А. Лазуткин: «Подумал, что ближайшей ночью умру»
18 февраля 2020, 21:56 [ «Аргументы Недели» ]
Астронавтами не рождаются – ими становятся. Как именно и через какие тернии пришлось пройти при подготовке к полёту, что чувствует тело в первые дни в невесомости, а также с какими инцидентами пришлось столкнуться за время 184- дневного полёта, рассказывает космонавт, Герой России, Александр Лазуткин.
– Александр Иванович, вы же по профессии не космонавт, а инженер. Как проходила подготовка к полёту?
- Подготовка к полету, процесс интересный и трудный. Нужно было очень много учиться. Большой объем информации необходимо было заложить в свою память. Здесь, кстати, помогло инженерное образование. МАИ великолепный институт. Тут, может быть мало помещений, оборудованных по последнему слову техники, не блещут новизной аудитории, зато учат здорово, мозги тренируют так, что становиться не сложно справляться со многими техническими задачами. Поэтому, я считаю, что мне повезло. Маёвское образование здорово облегчало мне жизнь, как на теоретической подготовке, так и на практической.
Экзамены в отряде, это отдельный рассказ. Цель экзаменов - найти в твоих знаниях пробелы. Важно сколько ты знаешь, но еще важнее то, чего ты не знаешь. И здесь, в ЦПК делают все возможное, чтобы свети к минимуму область незнания. Для этого созданы все условия. Максимально доступны все специалисты, и у них всегда можно проконсультироваться. Сведены к минимуму потери времени и сняты с плеч житейские заботы. Живем в 5-10 минут ходьбы от места жительства к месту работы. Завтрак, обед и ужин в лётной столовой. Я домой приезжал только на субботу и воскресенье. Абсолютно всё свободное время использовал для подготовки. Был такой период, когда приходилось готовиться по 12 часов в день, шесть дней в неделю. Так надо было.
– Это как?
– Это когда нас забрасывают куда-нибудь в глушь. Например, имитируется посадка в лесу. Всё, что у тебя есть – продукты на день и шесть литров воды на троих. Твоя задача продержаться три дня. Но, конечно, мы подготовленные ко всему были – строили шалаши, легкие укрытия, вигвамы, создавали себе условия для жизни и деятельности. Словом, учились выживать. Тренировки проходили в разных климатических зонах нашей страны. Там, где жарко и там, где холодно. Там, где нет воды, в пустыне и там, где её много, в море. Такие тренировки интересны сами по себе. В обычной жизни вряд ли будет возможность засыпать, глядя на Полярное сияние.
Полеты на самолетах, прыжки с парашютом - очень хорошие упражнения для укрепления стрессоустойчивости. У нас развивают умение работать, добиваться цели работы в любых ситуациях и тогда, когда всё хорошо и спокойно, и тогда, когда страшно и трудно.
- Какие у вас лично были ожидания перед полетом? О чем можно лежать и думать в ночь перед вылетом?
– Я боялся этой ночи. Боялся, что не смогу уснуть. Мне трудно было представить, что вот завтра свершится моя мечта, мечта всей жизни, а я лягу накануне в постель и спокойно усну. Какой нормальный человек может это сделать? А если я не усну, то утром врач посмотрит на меня и скажет: «Что-то ты плохо выглядишь. Может быть, отстранить тебя от полета?». Это был мой страх ожидание этой, предстартовой ночи. И вот наступил этот предпоследний день. Вечером, по традиции посмотрели «Белое солнце пустыни». Идём спать. Доктор заходит в мой номер. Ему надо провести медосмотр. Измерил давление, послушал биение моего сердца. Меряет давление, говорит: «Всё будет нормально. Вот тебе таблетка. Если что, то можешь принять её». Кладет таблетку на тумбочку. Я понял, что это снотворное. Закрыл глаза, и… уснул. Проснулся с удивлением. Надо же, всю ночь проспал! Даже таблетку не пил. В день старта я совсем не волновался, что тоже очень удивляло. Ни на завтраке, ни на пресс-конференции, ни даже когда оказался в корабле. Я уже ранее наблюдал за запуском ракеты, как она взлетала, как гремела. Мы тогда в полутора километрах стояли, а её гул и шум ощущали всем телом. Тогда было немного страшно, представив себя на её вершине, в космическом корабле.
И вот наступил момент, когда я нахожусь на её вершине. Ни капли волнения! Я спокоен. В голове упорно сидит фраза: «Надо же, всё, как на тренировке». Я даже удивляюсь этому. Но, эта фраза просто не дает появиться волнению. Еще и обстановка знакомая. Корабль один в один, как на тренировке, даже запахи такие же. Носитель и корабль готовят к старту. А волнения нет. Сидим – там два часа надо было сидеть, пока идёт подготовка – смотрю, объявлена тридцатиминутная готовность. Нет волнения. Объявили десятиминутную готовность. Волнения нет. Секундомер начал обратный отсчет. Двигатели заработали. Удивился, как тихо они работают, когда сидишь внутри. Думаю, вот они, последние секунды на этой планете. И только я собрался волноваться, как ракета пошла вверх. Вот оно, волнение! Сердце застучало чаще. Но, в этот момент, когда стало развиваться волнение, меня вжало в кресло. Наступила перегрузка. Вот она-то и зажало моё волнение и не дало распространиться ему по всему телу. Заволновался лишь на последних секундах перед выходом на орбиту, когда должна была отделиться третья ступень ракетоносителя. Ведь если бы это произошло секундой раньше намеченного времени, то пришлось бы возвращаться на Землю, а уже совсем не хотелось.
– Каково это, жить в космосе? Чем отличается от земного быта?
