И стали дети ангелами: история авиакатастрофы в Светлогорске

Вторник 16 мая 1972 г. запомнился мне на всю жизнь. В тот день я, курсант Калининградского ВВМУ, был дневальным по роте. Внезапно зазвонил внутренний телефон. По спецкоммутатору, что было редкостью, из Москвы звонил отец, занимавший тогда высокий пост в штабе авиации ВМФ СССР.

- Ты в городе сегодня был? – как-то отрешенно спросил он.

- Нет, а что?

- Не ходи: сегодня в Светлогорске (курорт в Калининградской обл. – прим. авт.) случилась большая беда, подробности вам доведут в приказе. - Он положил трубку.

Отец ошибся в одном: в тот день в Светлогорске случилась не беда, а чудовищная трагедия!

И снова балтийский туман?

Балтика всегда «славилась» своими погодными капризами. Беспричинные штормы, хмурое небо и знаменитые туманы доставляли немало переживаний не только морякам, о чем упоминалось в рукописях даже тевтонских мореходов. Особой мистической тайной пропитаны именно балтийские туманы, в которых якобы бесследно исчезали попавшие туда и рыцарские коги, и парусники, и даже пароходы. Возможно, в этих историях уже больше людской выдумки, нежели какой-либо научной истины, но любой нераскрытый факт всегда дает повод писателям, художникам, сценаристам, режиссерам и т.д. трактовать его по-своему. Но в нашем случае никакой художественности не было. Все было обыденнее, а потому – страшнее.

16 мая 1972 г. над Балтийским морем именно в районе Светлогорска внезапно сгустился сильный туман, хотя над самим морем небо было ясное. Самолет военно-транспортной авиации Балтийского флота АН – 24 Т готовился к вылету из аэропорта Храброво. Экипаж из 6-ти человек под командованием Вилора Гутника считался на Балтике опытным и «слетанным». Погодные условия – приемлемые и привычные для всех балтийских авиаторов. На борту находились и два инспектора из штаба авиации. Полетное задание, подписанное командующим авиацией Балтфлота генерал-полковником Сергеем Гуляевым, было несложным: взлетев в 12 часов 15 минут в Храброво, с промежуточными посадками на аэродромах Коса и Чкаловск вернуться обратно на базу. Цель полета: проверка радиотехнических средств ПВО флота.

Здесь мы оговоримся: в те годы нарушения воздушной границы СССР именно на Балтике не были редкостью: частные легкомоторные самолеты, например, из Швеции, на малых высотах частенько «дразнили» наших «пвоошников», т.к. их средства, увы, именно на малых высотах не всегда могли обнаружить летевший объект, что по сути являлось угрозой безопасности государства. (Много позже это убедительно доказал Матиас Руст, севший на своей «авиетке» почти в кабинете Горбачева – прим. авт.).

По заданию полет должен был проходить на высоте 500 м. Последний доклад Гутника поступил на КП базы на высоте 150 метров. На 15-й минуте АН – 24 Т над г. Светлогорском вошел в полосу густого тумана и, взяв курс на мыс Таран, пропал с радаров. Такова сухая статистика. Реальность оказалась чудовищнее.

А город подумал – учения идут…

В светлогорском детском садике №3 в те же часы дети возвращались с утренней прогулки. Впереди их ждал вкусный обед, который не первый год готовила их заботливая повариха Тамара Янковская. Дети ее любили и звали «мама Тома». После обеда детей ждала традиционная сказка и обязательный сон. Кто же мог подумать, что этот сон для них станет вечным?..

