Историй счастливого спасения людей в ситуациях, казалось бы безнадежных, предостаточно. Помимо благополучного финала эти случаи объединяет ещё одно необъяснимое обстоятельство: какие именно силы помогают людям, уже попрощавшимся с жизнью, буквально родиться заново? А то и стать при этом истинными героями…
Старшина, нас уносит в океан!
Крупнейший советский остров Курильской гряды Итуруп, наверное, и остался бы в мировой истории лишь как субъект хронического мечтания японских властей сделать его своей землей, если бы не сильнейший январский шторм в Тихом океане в 1960 году.
Океанский шторм – явление такое же внезапное и не менее коварное как, например, извержение на суше вулкана, коих в тех местах тоже предостаточно. Экипаж небольшой вспомогательной баржи «Т-36», состоявшей всего из четырех матросов местного гарнизона: Асхата Зиганшина, Ивана Федотова, Филиппа Поплавского и Анатолия Крючковского об этом знали хорошо, так как служили здесь уже не первый день.
Самоходная плоскодонная «Т-36» при всей видимой неказистости (ни крейсер, ни линкор!), тем не менее, выполняла важнейшие вспомогательные функции: перевозила стратегические грузы с многотоннажных сухогрузов на рейде уже на берег Итурупа. Медикаменты, продовольствие, топливо, одежда, учебники для школ и т.д. – обычный набор того, что «Т-36» брала себе на борт у стоящих на глубоководном рейде судов и без чего обитатели самого острова не смогли бы полноценно пережить суровую дальневосточную зиму.
В ночь с 17 на 18 января 1960 года на Итуруп обрушился злой океанский шторм с зарядами снега и порывами ураганного ветра. «Т-36» в это время уже находилась на берегу, подготовленная к длительной зимовке, но… на океанском рейде оставался еще один неразгруженный сухогруз с запасом мороженного мяса. Старшина баржи Асхат Зиганшин уже ночью был вызван к командованию гарнизоном. Разговор был коротким:
- «Срочно взять на борт дизельное топливо, трехдневный запас воды продовольствия, спустить баржу на воду, принять груз с рефрижератора и доставить его на берег! Выполняйте!» Зиганшин ответил: «Есть!», козырнул и бросился в казарму будить остальных. Уже потом были серьезные разбирательства о правомерности самого приказа на выход «Т-36» в бушующий океан, но это ведь потом…
Получив срочно топливо и продовольствие, четверо моряков зашли на борт еще пришвартованной к причалу баржи, запустили двигатель и стали ждать момента, чтобы отойти от берега, как налетевший порыв ветра мгновенно оборвал крепивший суденышко к пирсу трос и «Т-36» как утиный пух швырнуло в чёрное месиво волн Охотского моря. Работавший слабосильно дизель пыхтел как умел, но что он мог сделать с тяжелой энергией бушующей океанской стихии? Баржу понесло в открытый океан…
Надеяться – самостоятельно. Выживать – только по команде!
Работавшая слабосильная радиостанция вышла из строя сразу после того, как Зиганшин отправил на берег сообщение о ЧП! Экипаж остался без связи. Отжимной ветер сводил на «нет» все усилия маломощного дизеля направить «Т-36» к берегу, который вскоре и вовсе исчез из вида. Усиленная работа машины быстро уменьшила и без того малый запас топлива.
К вечеру 18 января дизелист Крючковский доложил старшине Зиганшину о том, что уже к следующему утру баки с соляркой будут пусты. Это значит, что баржа станет абсолютно неуправляемой и жизнь четырех моряков полностью окажется зависимой лишь от воли морского бога – Нептуна. Да еще – от бушующего океана, который не торопился утихомириваться. Надо было принимать решение. Зиганшин, волей этого трагического случая ставший капитаном «Т-36», не имея никакого морского образования, тем более – опыта плавания в океане, все же принимает единственное верное решение: попробовать выбросить баржу на песчаную косу, мимо которой её в тот миг тащило за горизонт злое океанское течение.
Но снова вмешался случай: во время дрейфа «Т-36» пропорола борт о невидимый риф, трюм и машинное отделение стали заполняться водой. Вскоре захлебнулся маломощный двигатель, и абсолютно неуправляемое суденышко потащило далее в бушующую темень. Самое обидное и ужасное при этом для моряков было то, что до спасительной песчаной отмели оставались считанные метры. Вскоре и сама коса скрылась в пенистых бурунах. Баржу с людьми вынесло на просторы Тихого океана.
