Третья книга режиссёра Георгия Данелии называется «Кот ушёл, а улыбка осталась». Как и первые две – «Безбилетный пассажир» и «Тостуемый пьёт до дна», – она пользуется немалым читательским спросом и фигурирует в лидерах продаж вместе с Пелевиным-Акуниным и Донной Тарт. Ничего удивительного!
«Кот ушёл, а улыбка осталась» – сборник маленьких историй о жизни и творчестве (впрочем, творчество для Данелии – это тоже форма жизни), рассказанных патриархом кинематографа без всяких признаков назидания и пафоса. Их нет в личности режиссёра, нет в его фильмах – и в книгах тоже нет. «Дедушка» не поучает, не обличает, не угрожает, не призывает, не вещает. «Дедушка» просто рассказывает, да ещё коротко, ясно и смешно. Заявленная в названии улыбка ощущается на каждой странице книги и составляет, наверное, её главную ценность. «Записки старика, который бросил пить, курить и любить, читать весьма скучно. Хотя так же я думал перед тем, как принялся писать книгу «Тостуемый пьёт до дна». И тогда я тоже боялся, что она будет намного хуже первой и что мои друзья, когда прочтут её, скажут: «Надо было ему вовремя остановиться. Жалко старика». Но вторая как-то проскочила. Может, и эта проскочит?»
И это пишет человек, большинство картин которого целиком «ушло в народ». Который командовал самим Никитой Михалковым и учил его шагать по Москве в бессмертной комедии вроде бы «ни о чём». Человек, чей вкус в кинематографе можно было бы назвать «абсолютным», сделавший, наверное, всё что возможно…
Так-то оно так. Но есть одно корректирующее обстоятельство. Талант и мастерство Данелии – мирового уровня, а судьба – нет. Он сам об этом рассказывает с вечной своей улыбкой. Если кто-то из зарубежных друзей-кинематографистов смотрел «Не горюй» или «Афоню», то немедленно приходил в полный восторг (даже Феллини). Однако мирового проката не было никогда, хотя, скажем, такая картина, как «Кин-дза-дза», имела на то весомое и неоспоримое право. Но судьба Данелии неотъемлема от судьбы страны, а Россия всегда и во всём обязана что-то доказывать, куда-то рваться, объяснять, что «мы тоже люди», и наше искусство с большим трудом протискивается сквозь разнообразные фильтры.
Да и дома, как говорится, «в народе» знают в лицо актёров, а чтобы получить какие-то маленькие привилегии, надо объяснять, что вот это – режиссёр, он снял «Мимино», хотя ещё и не всякий понимает, что это такое. Сам Данелия рассказывает, как его однажды поразил вопрос публики, на который нет ответа, – сценарист пишет, оператор снимает, актёры играют, а что делает режиссёр? Он-то готов опять улыбнуться и ответить, что понятия не имеет.
Но мы тут его артистической скромности верить не должны, потому как режиссёр авторского кино ни больше, ни меньше, как воплощает своё мироощущение. Сделал это и Данелия. И одну из составляющих этого мироощущения я бы определила так: режиссёр в своём кино не признаёт никаких измерений жизни, государственных, религиозных, политических, национальных за главные, он ищет какого-то «чисто-человеческого» измерения. Оттого у него русский солдат сидит за грузинским столом как дорогой гость («Не горюй») не потому, что он русский, а потому, что он гость, усталый странник. А сведённые судьбой в одном гостиничном номере в московских злоключениях армянин и грузин становятся закадычными друзьями («Мимино»). Режиссёр пристально всматривается в персонажа карикатур – пьяного сантехника, – чтобы увидеть в нём полноправного героя трагикомедии («Афоня»). И обнаруживает в «Орле и решке» бездны романтизма в мальчишке с буровой станции (вроде бы оплоте дикого капитализма)… И тут никакой идеализации нет, «чисто-человеческое» измерение существует с нами всегда, надо сильно зомбировать человека, чтобы он отказался от родства, любви и дружбы во имя химерических принципов и программ.
Я бы обратила ваше внимание на героя Любшина в картине «Кин-дза-дза» (его зовут, кстати, Владимир Машков!). Это простой советский человек, мастер участка ЖЭКа. Он оказывается полностью вырванным из своего контекста, его уже никто не воспитывает и не программирует. Но насколько высокими оказываются этические нормы этого землянина! Би и Уэфа, жадных и предельно эгоистичных обитателей планеты Плюг, он считает товарищами – а товарищей нельзя бросать в беде. И вполне закономерно герой «Паспорта», дважды избитый в тюрьме (и как иудей, и как мусульманин), в запале пишет на стене камеры «Слава КПСС!». Уж лучше, дескать, КПСС, чем пещерный национализм и религиозный экстремизм. Это мы сейчас выучили. А Данелия, видимо, всегда знал.
Улыбка Данелии по-своему не менее загадочна, чем улыбка Джоконды. Потому, что не ясно, откуда он её взял? Многие обстоятельства его жизни не то что не располагают к улыбке – они откровенно драматичны и трагичны (не будем об этом). Не говоря уже о том, что распался советский кинематограф, в котором вырос и развился режиссёр. Впрочем, несоветский кинематограф тоже распался – где, собственно говоря, итальянское, французское, американское кино? Или вторичная чепуха, или сплошь высокотехнологичные поделки для идеологического обеспечения будущего общества «трансгуманизма». Когда жалкий человек будет преодолён, скрещён с компьютером и достигнет за каким-то хреном биологического бессмертия…
В этом раскладе «чисто-человеческий» кинематограф Данелии для жалкого человека, с его любвишками, дружескими посиделками и архаическим способом размножения всегда будет опорой и отрадой. И улыбка Данелии, обязан ли он ей счастливому детству, хорошему характеру, удачной судьбе или стоической воле, становится небольшим маяком в тумане и мраке настоящего. На неё можно ориентироваться. Московский грузин, советский режиссёр Георгий Данелия предоставляет её нам вместе с семнадцатью фильмами и тремя книгами. Спасибо.