На экраны вышла, Господи, прости, комедия «Служебный роман. Наше время» – перелицовка на новый лад классического фильма Э. Рязанова.
Вот, к примеру, была такая история: простодушные разбойники- римляне завоевали утонченных эллинов – и пленились изящными эллинскими богами. Перетащили статуи богов к себе, переназвали, напридумывали им новых историй, в общем завели на чужой основе свою культуру.
Нас, видимо, тоже кто-то завоевал. Потому что некие разбойники постоянно утаскивают к себе старых советских идолов и богов. И тоже пытаются на их основе замутить что-то свое.
Получается чудовищно. В картине Рязанова жили прелестные, душевные люди. Они мыслили, чувствовали, страдали, презабавно шутили, писали письма, говорили на прекрасном русском языке и знали стихи наизусть. Это племя когда-то называлось «советская интеллигенция» и было включено в общий состав новой исторической общности – «советский народ».
В новом фильме живут пластмассовые манекены, которые не знакомы с письменностью и не способны сказать больше трех фраз подряд. Эти примитивные существа – видимо, фигуранты нового русского общества потребления в представлении профнепригодных сценаристов (в титрах указаны фамилии пяти человек). Я могу ошибаться, но, по-моему, большинство тружеников нового «Служебного романа» проживают в США. Именно они пару лет назад сварганили нам кинцо «Любовь в большом городе».
В роли нового Новосельцева фигурирует некто Зеленский (он же – один из продюсеров картины) – энергичный крепыш с объемной шеей, широченной грудью и рельефными щеками. Мимики у него нет вовсе (какая там мимика у делового человека?), к тому же он говорит с легким акцентом одной из стран Востока. Роль ему не подходит категорически, но Зеленский является сам-себе-продюсером, и кто ему указ? Взял да сыграл. Я бы не сказала, что это плохой актер. Это вообще не актер.
Судя по всему, Зеленский принадлежит к тому типу самоуверенных бизнесменов, которые считают, что актер – не профессия, кино – не искусство. Просто в руках смышленых людей это неплохой деньгосос. Поэтому зритель вынужден полтора часа смотреть на круглое малоподвижное лицо человека, не умеющего играть. Поневоле он вспоминает и великого Андрея Мягкова с нарастающим желанием пойти и долго бить кого-то ногами за всю свою загубленную жизнь.
Провал главного героя повалил за собой и все отношения внутри фильма. Какая разница, кого полюбил, с кем дружит этот противный герой?
Роль страдалицы Оли Рыжовой исполняет Анастасия Заворотнюк, стало быть, письма и стихи отменяются. Вы сами подумайте головой: Заворотнюк – и стихи! При виде Заворотнюк у людей появляется только одна мысль, и актриса ее, конечно, осуществляет. Она раздевается и ползет по офисному столу в сторону возлюбленного Самохвалова (Марат Башаров). Или сначала ползет, потом раздевается. Не помню уже последовательности.
Действие происходит в некоем «рейтинговом агентстве», в помещении с видом на недостроенный (уже навсегда) московский Сити-центр. А также в Турции, куда предприимчивый Самохвалов вывез на уик-энд верхушку агентства. Сюжет представляет собой ряд бессвязных эпизодов, поскольку старая безупречная логика действия и характеров разрушена, а новой не существует. Скажем, в рязановском фильме героиня Алисы Фрейндлих преображалась после встречи с Новосельцевым у себя дома. На что-то намекали нам объятия в прихожей, упавшие на пол очки, затуманившийся взгляд и полное преображение начальственной мымры в сияющую, ослепительно прекрасную Даму.
В переделке – никаких туманных намеков: герои, будучи в турецком отеле, елозят по полу ногами, потом оказываются головами рядом в постели. Но моментального преображения мымры (С. Ходченкова) не происходит, она сидит в самолете и летит домой в тех же очках, так же скупо раскрашена. И лишь потом приходит в офис с наверченными кудрями и намалеванным лицом, что, очевидно, служит доказательством ее расцветшей женственности. Стало быть, мгновенного преображения-то от любви не произошло, а просто перед нами бабский расчет, кокетство. Была с гладкой прической, стала кудрявая – какая разница, если за душой ничего нет?
Вместо секретарши Ахеджаковой – референт в исполнении Павла Воли. Он всю картину говорит с интонациями, характерными для лиц известной сексуальной ориентации, – голубых. Но потом выясняется, что «барсучок», с которым он томно ворковал по телефону, – милая девушка. Ха-ха…
Старый фильм работает внутри нового даже урывками, клочками. То музыка Андрея Петрова утешит, то знакомая реплика позабавит. Если ремейк «Служебного романа» был экспериментом, то вот результат: наше время с точки зрения искусства кино выглядит как глубокая деградация.
Режиссером галиматьи в титрах значится Сарик Андреасян. Но это оптическая иллюзия. Никакого режиссера Андреасяна в природе нет. Сляпать нечто визуальное на полтора часа – еще не значит быть режиссером. А вот фамилия изготовителя наводит на некоторые размышления. Особенно если вспомнить, что права на ремейк купил у Рязанова продюсер А. Атанесян.
В нашем шоу-бизнесе давно идут какие-то захватывающе интересные, и не только для прокурора, процессы. Например, умные люди давно заметили, что «наследники армянского радио» сильно потеснили на ниве «сравнительно честного отъема денег у населения» не только «бакинских комиссаров», но даже самих «джентльменов из Одессы»!
Если приглядеться, то заметно, что эти наследники вполне освоили многие деньгоемкие отрасли шоу-бизнеса, например производство юмора. От «джентльменов из Одессы» их отличает полное отсутствие какого бы то ни было стеснения. «Одесские джентльмены» все делали как бы с легкой краской наигранного стыда, деликатно посмеиваясь. У «наследников армянского радио» таких невротических трюков нет и в помине… Но куда гнут новые разбойники, утаскивая старых советских богов с целью присвоения и наживы, непонятно. Письменности у них пока нет, религия угрюмая, кровожадная, как с ними объясняться – неведомо.
Богов они захватывают, но сущностью старой культуры не заражаются. И вообще ее вроде как не воспринимают. Они понимают только, что 30 лет назад над фильмом ржали – значит, можно и сейчас попробовать повертеть героев так, чтобы поржали и сегодня. Так они правы. Я в кино была – свидетельствую: ржали.
Одно хорошо – многие бросятся теперь пересматривать рязановский фильм, чтобы смыть вкус помоев, и опять получат почти три часа счастья с гарантией.