Робинзону Крузо было легче
Герою Даниэля Дэфо действительно повезло больше: его хоть высадили на остров, оставив запасы продовольствия, пороха, мушкет. Наши моряки имели лишь скудный трехдневный бортовой паек армейской еды и воды, сломанную рацию, заглохший двигатель и пробитый борт, через который внутрь баржи поступала холодная океанская вода. Единственное, в чем судьба осталась к людям благосклонной – в том, что бортовые топливные герметичные баки «Т-36» оказались пустыми и потому смогли в виде естественных поплавков удерживать баржу на плаву. Без них, как потом вспоминали сами участники трагической Одиссеи, они, конечно, самостоятельно победить стихию не смогли бы.
Шторм, тем не менее, стихать не собирался. 19 января волны усилились, легкую неуправляемую баржу нещадно швыряло между ними, океанские брызги, замерзая на лету, превращались в беспощадную картечь, обледеневшая хилая рубка, в трюме зловеще хлопала поступавшая через пробоину вода. Экипаж из четырех профессионально неготовых матросов, тем не менее, понимал, что быстрой помощи ждать неоткуда и спасти себя они могут лишь сами. Счастливый случай в виде какого-либо океанского проходящего мимо судна ребята считали мистикой и решили на него не надеяться. Хотя, как потом на всевозможных пресс-конференциях они рассказывали сами, каждый из них в душе тайно мечтал именно о каком-нибудь внезапно вынырнувшем из ночной мглы огромном спасительном корабле, на котором будет много света, горячей воды, еды и, главное, тепла! Об этом они, забыв про комсомольские билеты и сопутствующую идеологическую химеру, ежедневно в своих молитвах открыто просили всех известных им с детства святых. Похоже, их мольбы были услышаны.
Сначала Зиганшин объявил на борту терпящей бедствие «Т-36» режим жесточайшей дисциплины и полного исполнения его приказов, что не обсуждалось остальными: все понимали, что корабли в океане чаще гибнут не от волн, но от паники экипажа. Паника – это хаос. Хаос – это бунт. Бунт – это смерть! Первым делом мотористы Поплавский и Крючковский осмотрели пробоину в трюме и начали найденными подручными средствами её заделывать. На флоте это называется «борьбой за живучесть». Но одно дело отрабатывать различные её способы на береговом тренажёре, имея под рукой необходимые пластыри, заглушки, инструменты и т.д. И совсем другое – заниматься этим в бушующем океане, практически не имея в наличии никаких вспомогательных средств. Тем не менее, спустя сутки, течь худо-бедно удалось остановить. Но в дверь их тесного мокрого кубрика уже стучалась другая страшная беда: голод и жажда!
Один для всех и все для одного!
Этот перефразированный советский лозунг и стал главным правилом на борту «Т-36». Сначала ребята тщательно пересчитали все имеющиеся на борту продукты. Помимо взятых на Итурупе трехдневных пайков «запасы» оказались крайне скудными: подмоченная буханка хлеба, банка мясной тушёнки и несколько ведер мерзлой картошки, каким-то чудом оказавшейся в машинном отделении. Позже выяснилось, что и этот «деликатес» был беспощадно залит соляркой. Но самое ужасное открытие ждало моряков позже: стеклянная ёмкость с десятью литрами питьевой воды оказалась разбитой вдребезги…
Тем временем «Т-36» силами Тихоокеанского флота уже искали. Поиск осложнялся ураганной погодой, почти нулевой видимостью и огромными волнами. Поднятые в воздух самолеты морской авиации оказались бессильны: их радары не смогли засечь в приблизительном квадрате бедствия «Т-36» никаких плавсредств. Бессильными оказались и судо-спасатели: как ни всматривались в чёрный бушующий океан их вахтенные службы, бедствующую баржу найти не удалось. Через несколько суток поиски были прекращены: по всем признакам на берегу сочли, что «Т-36» трагически погибла, так как по своим мореходным качествам она просто технически не могла выжить в той обстановке. Фамилии четверых моряков занесли в соответствующие документы, их близким были подготовлены трагические сухие сообщения. Впоследствии выяснится, что береговые службы и не могли обнаружить терпящую бедствие баржу, так как «Т-36» злыми течениями океан в нарушение всех правил мировой гидрографии уносил совсем в другую сторону. Не знали этого и на «Т-36». Да если бы и знали, всё равно ничего той стихийной ситуации противопоставить не смогли бы. Кроме одного: бороться за жизнь судна и свои собственные самостоятельно. И надеяться…
От глотка до глотка
Что такое испытывать жажду, находясь в окружении миллионов тонн воды, автор знает лично. Как-то во время службы на Северном флоте на нашем корабле, находившемся в Средиземном море, закончилась пресная вода. Танкер, вызванный по рации, застрял где-то на подходе из-за штормовой погоды. Включил аварийные опреснители заборной воды, которые, недолго проработав, быстро вышли из строя из-за ее высокой солёности. Так и шли в Севастополь, запивая ожидание встречи с берегом компотом из соленой воды. Удовольствие еще то…
У моряков «Т-36» не было ни опреснителей, ни сахара для компота. В машинном отделении они нашли лишь запасы технической воды для аварийного охлаждения работающих дизелей – некий прообраз нынешнего антифриза. Ржавая, пропахшая мазутом, с пятнами солярки, но это была вода! Зиганшин установил меру: каждому – три раза в день по пятидесятиграммовому стаканчику для мытья бритвенных помазков! Одна кружка воды уходила на готовку хилой похлебки из нескольких мазутных картофелин и крохотной порции найденной банки тушенки. Впрочем, и этот «оазис» быстро хирел. Попытки поймать рыбу оказались неудачными: несколько «летучих» рыбок случайно упавших на палубу «Т-36», ситуацию, конечно, изменить не могли. Несколько раз видели китов. Куда там…
Асхат Зиганшин установил на «Т-36» строгое несение вахты, в которое входило и постоянное наблюдение за горизонтом, так как понимал, что любое бездействие на борту неизменно приведёт к ссорам. Любая ссора в той ситуации – начало неизбежного неповиновения, а значит – и гибели всех! На обрывках найденной оберточной бумаги он вёл некий вахтенный журнал, отмечая в нем лишь самые яркие события. Увы, все они заканчивались одной безрадостной записью: «горизонт пуст».
