«Антоний & Клеопатра» как сообщено на афише - это пьеса О. Богаева и К. Серебренникова по мотивам У. Шекспира. Согласиться с этим трудно. Насколько можно было понять из дурного балагана, мельтешившего на сцене, перед зрителем предстает дайджест именно пьесы У. Шекспира (в переводе то М. Донского, то О. Сороки), с основным составом тех же действующих лиц, с тем же сюжетом и массивом шекспировских белых стихов, которые извергаются из уст актеров, как плохо переваренная пища.
Правда, иногда в пьесу вставлены кусочки какой-то отсебятины с использованием вульгарной лексики («шлюха», «член» и тому подобное) - это, видимо, и есть плоды трудов Богаева и Серебренникова. Новая версия шекспировской трагедии состоит в том, что предельно ясная, великолепно сделанная пьеса от сокращений и бессмысленных вставок кажется каким-то бредом непонятно о чем.
Пытаясь постигнуть этот бред, критики нагрузили спектакль собственными домыслами, приписав ему антиисламский пафос и античеченские настроения. Ничего подобного режиссер, разумеется, не имел в виду. Если враг Цезаря, Секст Помпей, появляется у него на экране, стилизованный под чеченского полевого командира, с автоматом, в камуфляже и с характерным акцентом, то это происходит оттого лишь, что Серебренников не знает и знать не хочет, кто такой Секст Помпей, почему он воюет с Римом, и вообще - что происходит в пьесе Шекспира. Ему нужно хоть как-то оформить происходящее на сцене, вот он и берет самую расхожую, всем знакомую картинку: террорист в камуфляже. Если нужно представить образ государства, берется такая же современная картинка: люди в пиджаках и среди них «Цезарь» (Иван Стебунов) - маленький механический человечек, чья манера речи слегка, чуть-чуть, пародирует путинскую. Это зрителю известно, понятно.
В начале спектакля появляется персонаж по имени Предсказатель. Он есть у Шекспира, но здесь это очень противная фигура: лысый, гундосящий и воющий, на костылях, со сдвинутыми коленками и вдобавок - между ног у него огромная сарделька, перевязанная веревочкой и подвешенная к шее. Зритель, конечно, хихикает. После того как трюк сделан, сарделька убирается в штаны, и Предсказатель два действия ковыляет, вихляясь, просто так, без слов, для увеличения общего количества омерзительности. Таков и общий стиль постановки - небольшое количество трюков, паузы между которыми заполнены какими-то бессмысленными корчами.
Рим, Египет, исторический колорит, прекрасная, всегда имевшая успех пьеса - казалось бы, вот отличная материя, которой можно прикрыть профессиональные огрехи. Но режиссер ничем не желает прикрываться. Он бесстрашен!
Антоний (Сергей Шакуров) и Клеопатра (Чулпан Хаматова) вроде как изображают страсть, извиваясь в объятиях, а на голой спине Антония даже, для убедительности, прочерчены три красные полоски (вот как любит царица в пылу страсти), которые потом слуга заклеивает пластырем. Но герои не видят, не слышат, не чувствуют друг друга, между ними ничего не происходит. В бодром механическом темпе молотят белые стихи, иногда переодеваясь. У них нет характеров, всю роль актеры проводят на одной краске - Шакуров на привычном мужественном хрипе, Хаматова на кокетливом самолюбовании. Но если героев и любви их нет, с какой целью поставлена пьеса, где герои и их любовь есть?
В том-то и разгадка тайны г-на Серебренникова. Он создан как терминатор, чтобы уничтожить классические мифы театра. Он ставит самые легендарные пьесы - скажем, «Лес» Островского, «Мещан» Горького, «Сладкоголосую птичку юности» Уильямса - чтобы их, этих мифов и легенд о каком-то театре высокого профессионализма, где водились мысли и чувства, больше не было. На его месте образуется черная дыра, заполненная дурным неаппетитным месивом - очередным спектаклем Серебренникова. Но так и должно быть - мы же не требуем от улитки, поедающей листочек, чтоб она оставляла при этом прекрасные выделения. У человека такая миссия, что поделаешь!
И поэтому странно примерять к нему профессиональные критерии. Если считать режиссуру профессией, Серебренников не умеет ничего или почти ничего. Не владеет анализом пьесы, и авторский мир для него - ничто. Не справляется с пространством - мизансцены «Антония & Клеопатры» неизобретательны, беспомощны. Поразительно глух он и к музыке спектакля. Не раскрывает актеров и не умеет слаживать ансамбля... И так далее. И дело не в том даже, что у него нет диплома о высшем режиссерском образовании, мало ли беспомощных режиссеров с таким дипломом. А в том, что терминатор умеет только уничтожать, остальное вне его компетенции...
Неудивительно, что наша сцена, к таким явлениям непривычная, растерялась под напором личной энергии режиссера - единственного профессионального качества, которое у него есть, причем в избытке. Но постоянно писать о каждом опусе Серебренникова теперь, когда его тайна раскрыта, совершенно излишне. На каждый чих не наздравствуешься. Пусть терминаторы делают свое дело, а рабочие пчелки культуры - свое. Посмотрим, чья возьмет.