В этом сезоне пьеса Теннесси Уильямса «Трамвай «Желание» (1947 г.) вновь притянула современную сцену: премьеры состоялись и в МХТ имени Чехова, и в замечательном театре «Русская антреприза» имени Андрея Миронова, которым руководит знаменитый Рудольф Фурманов (Санкт-Петербург). Причина появления пьесы в репертуаре вроде бы одна – грандиозная женская роль, таких больше не пишут. А результат различен – в Питере спектакль получился куда более цельным и глубоким.
В постановке история гибели Бланш Дюбуа круто накренилась в сторону драмы мужа её сестры Стенли Ковальского. Его роль получил Михаил Пореченков и по праву сильного мужчины и актёра буквально приковал к себе внимание публики. Пореченков, точно умелый адвокат, защитил своего героя – да, погубил женщину, но в целях необходимой самообороны, защищая свою семью от вторжения опасной чужачки. И довольно слабенькое, декоративное режиссёрское решение не оспорило действия артиста.
А в театре имени Андрея Миронова мы видим сильную, даже жёсткую волю режиссёра Влада Фурмана, который разворачивает историю гибели героини не только как её личную драму, но и как трагедию столкновения культуры и варварства, душевного благородства и наглой животной грубости. И в таком раскладе полное сочувствие вызывает исключительно героиня. Она – не только несчастная женщина в жизненном тупике, но и носительница культуры. Прекрасной и бесполезной, как тот китайский фонарик, который покупает героиня, чтобы прикрыть голую электрическую лампочку. Для джунглей, где она очутилась, все её попытки приукрасить, смягчить, облагородить действительность – жалкие уловки притворщицы. Ведь стая всегда свято убеждена, что культура – это ловкий фокус богачей...
Маленькая сцена питерского театра затянута металлическими щитами с грохочущими роллерами, которые открывают входы персонажам (художник О. Молчанов). Наверху, в проёме, видно пианино, украшенное разноцветными стекляшками, там помещаются пианист и певица Юлия Коган. Понятно – действие происходит в Новом Орлеане, истоке и притоне джаза, но певица взята не для того, чтобы ласкать слух разными фиоритурами. Звуки, которые издаёт рыжекудрая фурия, сродни ночным концертам джунглей, с воем шакалов и воплями гиен. Это – дух-покровитель варварского племени, в недра которого попала изящная пепельная блондинка Бланш Дюбуа – Нелли Попова.
Пожалуй, по цельности, разнообразию и обаянию это – лучшая из всех виденных мною Бланш Дюбуа. Попова не копирует буквально какую-либо голливудскую звезду – её Бланш не возможная героиня экрана, а бедная посетительница кинотеатра, мечтательная учительница. В ней проскальзывает то наивная обречённая прелесть Мэрилин Монро, то пронзительность Вивьен Ли, а то и властная требовательность Бетт Дэвис. Она впитала в себя мир человеческой мечты – музыку, поэзию, кино, и это для неё – оружие в борьбе с распадом, мраком и гибелью. Умная и проницательная, Бланш совсем не идеальна, и страх старости и смерти постоянно толкает её в любые случайные объятия (желательно – молодого человека), однако это не порок, а слабость.
Милая, простительная женская слабость – принарядиться, подкраситься, понравиться и тем самым хоть на мгновение преодолеть холодный ужас жизни... Но когда Бланш укоряет сестру, что та предала века человеческого развития и спустилась в первобытное общество к обезьянам, она становится грозной судьёй. Ей очевидно расчеловечивание Стеллы, живущей с обыкновенным мужским монстром-психопатом (злобное чудовище Стенли – отличная работа А. Большакова).
Стенли (Александр Большаков) и Бланш Дюбуа (Нелли Попова)
Опять-таки впервые я увидела на сцене не одну, а двух сестёр, потому что Ксения Каталымова (Стелла) создала полноценный образ, может быть, не менее трагичный, чем Бланш. Раздавленная самцом Бланш сошла с ума, но осталась сама собой, и её больная душа при ней. Может быть, в сумасшедшем доме ей будет даже лучше, чем на городских задворках, в чужой семье, станет и там петь песенки и флиртовать с врачами. А в Стелле происходят борьба и подмена человеческого – на звериное, внедрение джунглей в душу. Из любящего, симпатичного, приветливого человека она превращается в тупую визжащую самку. По обстоятельствам пьесы, Стелла беременна и в финале уже с ребёнком. Но когда стая уничтожила своего врага (в спектакле Стенли насилует Бланш без всякого её желания, это именно мерзкое насилие), в свёртке на руках у Стеллы оказывается оскаленная кукла Хеллоуина. Джунгли под завывания рыжего духа-покровителя принимаются исполнять дикий танец торжества. Замолк лепет человека о своих страданиях, поисках, мечтах – остались ночные вопли металлического ада...
Для постановки «Трамвая «Желание» в театре «Русская антреприза» Р. Орлом выполнен новый перевод, отжавший разные туманные красивости, – но при этом в тексте нет ни тени вульгарности, кроме того, режиссёр оставил без изменения самые знаменитые фразы из прежней версии. Ритмы спектакля – острые, быстрые, вполне приноровлены к современному рассеянному вниманию (зрителя надо постоянно «кормить», а то он отключается), но в них нет никакой тупой механичности. Жёсткая концептуальность сочетается в режиссёре Владе Фурмане с отменной чувствительностью. Нам не приходится гадать о его системе ценностей – он целиком на стороне культуры, благородства, душевной деликатности, ему жаль несчастных и заблудших, а не тупых и побеждающих. Вот это и есть подлинная режиссура, доверяющая автору, работающая на актёрский ансамбль и таким путём создающая собственный творческий мир, – это режиссура, а не копеечное самоутверждение на костях автора, погружающее артиста в глупое кривлянье.
Но нынче для громкого успеха талант и профессионализм не нужны, они даже опасны и вредны. Для успеха спектакль должен издавать характерный «запашок», на который слетятся «кураторы», раздающие эдакие «ярлыки на княжение». Среди слагаемых искомого запашка обязательно должно быть бессмысленное измывательство над автором и бесформенное актёрское кривлянье. Кроме того, режиссёр не имеет права высказывать какую бы то ни было любовь или жалость – человеческие чувства изгоняются метлой из объявленного торжества «постдраматического театра». Влад Фурман, выказывающий столь откровенное сочувствие гибели культуры, так явно предпочитающий поэзию, мечту, надежду на любовь и понимание, по зрелости своего профессионализма стоит на главной дороге театра – но его обязательно будут спихивать на обочину. Преувеличиваю? Да вы взгляните только на нынешний список претендентов на «Золотую маску».
А зрителя, который хочет обыкновенного чуда, т.е. «драматического театра», в расчёт не берут. Так и живём, не пересекаясь, – критика гугукает своё, а зритель драматического театра бежит туда, где ему уготовано счастье. В тот же театр «Русская антреприза» имени Андрея Миронова. Пока что есть куда бежать...