День 23 февраля (в океане «Т-36» находилась уже более месяца! – авт.) экипаж встретил безрадостным известием о том, что именно в этот день на борту окончательно закончилось продовольствие. Техническая вода была выпита еще ранее. От жажды моряков спасали дожди, во время которых они расстилали на палубе и крыше рубки все имеющиеся на борту тряпки, а затем отжимали из них дождевую воду. Вместо еды стали использовать остатки моторного солидола: каждому – по чайной ложке в день. Но и эти запасы катастрофически таяли. В ход пошли кожаные ремешки от часов, их резали на кусочки и варили на чудом сохранившейся в рубке печке-буржуйке. В ту же похлёбку позже были отправлены и пошинкованные на ломтики голенища кирзовых сапог, и брючные ремни, и меха случайно оказавшейся на борту чьей-то гармони.
На дрова для печки пришлось пустить все деревянные детали обшивки, спасательные круги, автомобильные покрышки, которые при швартовке баржи ранее использовались в качестве амортизаторов-кранцев, но и этот запас ведь не был бесконечен. А горизонт по-прежнему был пуст…
Наступил март. Чудом державшаяся на плаву баржа, ободранная и снаружи и изнутри, была единственным спасением для горстки изможденных, заросших людей, уже уповавших только на Бога. Друг другу они поклялись, что тот, кому посчастливится добраться до берега и выжить, расскажет об их страданиях всю правду без прикрас. Просто монотонно перечислит все этапы их страшного плавания. При этом они на всякий случай попросили друг у друга прощение и попрощались. Горизонт был пуст…
Братцы, я их вижу!
Сил на то, чтобы выходить на палубу, уже практически не было. Моряки сменяли друг друга, выползая наверх на четвереньках.
27 марта Филипп Поплавский шепотом доложил Зиганшину о том, что слышал ночью в небе гул моторов. «Галлюцинации…» - подумал тот, но в ту же секунду и сам услышал характерный гул. Поднял голову: над «Т-36» кружил американский военный самолёт! «Все наверх!» - свистящим шепотом он отдал приказ остальным морякам. Те стали выползать на палубу. Вскоре над «Т-36» зависли два вертолёта с американского авианосца «Кирсардж», который возвращался с боевой службы на базу в Сан-Франциско. Это было спасением!
P.S.
А город подумал – учения идут?
Американские медики, обследовав наших моряков, долго не могли поверить, что перед ними – живые люди! Степень их истощения зашкаливала за нормы предельной дистрофии, но это были живые советские моряки!
Информация об их спасении полетела на берег. Швартовки авианосца в Сан-Франциско ждали сотни репортёров, приехали советские дипломаты, наш военный атташе, аккредитованные журналисты. В штабе Тихоокеанского флота тоже царила паника: предстоящий разбор этого ставшего международным политическим «мэмом» плавания «Т-36» многим адмиралам грозил крупным морским крушением, что и случилось.
В конце марта подлечившиеся в американском госпитале и успевшие твёрдо отказаться от предложенного им политического убежища наши моряки вернулись в СССР. Снова – овации, обильная пресса, встреча с родными. Ребят наградили орденами Красной Звезды. Постепенно ажиотаж сошёл «на нет». Появились другие герои, другие пресс-конференции.
Как-то Асхат Зиганшин на очередной тысячный вопрос о том, что он лично пережил за эти 49 суток бедствия, ответил тихо и коротко: «Сходите в музей и постойте перед картиной Айвазовского «9-й вал». В ней ответы и на ваш, и на все остальные вопросы».
А меня интересует другое: если бы подобная ситуация произошла в наши дни, как бы повели себя американские моряки?