В Ленина стреляла любовница его брата?

Социализм известен не только тем, что, разрушив в 1917 году «всё до основания», тут же начал все разрушенное мучительно, через человеческие трагедии, восстанавливать заново. (Зачем разрушали?) В том посмертном процессе всеобщей реанимации огромное значение власть придавала агитации и пропаганде: новому обществу был необходим новый маяк, на свет которого люди летели бы с рукоплесканиями, бодрыми песнями, пошлыми криками «даёшь!» и яркой мишурой. Главный принцип этого маяка – «светит, но не греет» тут же принялись вбивать в умы рабочих и крестьян доморощенные советские писатели. Так родилась знаменитая «Лениниана», не только превратившая людоеда Ленина в «доброго дедушку» Ленина, но и сделавшая из всего близкого, в том числе родственного ленинского окружения кружок беспорочных и добропорядочных людей. Так ли это было на самом деле?

Они пошли «другим путем».

Младший брат Ильича Дмитрий Ульянов получил медицинское образование в Московском и Тартуском университетах. Практиковал в Севастополе, наверное был неплохим земским врачом: в 1-ю Мировую войну его мобилизовали медиком на румынский фронт, где он исправно лечил раненных и даже был награжден медалями.

Октябрьская революция, сломавшая весь жизненный цикл капиталистической России, сделала его старшего брата Владимира Ульянова на только Владимиром Лениным, но и главным человеком в уже советской России. (Заметим, что свой псевдоним «Ленин» сам Ильич никому из близких так и не доверил, позволив им резвиться под родовой фамилией – Ульяновы).

Дальновидные крымские большевики тут же приметили Дмитрия Ульянова, угодливо сделав его членом Таврического комитета РСДРП(б), в котором тогда верховодили профессиональные садисты Бела Кун и Роза Землячка. Они и рекомендовали некогда обычного врача и бытового выпивоху в члены «тройки», решавшей судьбы сотрудников и студентов местных университетов.

Участие в революционном чистилище не мешало Дмитрию Ильичу подолгу пропадать в знаменитых крымских винных подвалах, откуда соратники по партии нередко извлекали его в нерабочем состоянии. Может быть поэтому историки так и не нашли его подписей ни под одним карательным решением «тройки», что, впрочем, не мешало Таврическому комитету РСДРП(б) «разоблачать» и направлять на эшафот сотни «неблагонадежных».

Помимо участника многих застолий (а выпить с братом вождя революции мечтали многие – авт.). Дмитрий Ильич слыл и дамским угодником, старавшимся не пропускать мимо ни одной симпатичной девицы. Видимо поэтому уже в Крыму он бросил свою первую жену Антонину Нещеретову, женился вторично на некой Александре Карповой, успев при этом прижить от давней подруги - медсестры Евдокии Червяковой еще и сына.

Очевидно, родственная близость к лидеру революции Ленину, во-многом определила и карьерный путь самого Дмитрия Ильича: недолго побездействовав в пресловутой «тройке», он в 1919 году становится… Председателем Совнаркома Крымской республики! Впрочем, надо отдать ему должное: за три года пребывания в высокой должности Дмитрий Ульянов сумел создать знаменитое до сих пор крымское курортное здравоохранение! Ни при его жизни, ни сейчас, правда, никто не вспоминает, каким образом ему это удалось: конечно, сыграла свою роль и поддержка Центра во главе со старшим братом, который не только не запрещал, но и активно поощрял нещадно «национализировать» поместья, особняки, дачи всех царских чиновников, включая и Ливадийский дворец самого императора. Ильич-младший делал из них здравницы для рабочих и крестьян, отличившихся при уничтожении этих самых чиновников, включая и самого императора. В общем, «взвились кострами синие ночи»…

Любовь зла, полюбишь и…

Крымская романтика, магнолии, лаванда, массандровские вина и прочая южная липкая благодать не могли не сыграть своей расслабляющей роли и в жизни будущего Предсовнаркома Крыма.

В 1917 году в главную тогда местную здравницу – т.н. «Дом каторжан» приехала поправлять здоровье отсидевшая десятилетний срок за подготовку покушения в 1906 году на киевского генерал-губернатора Сухомлинова мещанка Фейга Хаимовна Ройтблат (вошедшая в историю как Фанни Каплан – авт.).

В результате неудачного взрыва бомбы для генерала, террористка сама была ранена и практически полностью потеряла зрение, однако не марксистко-ленинское чутье. Десять лет на сибирской каторге ничуть не состарили и не обезобразили 27-летнюю бомбистку, она, по отзывам соратников, оставалась дамой привлекательной, но нуждающейся в постоянной посторонней помощи (проще – поводыре…). Таковым по прихоти судьбы и стал брат будущей жертвы Фанни Каплан Владимира Ленина – Дмитрий Ильич Ульянов, который тогда часто проводил личные приёмы среди занедужащих каторжан и сразу «положивший глаз» на эксцентричную террористку. Фанни Каплан противиться начинавшемуся роману естественно не стала.

Отношения развивались бурно и быстро, чему способствовали и молодые крымские вина, от которых сама Каплан тоже не отказывалась, и южная романтика под «синими ночами» и длительные поездки по полуострову, которые красиво устраивал брат вождя, что ему в силу исторических обстоятельств сделать было совсем несложно.