В 12 часов тридцать минут и редкие в те дни отдыхающие, и многие жители Светлогорска увидели внезапно вынырнувший из пелены тумана ревущий турбинами самолет. Лайнер летел на недопустимо низкой высоте (экспертиза впоследствии установила, что высота была около 80 м. – прим. авт.). Пройдя над городским стадионом и в прямом смысле обдав жаром всех, кто в это время там занимался физкультурой, самолет, срезав крылом верхушки растущих на берегу деревьев, через секунду с чудовищным грохотом врезался в здание детского сада… Шок. Крики. Стоны. Истерика. Паника. Плач. Ужас…

Развалившийся при ударе корпус самолета полностью снес второй этаж садика, похоронив под руинами всех, кто в это время был внутри здания: и воспитателей, и поваров, и нянечек, и, самое страшное  - детей. Ко всему прочему при ударе из АН – 24 Т во все стороны хлестнул керосин, которым перед вылетом были полностью заправлены его баки. Топливо тут же вспыхнуло. Море огня накрыло руины бывшего еще пару минут уютным и, как вероятно думали сами детишки, их самым надежным укрытием на планете. Воспетый в сагах и патриотических песнях «балтийский ветер» безжалостно раздувал этот поистине жертвенный костер, нестерпимый жар от которого распространялся на сотни метров вокруг. Где-то страшно выла горевшая собака… Все произошло так быстро, что свидетели трагедии, впавшие в ступор, даже не сделали никаких попыток хоть как-то начать тушить бушующий огонь. Да если бы даже и нашлись смельчаки броситься в этот ад, то и они ничего бы, конечно, сделать не смогли, никого не спасли, а лишь погибли бы сами.

Светлогорск – город маленький и компактный, а потому все вспомогательные службы располагались неподалеку друг от друга. Уже через пару минут к полыхающему садику примчались все пожарные расчеты города, завыли сиренами милицейские машины, прибыли поднятые по тревоге военные, приехали и руководители города. Но что они могли сделать? По сути – ничего: быстро растекавшийся из эпицентра горящий керосин поджигал все, что было на его пути. Его гасили всем, чем могли: пеной, водой, землей, торфом, даже придорожной пылью. Огненные потоки хоть с огромным трудом, но удалось погасить, что спасло стоявшую неподалеку школу, где в те минуты, на уроках сидело 200 школьников. Руины садика догорали сами собой. От увиденного у секретаря горкома партии Зубкова случился инфаркт.

Все, что смогли сделать солдаты и милиционеры, это мгновенно организовать несколько колец оцепления. Сцепившись локтями, они изо всех сил сдерживали рвущихся в бушующий огонь обезумевших родителей. Никто из оцепления, несмотря на чудовищный жар (многие получили серьезные ожоги, у некоторых даже дымилась форма, кто-то и от температуры, и от увиденного падал в обморок), не сделали ни шагу назад. Да и некуда было делать этот шаг: сзади – море огня, впереди – готовые убить любого, кто им мешал, родители. Позже у многих выстоявших в том оцеплении, медики зафиксировали множественные рваные раны рук и лиц: матери буквально зубами и ногтями рвали тех, кто, спасая уже их самих, не пускал близких на верную гибель: материнский инстинкт, сразу превратившийся в звериный, лишил по сути людей рассудка…

В адском пожарище погибли все: и дети, и воспитатели. Всего 27 человек, из них 24 маленьких человечка. Из летевших в самолете 8-ми военных тоже не выжил никто: командира Гутника нашли в кабине намертво сжимавшим штурвал. Второго пилота при ударе выбросило наружу. Говорят, вывалившись из тумана и увидев внезапно возникший по курсу детский сад, Вилор Гутник попытался резко поднять самолет, но… тихоходный и тяжелый АН – 24 Т не истребитель и форсажа не имел. Случилось то, что случилось.

А судьи что?

Самое циничное (хотел написать – «чудовищное», но что может быть чудовищнее того, о чем мы уже сказали? – прим. авт.) началось сразу после того, как здание, пропитанное керосином, сгорело дотла.

В Светлогорск немедленно прибыло областное начальство, командование флотом и авиацией. Конечно, чины КГБ. Вскоре прилетела и высокая комиссия из Москвы во главе с заместителем министра обороны Алексеевым. Началось немедленное расследование: свидетели, экспертизы, «черный ящик» и т.д. И сразу – неожиданное «открытие»: оказывается, на борту погибшего АН – 24 Т перед вылетом был установлен высотомер с другого самолета: ИЛ – 14, который в условиях реального полета на другой модели давал чудовищную погрешность более чем в 50 метров! Если это так, то понятно – почему опытный Вилор Гутник летел на недопустимо малой высоте и почему так и не смог отвернуть в сторону самолет. Над генералами авиации зависла тень громкого уголовного дела.

