Почему мы не сняли «Чернобыль»
№ () от 5 июня 2019 [«Аргументы Недели », Татьяна Москвина ]
Мини-сериал НВО «Чернобыль» вызвал натуральный ажиотаж у публики и породил немало споров. Основные линии две: во-первых, унизили или воспели американские производители советский народ и как там дела с исторической правдой? Во-вторых – а почему мы не сняли свой «Чернобыль»?
АЛЧУЩИЕ исторической правды вплоть до мельчайших деталей по-прежнему в упор не желают знать правды художественной, законных прав вымысла. Для сериала уровень достоверности «Чернобыля» весьма высок. Сама станция, быт и нравы Припяти, одежда, утварь, машины – всё скопировано тщательно и даже вдохновенно. Цепь основных событий не имеет крупных искажений. Ну а дальше вступают в силу сериальные законы. Сериалу нужны герои, мужчины и женщины, история Чернобыля мужская, стало быть, придумывается благородная женщина-физик из Белоруссии, некто Хомюк в исполнении сильной актрисы Эмили Уотсон. Прослеживается судьба жены пожарного (Д. Бакли), которая мчится в Москву обнять своего мужа (любовь сильнее страха). В главные герои назначаются академик Легасов (Д. Харрис) и министр энергетики Борис Щербина (С. Скарсгард). Очень выразительная парочка, особенно Щербина, вырастающий из советского крепкозадого иван-иваныча в настоящего героя трагедии, познающего жизнь в близости смерти.
Никакого презрения к советскому народу и даже к советской системе я в сериале не увидела. Пожалуй, некоторый трепет ужаса и восторга бежал в умах его создателей. СССР в их изображении обладает именно той двойственностью, хитросплетением пороков и достоинств, что до сих пор не позволяет выработать единое мнение о нём. Организовать моментальную эвакуацию огромного количества людей, найти добровольцев, идущих на смерть, координировать работу тысяч ликвидаторов – у командно-административной системы были свои преимущества. Но и тупость, упрямство, закоснелость, желание постоянно кричать хором, как несчастные чернобыльские инженеры, «я всё сделал правильно!» налицо. Я отлично помню это время. Примерно с середины 70-х годов во всех сферах жизни постепенно стали торжествовать посредственности, правильные серые люди – а шустрые, яркие, инициативные, с быстрыми мозгами повсеместно гасились. Какая-то пропорция тех и других была нарушена. Ленинские наследники наследовали ленинское чудовищное упрямство – а ленинские быстрые мозги унаследовать не получилось…
Почему мы не сняли свой «Чернобыль»? На создание такой картины нужно много средств, все деньги у государства, а оно на данный исторический момент поощряет кино о наших победах. Беспримерную катастрофу Чернобыля выдать за победу не получится. Кроме того, есть и ещё одно обстоятельство.
Как известно, «король ужасов» Стивен Кинг обитает в «одноэтажной Америке», где пожар на бензоколонке раз в 10 лет – уже историческое событие. Развернулась бы его фантазия в реальных обстоятельствах, близких к атмосфере его романов? И вообще, можно ли снять фильм ужасов, находясь внутри, так сказать, фильма ужасов? Мы кроме запасов нефти, газа, алмазов, золота и прочих полезных ископаемых обладаем, может быть, крупнейшими в мире запасами ИСТОРИИ. Мы, что называется, погуляли в буфете. Таинственным образом соорудили безразмерную страну. Войны, революции. Одних цареубийств сколько! Что нам всё укоризненно тычут в нос какой-нибудь Швейцарией? Они там триста лет отращивали гортензии – они у них в виде деревьев растут. А Россия отращивала огромную, сверкающую победами и провалами, ИСТОРИЮ. Которая теперь, как полезное ископаемое, как сырьё – но в свободном доступе.
И конечно, на это сырьё вправе теперь наброситься голодные сценаристы всего мира.
А нам, кто застал 1986 год в сознательном возрасте, пережить Чернобыль реально, да потом ещё раз пережить это в эстетизированной форме – затруднительно. Когда дети Припяти пляшут, глядя на пожар реактора и ловят пальчиками радиоактивную пыль – я прервала просмотр и потом силком заставляла себя смотреть. Так что милые сериальные ляпы и глупости, можно сказать, утешали – это лишь кино, твердила я себе, это всё кино…
Так что пусть снимают про нас что хотят – мы охотно поделимся нашей историей с теми, у кого явный дефицит своей истории. Может, хоть таким образом у нас этой самой ИСТОРИИ поменьше станет?