Пожалуй, нет в медицине более интригующей, но и самой спорной области, чем трансплантология. Очередной всплеск интереса общества к ней связан с сообщением о том, что в медицинском центре университета штата Мериленд (США) провели первую в мире полную пересадку человеческого лица. 37-летний Ричард Ли Норрис, «потерявший лицо» в результате несчастного случая (огнестрельное ранение) и вынужденный в течение нескольких лет выходить на улицу в маске (у него не было ни губ, ни носа, ни верхней челюсти), наконецто приобрел вполне человеческий облик.
Какие проблемы в действительности испытывает трансплантология, что сейчас происходит в этой отрасли медицины?
Об этом рассказывает Дмитрий Николаевич Суслов, заместитель главного трансплантолога Санкт-Петербурга, ведущий научный сотрудник Санкт-Петербургского государственного медицинского университета им. И. П. Павлова, хирург, принимающий непосредственное участие в операциях по пересадке органов.
— Дмитрий Николаевич, это действительно полная пересадка лица? Планируются ли в России подобные операции?
— Да, американцы первыми смогли пересадить лицо. Это крайне сложная в техническом отношении пересадка, можно сказать, что она полиорганная. Пересаживали и кожу, и сосуды, и мышцы, и подкожный слой. У нас в ближайшем будущем подобные пересадки не планируются. Нам бы со своими проблемами разобраться…
— Вы упомянули о проблемах в нашей российской трансплантологии…
— Мало у нас пересадок выполняется, катастрофически мало. Проблемы и с финансированием самих вмешательств (операции по трансплантации являются крайне дорогостоящими), и с закупками препаратов для прооперированных больных (дорогостоящие лекарства они должны принимать пожизненно), и с донорами. Причем с каждым годом мы имеем все меньше доноров. Если до недавнего времени в Санкт-Петербурге ежегодно проводились пересадки примерно от 40 с лишним почивших доноров, то в 2011 году доноров оказалось всего 33.
Между тем на «листе ожидания» пересадки почки у нас уже стоят более 300 человек. И этот «лист ожидания» постоянно только пополняется. Причем неизвестно, сколько ждать конкретному человеку. «Лист ожидания» на трансплантацию — это не «квартирная» очередь. Люди не идут друг за другом. Потому что когда появляется потенциальный донор, из «листа ожидания» будет выбираться тот человек, организм которого максимально совместим с донорским. Совместимость определяется по множеству факторов, в том числе по группе крови и по так называемой перекрестной пробе, то есть по наличию у пациента антител к антигенам донора. То есть сколько времени «стоять в очереди на трансплантацию» конкретному пациенту, не знает никто. Может, подходящий донор появится в ближайшую неделю, а может — через много лет, которые пациент по-прежнему должен будет проводить на гемодиализе, то есть на аппарате «искусственная почка». Некоторые пациенты уже и мечтать перестали о пересадках и собираются всю оставшуюся жизнь провести на гемодиализе, они уже не верят в изменение судьбы к лучшему.
И это я обрисовал ситуацию только по почкам. Учтем, что с почками все еще не так и плохо. Потому что у пациентов есть альтернатива — гемодиализ. Да, для его проведения больным нужно 2–3 раза в неделю ездить в то или иное лечебное учреждение, но все-таки это — жизнь. А у пациентов, нуждающихся в пересадках сердца, легких, печени, тонкого кишечника, такой альтернативы нет в принципе. Если для них не находится донор в ближайшее время, они, увы, обречены.
Мы много надежд возлагали на принятие нового «Закона об основах охраны здоровья граждан РФ», но он поставил перед нами больше вопросов, чем ответов.
— Какие изменения в трансплантологии предполагаются по новому закону?
— Сначала скажу о «плюсах». Очевидный — разрешение детского донорства, то есть забор органов от погибших детей. Ранее такое донорство было запрещено в принципе, из-за чего мы имели огромные проблемы с пересадками для маленьких детей. Ну, не пересадишь же большую взрослую почку малышу! Причем подобное донорство разрешено только с обязательного согласия хотя бы одного из родителей погибшего. Это очень важный фактор! Нет согласия — нет и донора. И еще очень существенное замечание: погибшие дети из детских домов не могут стать донорами. Потому что у них нет родителей, значит, некому дать согласие.