– На самом деле там всё, как на Земле. Вот только в магазин ходить не надо. Живём по расписанию, утром встаём, завтракаем, потом на работу. Но у нас там на неё и ходить не нужно – проснулся и ты уже на работе. Странное было ощущение носить одноразовую одежду – футболки, шорты, носки. Её нужно выбрасывать, как только относил положенный срок. А этот срок очень короткий. Эта одежда даже не успевает испачкаться, но это надо делать. Такое требование. И думаешь, как же её выбросить, она же ещё хорошая, фактически неношеная! Сначала появляется земная идея где-нибудь её постирать. Потом появляется чисто человеческое желание не выкидывать – ещё сутки отношу. Но на станции всё рассчитано – с Земли отправляют столько-то комплектов одежды, и столько-то еды. И ты должен всё это использовать. И когда я на станции увидел залежи этой одежды – магазин целый – понял, что не я один такой, бережливый.
- А была ли тоска по дому, по земле?
– В самом начале. Когда организм человека только привыкает к невесомости – он очень сильно страдает. Не смертельно, но так плохо мне никогда ещё не было. Постоянно тошнит из-за вестибулярного расстройства. Голова болит из-за того, что кровь приливает к голове – полное ощущение того, что ты стоишь вверх ногами. Спина начинает болеть из-за того, что в невесомости без гравитации все позвонки растягиваются. Честно говоря, день на четвертый я уже пожалел, что стал космонавтом. На пятый день подумал, что не хочу полгода летать. На седьмой день я подумал, что ближайшей ночью точно умру! Врачи мне не помогут – они на Земле. Одного меня никто на корабле назад не отправит.Я тогда сидел у иллюминатора смотрел на Землю и понимал, что положение безвыходное. Вот тогда хотелось домой.
Но когда все плохое прошло, желания вернуться на Землю досрочно точно не возникало. Она было рядом, все время перед глазами. Иногда разговаривали с родными. Вообще-то, у меня было устойчивое чувство, что я улетел на полгода в командировку, нефть добывать на платформе в океане. Через полгода, за мной прилетит вертолет и увезет меня обратно, на родную Землю.
– За время вашего полёта произошло самое большое количество внештатных ситуаций, расскажите про них?
– Когда я готовился к своему полету, интересовался, сколько этих ситуаций мне ждать. Мне сказали, что раз станция новая, то три внештатных ситуации будет. Ну, может быть четыре. Максимум пять! Когда корабль выходит на орбиту, у него должны раскрыться солнечные батареи и антенны. Но у нас одна антенна не до конца раскрылась. Это была первая внештатная ситуация.
Через двое суток мы подлетаем к станции, корабль идёт в автоматическом режиме, а мы только смотрим, сверяем данные. И вот должна произойти стыковка, как вдруг загорается транспарант «авария». Корабль останавливается и начинает улетать от станции. Пришлось с командиром брать управление на себя. Он не растерялся, сразу начал давать указания…
Через две недели случился пожар. Загорелась кислородная шашка, и мы все вместе её тушили. Загибаю очередной палец, а командир говорит: «Это была очень тяжелая внештатная ситуация, она тянет на две». И тогда я испытал восторг. Впереди полгода, а их уже накопилось как на целый полёт! А потом пошло – сломалась одна система, сломалась другая система…
– Почему именно на пожар и разгерметизацию обращают больше всего внимания? Они были самые сложные?
На станции вообще трудно что-либо зажечь– всё сделано из негорючих материалов. Плюс в невесомости вообще огонь быстро тухнет. Да и система пожаротушения быстро гасит пламя – выключает вентиляцию, а так как гравитации нет, то огонь просто выжигает вокруг себя весь кислород.
А у нас загорелась кислородная шашка. Корпус стальной, он горит, внутри кислород – так что огню без разницы, есть кислород снаружи или нет. Главная опасность была в том, что шашка горела рядом с корпусом, а он алюминиевый, тоненький. Могло бы и прогореть. Правда, тогда бы пожар потух очень быстро.
А разгерметизация была, когда в нас врезался грузовой корабль и пробил корпус. Чем она страшна? Тем, что воздух весь уйдет. А дырочку эту найти очень сложно. Там же не голые стены – всё в трубках, проводах…
Но я понял, что на самом деле у нас были ситуации и страшнее. Например, когда вышла из строя система очистки воздуха от углекислого газа. Одновременно с этим сломалась система, которая кислород производит. Плюс в это же время начались проблемы с системой терморегулирования. И вот у нас температура поднялась, кислород не вырабатывается, а углекислый газ не утилизируется. Эта проблема была долгоиграющая в отличие от пожара, который мы потушили за 15 минут и разгерметизации, где дырку закрыли за 20 минут.
Когда нам с Земли сказали, что для того, чтобы дожить до следующего «грузовика», вам нужно меньше дышать, это означало перестать заниматься физкультурой. А она необходима! Я когда болел, первые недели не занимался. Мышцы настолько атрофировались, что я ногами не мог выжать вес своего тела. Если бы я вернулся в тот момент на землю, то даже не смог бы встать. Это всего за две недели ничегонеделания. А тут период больше!
Многие говорят, про награды, что это только символ. А какое у вас отношение к Звезде Героя?
– Звезда Героя России — это награда государства. Но, это просто награда. Это знак. Сознаюсь, не всегда его удобно носить. Это мое отношение, только моё. Я знаю настоящих героев, и им преклоняюсь. Я просто делал свою работу так, как учили, как готовили меня.
Другое дело, звание Героя. Оно не такое сладкое и приторное и лично меня оно обязывает к хорошему, правильному. К тому, например, что я не должен грубить кому-либо. Должен быть отзывчивым.
Татьяна МАТВЕЕВА, студентка 2 курса журфака ИГСУ РАНХиГС