В московском театре Ленком состоялась премьера спектакля «Сны господина де Мольера…» в постановке режиссёра Павла Сафонова. Это интерпретация знаменитой пьесы Михаила Булгакова «Кабала святош» («Мольер»). Музыка композитора Фаустуса Латенаса, звучащая в спектакле (основная тема взята из прелюдии фа минор Баха, та, что звучит в «Солярисе» Тарковского), сразу настраивает зрителя на драматический лад. Нет, в этот раз посмеяться не выйдет…
При жизни Булгакова «Кабала святош» была сыграна в Художественном театре всего 7 раз и запрещена. Расцвет пьесы пришёлся на 1970–1980-е годы: это и блистательный спектакль Сергея Юрского в БДТ (Юрский – Мольер, Олег Басилашвили – Людовик), телефильм Анатолия Эфроса «Всего несколько слов в честь господина де Мольера» (Мольер – сам Ю.П. Любимов, Людовик – Леонид Броневой), постановка Адольфа Шапиро во МХАТе (Мольер – Олег Ефремов, Людовик – Иннокентий Смоктуновский)… исполнение этой булгаковской пьесы словно бы предполагало двух больших актёров на центральные роли. Актёров примерно равного калибра – чтобы противостояние Драматурга и Государя сделалось максимально рельефным. Они оба триумфально вошли в историю – Людовик XIV действительно был великим королём, а уж место Мольера в мировой драматургии никем никогда не оспаривалось. «Для его славы не нужно ничего, он нужен для нашей славы» – повторяют по-французски персонажи пьесы на сцене Ленкома. Так сказать, дают атмосферу и стремятся повысить градус уважения к главной фигуре спектакля. Потому что с ней есть проблемы.
В «Снах господина де Мольера» Мольера играет Игорь Миркурбанов, короля – Виктор Вержбицкий. Миркурбанов-Мольер, в мешковатом чёрном пальто, с длинными блестящими волосами, падающими на лоб (артист отбрасывает их эффектным жестом), бледный и задыхающийся, – прежде всего болен, и понятно чем: он – сердечник. Все симптомы. Весь спектакль он равномерно несчастен и погружён в свою болезнь до такой степени, что не видит и не чувствует окружающих, словно аутист. Как он в таком состоянии чуть не каждый день прыгает на сцену в огромных комедийных ролях и руководит труппой? А вот Вержбицкий-Людовик куда более разнообразен. Прежде всего он никакой не идол и не монстр, он – личность, со своими симпатиями и предпочтениями, но спрятанный, закутанный в кокон вынужденной сдержанности, ни одной непосредственной реакции: государственный же человек! Да, он важно шествует в условной (как на детских утренниках) короне, но в живых насмешливых глазах – и приязнь к Мольеру, и презрение к доносчикам, и брезгливость к юродивому проповеднику, и многое другое. Человек спрятался за фасадом власти, и человек этот вовсе не плох. Только до него не достучаться и не докричаться – такова уж природа власти…
Неясно, какие «сны» имел в виду режиссёр, – на сцене Ленкома играют последовательно именно пьесу Булгакова, и многие булгаковские репризы вызывают оживление публики. Основной козырь новой интерпретации не в отсутствующих «снах», а в усилении темы рока, злой судьбы. Здесь очевидно влияние мощного спектакля Туминаса «Царь Эдип» в Вахтанговском театре. Мольер предстаёт тоже своего рода «Эдипом», уничтоженным судьбой. Он, как Эдип, свергнут и растоптан, против него ополчились загадочные «святоши» в чёрных хламидах и белых масках. На него падает подозрение в инцесте (он женился на Арманде Бежар, которая, как говорят персонажи, была не сестрой, а его дочерью от его же любовницы Мадлены Бежар. Несомненно, это на самом деле была клевета врагов). Но «Кабала святош» – пьеса совсем другой театральной эпохи, и в тему «злого рока» никак не помещается. В ней, несмотря на грусть (о, что терпел великий драматург!), много весёлого, смешного, забавного, остроумного. По силе насмешливости Булгаков если и уступал самому Мольеру, то немного. Но при наложении двух записных остроумцев на страдальческую природу актёра Игоря Миркурбанова и стремления режиссёра непременно представить его потомком царя Эдипа, получилось то, что получилось: несчастный больной сердечник.
Спектакль Павла Сафонова оформлен стильно, не без элегантности (художник М. Яцовскис, костюмер – Е. Панфилова). Тускло сверкает бронзовым отливом нарядная рамка зеркала сцены, в глубине вращается чёрная блестящая панелями конструкция, на обратной стороне которой – морда горгульи. Чёрный, белый и серый – цвета костюмов, а чтобы напомнить о театре, герои то и дело сдувают облачка пудры, которую зрители опрометчиво принимают за пыль. Эскизно, но обаятельно сыграны некоторые роли второго плана (Бутон – Иван Агапов, маркиз «Помолись» – Алексей Скуратов, Шут – Дмитрий Грошев). В этой постановке нет ничего глупого, тема рока и отношения творческого человека с государственной властью действительно тревожила Булгакова. Если власть не защитит, художнику конец, а она капризна – то милует, то карает, и логику её не постичь! Однако в спектакле про Мольера нужен какой-никакой Мольер. И какой-никакой юмор, не оставлявший ни Мольера, ни Булгакова – в любых обстоятельствах. Идеи идеями, а театр жив чувствами прежде всего, и три часа сочувствовать больному, потому что он болен, трудно. И поскольку в театре прав тот, кто лучше играет, я весь спектакль ждала появлений Людовика-Вержбицкого, огранившего бриллиант своей роли с шиком опытного ювелира. И думала: зависеть от такого умного и блистательного короля совсем нелохо. Попробовал бы Мольер, сдуру родившись сейчас и в России, иметь дело с чиновниками Минкульта! До Первого лица ему было бы не добраться – последним Первым лицом, охочим до театра, был у нас товарищ Сталин.