Ведь говорил товарищ Сталин товарищу Булгакову, который задумал писать пьесу «Батум»: все молодые люди одинаковы, не надо писать о молодом Сталине. Но Александринский театр (Санкт-Петербург) пошёл наперекор воле вождя, и на его сцене состоялась премьера спектакля «Рождение Сталина». Роды длятся два часа без антракта, виновник происшествия – руководитель Александринского театра режиссёр Валерий Фокин.
ВОТ только не надо сразу напрыгивать на меня из ваших станов (чума на оба ваши дома) с криками: «оклеветали гения!!» или, наоборот, «реанимировали упыря!!» Меня интересует исключительно эстетика – столь масштабная историческая фигура имеет полное право оказаться героем художественного произведения. Но со Сталиным дело как-то не заладилось с самого начала.
Булгаков пьесу свою провалил – она не просто плоха, а ужасна. В свою композицию Фокин даже не смог выбрать из треклятого «Батума» ни одного протяжённого фрагмента – пригодился только маленький монолог. Да, есть монументальные, мертворождённые фильмы («Клятва», «Падение Берлина»), где фигурирует Сталин, но там он идол, всемогущий и всезнающий, нет никаких признаков художественного исследования. Их не было и потом – разве что Алексей Петренко (картина «Пиры Валтасара») и Максим Суханов («Дети Арбата», «Утомлённые солнцем» – 2) интересно сверкали глазами, намекая на масштаб личности. Сама личность оставалась запредельно герметичной и непостижимой. Но ведь был же он маленьким… был юношей… учился, любил, мечтал…
Вот за этот нежный хвостик юности и попробовал ухватить Валерий Фокин своего героя. Зачем – не знаю. Режиссёра вообще томит что-то непонятное, что-то он хочет нам рассказать о власти, о государстве, чего мы ещё недопоняли. Для чего-то ходят у него в «Гамлете» охранники с овчарками? Во всяком случае ждать от Александринского театра с его роскошными интерьерами нормального спектакля для публики, комедии или мелодрамы, в костюмчиках да с музычкой, – не приходится. Спектакли тут мрачные, но короткие. Насколько картины молодости Иосифа Джугашвили привлекательны для зрителя, судить не берусь, я-то вообще – как носорог: мне что ни покажи, я только улыбаюсь, но чтоб за деньги… по своей воле… однако идёт волна, визжат соцсети, прибежали в избу дети с криком «реанимация упыря!», так что многие захотят посмотреть своими глазами.
Итак, перед нами проходят несколько картин из жизни молодого Иосифа Джугашвили (Владимир Кошевой): первая – в семинарии, где он общается с мамой и другом; потом действие переносится на улицу, там Сосо встречает гопника Камо и увлекает того в революцию. Далее мы на конспиративной квартире, где пируют друзья, обдумывая «эксы» (грабежи), и среди них девушка, аристократка Ольга. Затем происходит удачный «экс», и друзья собираются на природе, танцуют и поют песни. Сосо сам в грабежах не участвует – он стратег. Его идея – повязать своих друзей кровью (здесь звучит несколько фраз из «Бесов» Достоевского), поэтому он собирается свершить страшное, приказывает убить сына буржуя Бархатова. Но отменяет приказ – приятно чувствовать себя Богом.
Далее Сосо планирует ограбление отца Ольги. Отца этого убивают (вне сцены). На могиле отца наш Сосо, абсолютно как шекспировский Ричард, убеждает Ольгу в своей правоте и даже увлекает её возлечь на свежевырытой могиле. Потом Сосо попадает в тюрьму, и у него начинаются галлюцинации: к нему из будущего приходит он сам, с трубкой, в белом мундире, в общем со всеми общеизвестными причиндалами. В этом образе мы видим народного артиста Петра Семака. К себе самому, молодому, Сталин относится весьма критически: слабак. Джугашвили же к Сталину испытывает скорее восторг: ты – Бог? – спрашивает он его. Но диалог обрывается, и из оркестровой ямы поднимается по диагонали огромный серый идол с усами, застывая на полпути.
Литературная основа спектакля слаба, клочковата и хаотична. Характеры не выписаны, нет конфликтов, действия тоже нет – иллюстрации. В программке обозначено, что эта основа состоит из исторических материалов и «текстов современных авторов». Тут впору испугаться – неужто Фокин держит на цепи, где-то в подвалах Александринки, неких безымянных «современных авторов», пишущих тексты из-под палки? Оказалось, приглашённый драматург с театром поссорился и снял своё имя. Однако какие-то плоды его трудов остались в спектакле. По-моему, покушаться на художественное освоение Сталина всё-таки хорошо бы во всеоружии. Хотя бы иметь крепкого драматурга. А вот художник «Рождения Сталина» Николай Рощин поработал умело и задушевно: картины играются на платформах или в коробках, прилежно стилизованных под дотошный театр 50-х годов. С тщательно выписанными иконами – если перед нами семинария, расставленными на полках кувшинами – если мы в трактире, и так далее. Живописные задники усиливают ощущение театра 1954 года. Вот разве что изящная ветка яблони (или вишни) в цвету, которая как бы висит в воздухе над компанией друзей-революционеров, не из 50-х годов.
Ритмы театра 1954 года, я думаю, применены режиссёром сознательно, но они убаюкивают многих зрителей своими замедленностью, тягомотностью, неоправданными паузами. Добро бы текст был Гоголя или Шекспира, тогда бы происходящее источало хоть какой-то культурный смысл. Но мы слышим текст «современных авторов» – ничего нет страшного, но и захватывающего тоже ничего нет. Мало материала для актёрской игры, кроме, конечно, Кошевого-Джугашвили. Сложный случай.
Владимир Кошевой сыграл Раскольникова в сериале «Преступление и наказание», и зритель мгновенно запомнил его более чем выразительную внешность и незаурядный темперамент. Он актёр-странник: его можно встретить во многих театрах. В БДТ он играет в «Игроке» по Достоевскому, а теперь «достоевское прошлое» привело его на сцену Александринки к Иосифу Джугашвили. В общем, никакой это не Джугашвили, а типичный бледнолицый юноша из Достоевского, странный парень, богоборец, революционер, грубиян с горящими глазами и нехорошей усмешкой. Стать самому Богом – вот его тайная цель, и это типичная мания из Достоевского, думаю, абсолютно чуждая реальному Иосифу Джугашвили. Актёр привлекателен, и то, что он играет, не лишено смысла – но острота рисунка тонет в общем болоте, вязнет, утяжеляется, и вспоминается один старинный принцип театра: «Громче и быстрее!»
В общем, никто на сцене Александринского театра в этот вечер не родился. Сталин прибыл уже готовым, а Иосиф Джугашвили оказался скромной вариацией из Достоевского, на основе посредственной драматургии, в добротных декорациях, без актёрского ансамбля, но с прекрасным исполнением грузинских песен (на что в театре имеется дивный хормейстер Иван Благодёр). Часть публики так сомлела от скуки, что наградила бурными аплодисментами мальчиков-газетчиков, которые пару раз выскакивали на авансцену и бодро выкрикивали что-то на грузинском языке. Энергия! Куда ж девалась энергия, отчего она утекла со сцены Александринки и как без неё работать?
Без неё ставь хоть про Сталина, хоть про Пушкина, хоть про Христа – результат будет один и тот же.