10 марта 1918 года в 10 часов вечера с грузовой станции «Цветочная» в Петрограде отправился поезд № 4001. Вид у этого состава был довольно странный, собственно даже вида он не имел в вечерней тьме, поскольку освещение полностью отсутствовало. Только за плотно задернутыми шторами в салон-вагоне пробивались полоски света.
Там находился председатель Совета народных комиссаров В.И. Ульянов (Ленин), его супруга Н.К. Крупская и сестра М.И. Ульянова. Иными словами, семья вождя. Поезд взял курс на Москву. А вместе с ним и ульяновской семьей в Москву отправилась и столица советской России.
Как известно, Москва потеряла статус столицы Государства Российского в 1712 году, когда в Граде Петровом на берегах Невы вслед за посольствами обосновался и царский двор. «И перед младшею столицей померкла старая Москва, как перед новою царицей порфироносная вдова», – такое метафорическое резюме дал этим переменам Пушкин в «Медном всаднике».
Образ «порфироносной вдовы» как нельзя точнее описывает политический статус и социально-культурную роль Москвы в Российской империи. «Вторая столица», но по титулу все же столица. Только однажды Москва взяла реванш, когда в 1728 году здесь обосновался двор императора Петра II, внука Петра Великого. Внук если уж не поворотил вспять дедовские преобразования, то резко сбавил обороты на их путях. Царствование Петра II стало попыткой ползучей государственной контрреформации, а возвращение Москве столичного статуса – частью этого довольно хаотичного плана. Петр II и умер в Москве, простудившись на Москве-реке 6 января 1730 года во время торжественной церемонии водоосвящения в праздник Крещения Господня. И стал последним российским государем, похороненным в Архангельском соборе Московского кремля. В том же, 1730 году, Петербургу был подтвержден столичный статус, а императорский двор и правительство вернулись на брега Невы два года спустя.
Вновь затребовать свои права на «первостоличность» Москва попыталась только после крушения империи. При Временном правительстве московская городская дума выступила инициатором проведения в своем городе Учредительного собрания. Премьер-министр князь Г.Е. Львов поддержал московскую инициативу, однако против нее выступил Совет рабочих и солдатских депутатов. Советы заподозрили правительство в попытке уйти из-под контроля революционного народа и провести решающие реформы по выработке формы правления и основных законов новой России в московском логове торгово-промышленной буржуазии. А как это было бы красиво и глубоко символично! Адепты переноса столицы публично убеждали: «Здесь с Красного крыльца в Кремле, откуда возвещались все великие события русской жизни, здесь великодержавный русский народ окончательно возвестит свободу и порядок, и тогда мы поверим, что не будет больше смуты на Руси». Но Временное правительство не решилось идти на конфликт с радикальными Советами и в итоге отказалось от политической реабилитации Москвы. Столица осталась в Петрограде, а смута только начиналась.
В феврале-марте 1918 года именно угроза смуты и собственного падения с приближением к Петрограду германских войск побудила большевистское правительство покинуть «колыбель революции». Причем сделано это было без всякого революционного пафоса, в обстановке строжайшей секретности. Своеобразным прикрытием для переезда было выбрано проведение в Москве Всероссийского съезда Советов. По всей видимости, перебраться в Москву предложил управляющий делами Совнаркома В.Д. Бонч-Бруевич при поддержке своего брата – военрука Высшего военного совета М.Д. Бонч-Бруевича. Вопрос обсуждался на заседании Совнаркома в ночь с 24 на 25 февраля. Председатель Петросовета Г. Е. Зиновьев был против, но Ленин согласился при условии: об этих планах ничего не сообщать заранее, а переезд в Москву организовать внезапно. 26 февраля Совнарком принял проект постановления об эвакуации правительства. В этом документе говорилось, что вывозу из Петрограда подлежат: «минимум руководителей центрального административного аппарата с семьями, Госбанк, золото и Экспедиция заготовления государственных бумаг».
А 1 марта большевистская «Правда» опубликовала заявление ВЦИК: «1. Все слухи об эвакуации из Петрограда Совнаркома и ЦИК совершенно ложны. СНК и ЦИК остаются в Петрограде и подготавливают самую энергичную оборону Петрограда. 2. Вопрос об эвакуации мог бы быть поставлен в последнюю минуту в том случае, если бы Петрограду угрожала бы самая непосредственная опасность – чего в настоящий момент не существует». Параллельно была запущена дезинформация: правительство и большевистское руководство готовятся перебраться в Нижний Новгород. Там, мол, «посытнее, да и от немцев подальше».
