось, чтобы дети в нём бегали. 11 лет мы с ним прожили, потом он заболел и умер.
Второй раз женщина замуж не хотела, думала, что будет жить одна. Но уж очень она приглянулась женщине из исполкома, где Анна делала ремонт.
- Есть у меня, говорит, племянник. Я его воспитала. Высокий, красивый, умный. Ты сразу не отказывай, хоть посмотри на него, - рассказывает моя собеседница. - Вовка тогда пришел ко мне на работу. А я на лесах стою. «Спускайся, говорит, вниз, хочу на тебя посмотреть». «Мне некогда, работы полно. Смотри оттуда. Приглянусь – позже поговорим. Нет – так ступай себе с богом». Видать, приглянулась. На следующий день пришли сваты, а еще через день мы с ним расписались. Прожили мы с ним 44 года. Ни разу он меня не обидел, не обозвал. Только всегда говорил, что всей работы не переделаешь, просил больше отдыхать. Но и в этом браке господь не дал нам детей. Дочка, а у тебя-то дети есть?
- Есть, - говорю. – Один кровный и четверо приёмных.
- Молодец. Вот и я бы взяла в своё время сироту, может уже бы и правнуки были. А муж у тебя хороший?
- Очень хороший!
- Береги его, доченька. Пуще глаза береги родных людей. Потому что потерять человека легко. Найти – сложно!