Теперь о «минусах». Родственное донорство от живых родственников как было, так и осталось. Но закон так и не разрешил перекрестного донорства от живых доноров. Что такое перекрестное донорство? Это когда есть, например, пара — мама с дочкой, и мама готова отдать почку своей больной девочке. Но по пробам на совместимость они не проходят, не годится девочке мамина почка. Но есть другая пара. Тоже мама с дочкой. И с несовместимостью. При этом почка от мамы «номер один» подходит дочке «номер два», и наоборот. Мы помочь ничем не можем, а например, в Голландии, в США перекрестное донорство развито. Там порой выполняют по десятку и более операций одномоментно, то есть составляют цепочку из таких пар, в результате чего у каждого реципиента появляется подходящий именно ему донор.
— Все-таки в России осталась презумпция согласия на донорство. А как обстоят дела с презумпцией согласия в других странах?
— Презумпция согласия на донорство определена в ряде европейских стран, например, в Австрии, Италии и Польше. У них это считается нормальным явлением. Врачи могут спросить согласие родственников на изъятие, но могут и не спросить. Согласие будет считаться «по умолчанию». Изымать органы нельзя в случае, если родственники выразили несогласие, или же при поступлении больного в стационар родственники предупредили: человек при жизни выражал несогласие стать донором. Но в других странах население гораздо лучше информировано о трансплантации. У нас же население, я бы сказал, абсолютно безграмотно в этом плане. Даже врачи. Отнюдь не всегда медики, работающие в больницах, сообщают в службу забора донорских органов о том, что у них есть умирающий пациент с черепно-мозговой травмой. Не считают нужным сообщать, относясь к трансплантации как к чему-то несущественному.
— Что будет, если в России в законодательном порядке, наоборот, ввести обязательное согласие на донорство?
— У нас и так огромная проблема с донорскими органами. Их хронически не хватает. Введем согласие — доноров станет еще меньше. Потому что население в принципе не склонно доверять врачам, и люди из чувства внутреннего протеста будут писать отказы. Отнюдь не исключаю, что ряд граждан начнет требовать деньги за согласие.
Мое личное мнение: спрашивать у родственников умирающего человека согласие на донорство некорректно. Во-первых, родственники могут предположить: раз спрашивают согласие на изъятие органов, значит, не хотят лечить нашего больного. Но это не соответствует действительности. Все больные, независимо от того, будут ли они донорами или нет, получают требуемый объем медицинской помощи. Во-вторых, родственникам и без нас тяжело, а мы доставим им лишние страдания, подтолкнув на размышления, что причиним еще больший вред дорогому им человеку. Многие же родственники, например, отказываются от проведения вскрытия. Чтобы, как они считают, не беспокоить почившего.
Уточню: в нашей практике были случаи, когда согласие родственников запрашивали и получали его.
— Фиксировались ли незаконные пересадки в других странах?
— Был, например, в Эстонии известный скандал в середине 90-х годов. Преступная группа занималась тем, что находила жителей бедных стран, желающих продать свою почку за небольшие деньги. Этих людей переправляли в страны, где разрешены пересадки от живых доноров-неродственников. В России подобное запрещено. И вот один из потенциальных доноров в последний момент передумал и обратился в консульство с просьбой отправить его на родину. История стала достоянием гласности и судебного разбирательства.
Надо отметить, что в некоторых странах Латинской Америки и в Турции разрешено брать органы от живого донора, не являющегося кровным родственником. Это может провоцировать куплю-продажу. А в ряде стран разрешено так называемое эмоциональное донорство — от супруга к супругу.
— К вам обращались с предложением о продаже органов?
— Да. Естественно, мы отказываем. Но особо желающие могут поехать в страну, где разрешены пересадки от доноров, не являющихся родственниками, или заключить фиктивный брак с гражданами стран, в которых разрешено эмоциональное донорство. Мы подобные ситуации отследить не можем.
— Как вы относитесь к легализации купли-продажи органов?
— Наша страна совершенно не готова к такому повороту. Хотя, возможно, когда-нибудь мы и подойдем к этому. Возьмем, к примеру, ныне официально разрешенное суррогатное материнство. Это же «сдача матки в лизинг», чтобы подправить свое материальное положение, а, возможно, получить деньги на лечение близкого человека. Почему бы тогда не отдать почку (или часть печени) для того, чтобы получить средства на лечение дорогого тебе человека?