В своих воспоминаниях С.Д. Бонч-Бруевич признавался: «Я ясно осознавал, что шила в мешке не утаишь, и такую громаду, как Управделами СНК и Комиссариаты тайно не перевезешь, так что мне надо было лишь отвлечь внимание от Цветочной площади». Цветочная площадь в Петрограде находилась около станции «Цветочная», откуда собственно и стартовал в Москву поезд № 4001 с Лениным и членами его семейства.
А отвлечь внимание от Цветочной площади организаторы правительственного переезда в Москву смогли не только тщательно законспирировав это событие, но и обеспечив мощное прикрытие для этой акции. Таким прикрытием, как мы уже отмечали, стало проведение в Москве 14-16 марта IV Всероссийского съезда советов. С Николаевского вокзала Петрограда с широкой оглаской было отправлено два бывших царских поезда с членами ВЦИК – делегатами Съезда советов. В один из этих поездов демонстративно сел председатель ВЦИК Я.М. Свердлов, а затем скрытно покинул свой вагон и перешел в другой состав. 9 марта по распоряжению все того же В.Д. Бонч-Бруевича на Николаевский вокзал без шума и пыли подошли два экстренных поезда, на которых отправились в Москву служащие комиссариатов, их имущество, вместе с имуществом самого управделами Совнаркома. Среди этих составов, под охраной латышских стрелков, шел на Москву по Николаевской железной дороге и поезд № 4001.
В Первопрестольную спецпоезд прибыл вечером 11 марта. Однако в тот же день Петербургское телеграфное агентство сообщило, что прибытие правительства в Москву ожидается только на следующий день, т.е. 12 марта. Видимо, эта нарочитая ошибка также была частью конспиративного плана.
На пути в Москву с железнодорожным «бортом № 1» произошло непредвиденное. Его движению мешал товарняк с возвращавшимися с фронта солдатами и матросами. И к утру 11 марта вместо намечавшейся Твери спецпоезд прибыл только в Вишеру. А на этой станции товарный с фронтовиками и поезд № 4001 оказались буквально друг против друга. Ожидать от хотя и разоруженных, но распропагандированных все теми же большевиками матросов можно было всего. И по воспоминаниям Бонч-Бруевича, он «отдал распоряжение на всякий случай выкатить пулеметы. В матросском поезде сразу заметили пулеметы и стали выскакивать из вагонов и прятаться по ту сторону поезда». В итоге матросов с большим трудом удалось собрать и затолкать по вагонам, а товарняк загнали на запасной путь. Ленин проспал это маленькое приключение.
Итак, 12 марта 1918 года большевистское правительство оказалось в Москве под прикрытием Съезда советов. И поставило страну перед свершившимся фактом. А 16 марта Чрезвычайный IV Всероссийский съезд советов уже принял специальное постановление «О перенесении столицы». В нем говорилось: «В условиях того кризиса, который переживает русская революция в данный момент, положение Петрограда, как столицы, резко изменилось. Ввиду этого съезд постановляет, что впредь до изменения указанных условий столица Российской Социалистической Федеративной Советской Республики временно переносится из Петрограда в Москву». Однако это постановление стало еще одним доказательством расхожего суждения о том, что нет ничего более постоянного, чем временное.
А что же Петроград? Как он воспринял бегство правительства большевиков? В Совнаркоме справедливо опасались паники, массового недовольства и нарастания смуты. Этими опасениями, по-видимому, объясняется публикация 12 марта пламенного обращения председателя Военно-революционного комиссариата при Петроградском совете рабочих и солдатских депутатов тов. Троцкого. «Граждане Петрограда! Совет Народных Комиссаров и Центральный Исполнительный Комитет выехали в Москву на Всероссийский Съезд Советов. Уже сейчас можно почти с полной уверенностью сказать, что на этом Съезде будет решено перенести столицу из Петрограда в Москву. Этого требуют интересы всей страны…». Далее Троцкий что-то говорил про «германских империалистов» – «смертельных врагов Советской власти». Затем поощрял и приободрял петроградцев: «Незачем говорить, что и после временного перенесения столицы Петроград остается первым городом российской революции». А в завершение переходил в революционное камлание: «Да здравствует Красный Петроград! Да здравствует социалистическая Россия!».
Но дело было сделано. Большевики совершили то, что не удалось ни внуку Петра I Петру II, ни Временному правительству. Восстановили допетровский столичный status quo. Красный же Петроград, вскоре ставший Ленинградом, оставили со столичным носом. А вот споры о том, что это дало России и чего при этом Россия лишилась, не утихают по сей день.
Александр Пыжиков, доктор исторических наук РАНХ и ГС