Весельчак и выпивоха Дмитрий Ульянов, которого за глаза называли «добрым Митей», никогда на абсолютную власть не замахивался, тяготился даже постом Предсовмина Крыма, предпочитая в качестве «релакса» общество красивых девиц и хорошую выпивку. Когда Ленину доложили о назначении брата на высокий пост, тот расстроено буркнул в адрес крымских властей: «Эти идиоты, по-видимому, хотели угодить мне, назначив Митю… Они не заметили, что, несмотря на то, что мы носим с ним одну и ту же фамилию, он просто обыкновенный дурак…»

В отличие от членов крымского ревкома, эту особенность брата Ленина хорошо заметила Фанни Каплан: вскоре остальные пациенты «Дома каторжан» стали отмечать её дорогие обновки и украшения, она явно похорошела, стала общительнее и веселее. Возможно, этим преображениям во-многом способствовала модная тогда тяга революционеров и революционерок к «свободной любви», сторонником которой был и сам Ленин. Во-всяком случае и Фанни, и ее ухажера Дмитрия отдыхающие каторжане нередко видели «неглиже» среди посетителей местных нудистких пляжей.

Вскоре Дмитрий Ильич отправил свою пассию в самую модную тогда офтальмологическую клинику Леонарда Гиршмана в Харькове, где профессор сотворил чудо: значительно восстановил Каплан зрение. В окружении Дмитрия Ульянова активно заговорили об очередном бракосочетании звёздного брата… Но.

Партия сказала «Надо», ВЧК ответил: «Есть!»

Конечно, за очередным романом Дмитрия сам Ленин присматривал и, как говорили его соратники, был ему не рад. Во-первых, девица из ортодоксальной еврейской семьи была конечно не лучшей парой брату вождя и основателю главной партии Советской России. Во-вторых, Каплан по своему партийному призванию была эсеркой, т.е. основной противницей политики большевиков и ее семейный союз с «добрым Митей» мог сильно навредить самому Ильичу: а это уже высокая политика, куда вход любовным «ахам» и «охам» самим Лениным был строго запрещен!

В-третьих, как вождю докладывали чекисты, после союза с Каплан «добрый Митя» стал впадать в длительные запои, и из доброго бесхребетного подкаблучника начал превращаться в озлобленного дебошира и скандалиста.

Вождь сказал: «Хватит!» Несостоявшегося жениха быстро перевезли в Москву, положили в клинику неврозов, лишили бутылки и юбок, а затем поместили под домашний арест в кремлёвскую квартиру вождя. Врачебно-чекистская терапия сразу вернула Дмитрия Ильича в семейное русло и он быстро забыл о своей невесте.

Впрочем, существует еще одна конспирологическая версия разлучения двух любовников: товарищи-эсеры тоже были крайне недовольны этим союзом и постоянно требовали от Каплан добровольно его разорвать, неизменно намекая на то, что того же требует от  брата и сам Владимир Ленин. Зёрна падали на подготовленную почву: бывшая любовница возненавидела разлучника, чем впоследствии на заводе Михельсона и воспользовались сами лидеры эсеров. Многие историки до сих пор считают, что отдельные страницы в уголовном деле по поводу покушения Каплан на Ленина отсутствуют именно потому, что советской власти было совершенно ни к чему посвящать всех в тонкости этого «революционно-врачебного романа»: дескать, это лишь месть брошенной женщины! Тем более что само следствие по этому делу длилось всего четыре дня.

От любви до ненависти?

30 августа 1918 года после митинга на заводе Михельсона в Москве в спустившегося с трибуны Ленина трижды выстрелила неизвестная женщина, которая после покушения смогла скрыться в запаниковавшей толпе рабочих. Однако вскоре сами же рабочие уже на улице её смогли задержать. Нападавшей оказалась та самая эсерка Фанни Каплан. От самосуда твердившую одну и ту же фразу: «Я смогла сделать это» террористку спас чекист Сергей Батулин, который оказался рядом. На его внезапный вопрос о том, зачем женщина стреляла в Ленина, та ответила странно: «А почему это вас интересует?»

Любой криминалист скажет, что на такой неожиданный вопрос незнакомого человека в кожанке опытная террористка психологически ответила бы категорическим отказом, но никак – кокетливым безликим вопросом. Скорое следствие подтвердило версию Батулина: «Это я стреляла в Ленина, о чем решила еще в феврале в Севастополе», - призналась на одном из допросов и сама Каплан. Подробностей этого решения самой террористки в материалах дела обнаружить не удалось.

Финал роковой любви.

Решение скороспелого трибунала «расстрелять!» исполнил во дворе Кремля его комендант, бывший санитар Балтийского флота с крейсера «Диана» Павел Мальков. Присматривал за «казнью» чекист Яков Юровский, который руководил и убийством царской семьи – та еще компания… Тело убитой Каплан сожгли в бочке из-под смолы сразу после казни там же во дворе Кремля. Могилы у нее нет.

Сам же «добрый Митя» с 1921 года жил в Москве. После домашнего ареста снова добрался до «веселящих напитков», однако был умерен. В качестве дачи использовав резиденцию Ленина в Горках. Работал в Наркомздраве. Естественно, писал глянцевые мемуары о своем брате. О любовнице-террористке нигде не упоминал. За это, наверное, и успокоился на знаменитом Новодевичьем погосте в 1943 году.