Подписывайтесь на «АН»:

Telegram

Дзен

Новости

Также мы в соцсетях:

ВКонтакте

Одноклассники

Twitter

Аргументы Недели → Культура № 45(337) от 22.11.2012

Первая фраза: Читать ли дальше?

, 18:33 , Писатель, критик, драматург

27 ноября состоится очередное вручение литературной премии «Большая книга» (призовой фонд – 6 млн. руб). В коротком списке претендентов на премию – четырнадцать авторов. Я предлагаю открыть некоторые из этих «больших книг», прочесть первую фразу и решить: а читать ли дальше?

Для начала возьмём сочинение Андрея Дмитриева «Крестьянин и тинейджер» – возможно, нелепое название скрывает что-то занимательное? Но первая фраза романа – «Так мучил зуд в ногах, что Панюков почти не спал всю ночь» – скорее отвращает от дальнейшего чтения. Человек с противной фамилией Панюков снабжён ещё и зудом в ногах. При этом упомянутый зуд ничего особенно не значит, поскольку автор пишет дальше вот что. «В пять утра встал, подоил корову, выгнал её пастись на пустошь за дорогой. На утреннем июньском холоде зуд утих, и Панюков вернулся в дом досыпать».

И что мешает нам предположить, что и вся книга похожа на этот бессмысленный зуд?

Андрей Рубанов, автор книги «Стыдные подвиги», начинает иначе – сильным ударом: «В шесть утра в камере ломали гада».

Не люблю подряд два предлога «в», отчего было не написать «утром в камере ломали гада»? Но, согласитесь, это вам не зуд Панюкова. Ясно – речь пойдёт о крутых нравах русской тюряги, о жизни мерзких животных – мужчин. У кого всё это из ушей ещё не лезет, может скоротать вечерок с рубановской книжкой. Главное – читать до ужина, а не после, не то ужин, обуреваемый стыдными подвигами один кошмарнее другого, может в желудке и не удержаться.

«Мой лейтенант» Даниила Гранина начинается спокойно, просто и обстоятельно (но ведь такова и вся гранинская проза): «Настоящий страх, страх жутчайший, настиг меня, совсем ещё юнца, на войне. То была первая бомбёжка».

Сразу понятно: кто, где, когда. И сказано о важном, о значительном для автора – война, юность, страх… Своего читателя найдёт. Хотя, конечно, «жутчайший страх» можно было бы и вычеркнуть. И «совсем ещё юнец» тоже лишний. Смотрите, как хорошо бы получилось: «Настоящий страх настиг меня на войне». Так писать нам Пушкин завещал!

Писатели-женщины нынче пишут довольно изящно, с цитатами и эпиграфами. Правда, эпиграфы эти обычно ни к селу ни к городу. Как говорится, «свой уголок я убрала цветами». Лена Элтанг («Другие барабаны») начинает с «детской старинной молитвы» на итальянском; Мария Галина («Медведки») – с русского наговора. К содержанию книг эпиграфы не причастны. Интересничают писательницы! Просто по милой дамской привычке. Кстати сказать, оба романа увлекательно написаны, и рассказ ведётся от лица героя мужского рода. Вот первые фразы.

«Каждый вечер я обхожу комнаты и обметаю паутину. Не имею ничего против пауков, но паутина неприятна». (Галина).

«Вот как это бывает, подумал я, проснувшись от того, что редкий ночной дождь зарядил по-настоящему, и крыша отозвалась глухим жестяным звоном». (Элтанг).

Очевидно, писать на свой лад могут. Пауки с паутиной обещают словесный Голливуд (так и есть, Галина написала неплохой триллер), дождь с жестяным звоном – некий европейский артхаус.

Мария Степнова, правда, переиграла коллег. Её роман «Женщины Лазаря» начинается с первоклассной иронии:

«В 1985 году Лидочке исполнилось пять лет, и жизнь её пошла псу под хвост».

Прямо в пять лет? Здорово. Фраза обещает оригинальный текст – что и подтверждается в ходе чтения.

С приятной интонации, как бы заключающей в себе виноватую улыбку, начинается произведение Сергея Носова «Франсуаза, или Путь к леднику». «На Луне я не был ни разу, так что прости». А «Чёрная обезьяна» Захара Прилепина, напротив, начинается с интонации неприятной, самовлюблённой, без малейшей иронии: «Когда я потерялся – вот что интересно…»

А что тут интересного, спрашивается? Автор этого не объясняет, но пишет безобразный абзац, где всё тонет, как на театре, в претенциозном искусственном тумане.

«Бредёшь, за собой тянешь нитку, истончаешься сам, кажется, вот-вот станешь меньше иголочного ушка, меньше нитки, просочившейся туда и разъятой на тысячу тонких нитей – тоньше самой тонкой из них – и вдруг вырвешься за пределы себя, не в сторону небытия – в противоположную, в сторону недобытия, где всё объяснят».

Знаменитый писатель! Из телевизора не вылезает. Как можно нести такую чушь и с таким важным видом?

В компанию профессиональных писателей попал в этом году и о. Тихон (Шевкунов) со своими «Несвятыми святыми». Когда за перо берётся человек, которому действительно есть что сказать, это всегда ошеломляет. И начинает о. Тихон вроде без спецэффектов, а вразумительно, по делу, с главного. Так умеют начинать, кстати, не русские, но английские писатели.

«Я крестился сразу после окончания института, в 1982 году. К тому времени мне исполнилось двадцать четыре года. Крещён ли я был в детстве, никто не знал...»

По-моему, отлично.

Так что я вот бы как поступила – первую премию «Большой книги» отдала о. Тихону, а вторую и третью – Степновой и Носову.

А по первой фразе, конечно, нельзя судить о сочинении в целом. И всё-таки о чём-то она читателю говорит…

Подписывайтесь на Аргументы недели: Новости | Дзен | Telegram