Вскоре в результатах экспертизы появилась странная запись о том, что в крови летчиков якобы нашли следы алкоголя. Откуда-то возникли и свидетели, которые как бы слышали, что накануне полета экипаж отмечал какую-то дату и явно не с лимонадом. Быстро узнавшие об этом, родители погибших детей под угрозой масштабных протестов запретили властям хоронить летчиков в Светлогорске. Их похоронили в Калининграде.

Впоследствии священник местного храма, к которому вскоре на исповедь (после допросов) приехали однополчане Гутника, не нарушая тайну их исповеди, тем не менее уверял всех в том, что экипаж самолета в трагедии не виноват: значит, он что-то важное из тех бесед узнал? Мертвые сраму не имут. А живые?

Генералы боялись зря: в Москве в ленинском ЦК КПСС было принято решение… уголовного дела по факту страшной трагедии вообще не возбуждать, и случившееся строго засекретить. С кого-то приказом министра обороны Гречко спороли лампасы, кого-то уволили, кого-то понизили в звании и должности: несоразмерно щедрое «наказание» по сравнению с тем, что случилось. Ведь в те годы советская Фемида беспощадно сажала за решетку даже т.н. «бомжей» - просто за бродяжничество, а тут… Народ и партия едины?

В самом Светлогорске к месту наконец затушенного пепелища срочно стянули военных строителей из т.н. «стройбатов», подвезли нужную технику, кратно усилили оцепление и начали экстренно растаскивать и вывозить завалы. Одновременно военные извлекали из-под руин обгоревшие останки и торопливо (так приказали! – прим. авт.) складывали их на расстеленные прямо вдоль дороги простыни. Сотрудники КГБ следили за тем, чтобы никто не вздумал снимать происходящее на фото. У замеченных в этаком вольнодумстве тут же отнимали камеры и засвечивали пленку. Слава Богу, не у всех…

Глубокой ночью сгоревшее здание было разобрано и вывезено до последнего кирпичика. В кузова грузовиков кидали и обгорелые игрушки, и детские намокшие развлекательные картинки и найденные порванные одежки. Все вместе с остатками самолета экстренно увезли в неизвестном направлении. А на месте самого пепелища, в эпицентре пожара тут же положили свежий дерн и… разбили веселую цветочную клумбу! Это даже не цинизм, а какое-то ритуальное языческое убожество!

Пришедшие утром на это место уже все знавшие жители Светлогорска увидели лишь… уютный зеленый скверик, яркие незабудки и прочую цветочную мишуру, над которой стойко витали запах гари и авиационного керосина. Многие женщины, говорят, падали в обморок. Все, даже мужики, плакали.

Погибших срочно похоронили в братской могиле, не дав родным даже попрощаться с ними, рядом поставили часовню. В Светлогорске ввели режим ЧП, ограничили теле и радиопередачи, прессе вообще цензурным кляпом заткнули наглухо рот и отменили пригородные поезда на курорт. Но конечно это не помогло.

Уже к вечеру 16 мая мы в курсантской общаге жадно ловили на свои, конечно запрещенные транзисторы, все западные «голоса». «Радио Люксембург», «Голос Америки», «Свобода» и т.д., наперебой и, что самое ужасное, весело орали на весь мир о нашей трагедии. Как мы их тогда ненавидели!

Вскоре я убыл в Москву на летние каникулы. Первым и единственным вопросом, обобщающим всю трагедию, который я задал тогда отцу, было мучительное «почему?». Почему разбились? Почему молчали? Почему никого не отдали под суд? Врали, врали-то почему? Он молчал, а потом неожиданно сказал: «Отныне я тебе не просто советую, а приказываю нигде, никогда и никому этих вопросов не задавать! Это опасно, сынок». Этот приказ я нарушаю сегодня.

P.S.

А в день поспешных похорон над Светлогорском, как потом рассказывали очевидцы, внезапно появилась стая голубей. «Это невинные души к ангелам полетели», - сказал кто-то. Господи, упокой их…