С 6 мая в России узаконен параллельный импорт. То есть в страну пока ещё можно ввозить определённые правительством РФ категории товаров без разрешения правообладателя. Попали под западные санкции какие-то автомобили, станки или лыжи – купим то же самое в Турции и ввезём к нам. В теории это никакой не контрафакт: товар «брендовый», на таможне платятся пошлины – просто выходит дороже, поскольку пришёл он через третьи страны, где за него тоже заплатили все подати. Но, несмотря на все оперативно принятые законы и правила Минпромторга, Россия явно не та страна, где реальная жизнь соответствует написанному на бумаге. Прошло всего два месяца, как в правительстве заговорили о том, что параллельный импорт скоро отменят. Граждане в недоумении: что вообще происходит?
Между двух огней
В 1990-х на фоне двукратного падения производства в стране оставался высокий спрос на потребительские товары. Имея заначку в 500 долларов, безработный инженер мог стать челноком: поехать в Турцию, закупить кожаных курток и джинсов и продать их на рынке, окупив поездку и вложения в 5 раз. Сегодня о такой окупаемости в бизнесе можно только мечтать, а тогда на челноков фыркали. Тем не менее они обеспечили потребительские цены куда более гуманные, чем если бы куртки и джинсы возили 2–3 монополиста.
Ну и для людей челночный бизнес стал неплохим способом заработать стартовый капитал. А страна как раз нуждалась в малых и средних собственниках. И разве не перепродажей импортных товаров в 1990‑е годы кормилась половина населения? Другое дело, что завозить из Германии йогурты – ненормально. А кожаных курток по 30 долларов не хватит даже в Турции, если их вдруг наденет вся Россия.
Когда весной 2022 г. правительство РФ разрешило параллельный импорт, ситуация всё-таки была кардинально другой. Активная часть населения даже в кризис неплохо зарабатывает, хорошие инженеры уже не сидят на гречке. Потребитель нынче придирчив, привык к качественным вещам. А главное – за три десятилетия выстроилась вполне современная система продаж, логистики, дистрибьюции. Какие челноки? Неужели, протащив через границу два айфона, ноутбук и пять пар наушников, вы сможете сдать их за приличные деньги в розничные сети? Они работают с крупняком, который возит это контейнерами.
Но вот беда: у правительства параллельный импорт как камушек в ботинке. Дело вот в чём. С началом военной спецоперации в России практически исчезла внутренняя конвертация рубля. Официальный курс Центробанка – 62 рубля за доллар, но интервенций для поддержания плавающего курса не проводится, и купить валюту по этому курсу в обменнике де-факто невозможно. По сути, мы близки к советским временам, когда доллар официально стоил 64 копейки, а в подъезде его меняли по 4 рубля. Хотя сегодня разница не такая большая.
Но и тогда, и сегодня находились затейники, которые умудрялись получать валюту по номиналу. При Союзе это были всевозможные мидовские структуры, а сегодня, например, госкорпорации и их поставщики. Надо, например, кому-то закупить для нужд оборонки что-то эксклюзивное за кордоном – у них есть лицензии, разрешения, связи, проводки. Чем это чревато в ситуации с параллельным импортом – догадайтесь с трёх раз.
Ещё весной Росфинмониторинг довёл до банков рекомендации, как разделять разрешённый ввоз в Россию товаров из «недружественных» государств через третьи страны от серых схем. Ведь параллельный импорт по своей финансовой отчётности похож на распространённую схему вывода средств посредством авансирования: российская компания перечисляет предоплату иностранному контрагенту, а ввозится потом товар или нет – кто там проверит. Ещё в прошлом году власти пытались выстроить барьеры на пути оттока капитала из страны, но параллельный импорт практически их сломал.
Не будем заостряться на вопросе, насколько этично не позволять предпринимателю вывезти в другую страну собственные деньги. Важно, что власть оказалась между двух огней. С одной стороны, нормально жить без импорта невозможно. Без качественных товаров не только население рассердится, но и экономика может начать складываться по принципу домино. С другой стороны, из России мощным потоком утекают деньги, которые власть считает своими. Есть от чего начать нервничать.
Чужими соками
В июле 2022 г. вице-премьер Денис Мантуров высказался о параллельном импорте. Многие медиа предпочли упростить его слова в духе «вы готовьтесь, скоро отменим». Хотя дословно Мантуров сказал на промышленной выставке в Удмуртии следующее: «Сегодня у нас работает параллельный импорт. Мы это сделали осознанно для того, чтобы сбалансировать рынок. Но это временное решение. Вы готовьтесь к тому, что мы скоро параллельный импорт отменим по группам, когда будем понимать, что у нас есть достаточно российской продукции».
Речь скорее о новом витке импортозамещения. С этого и начинали 8 лет назад: научиться производить свои лекарства и, как следствие, перестать покупать зарубежные. Но французские сыры и польские яблоки оказалось заместить гораздо проще, чем высокотехнологичные товары. В 2014‑м премьер Дмитрий Медведев заявлял о высочайшей доле импорта в стратегических областях промышленности: 90% – в станкостроении, 80% – в гражданском самолётостроении, 70% – в тяжёлом машиностроении, 60% – в нефтегазовом оборудовании, 50% – в энергетическом оборудовании, 50–90% – в сельхозмашиностроении. А эксперты объясняли, что кардинально снизить эти цифры можно лишь спустя десятилетия – и то, если экономика будет развиваться в условиях нормального рынка без политических «перекосов».
В 2015 г. правительство разработало и утвердило больше 20 программ импортозамещения. Через субсидии, гранты, инвестконтракты, софинансирование исследований и преференции при государственных закупках отечественный производитель освоил почти 3 трлн рублей за 5 лет. И что?
Сам факт того, что подведения итогов программы импортозамещения не было, уже красноречив. Нет и единой признанной метрики для оценки объёмов импортозамещения в российской экономике. В Центре макроэкономического анализа и краткосрочного прогнозирования (ЦМАКП) иногда (последний раз в 2019 г.) рассчитывают показатель для каждой отрасли через соотношение импорта и валовой добавленной стоимости в текущих ценах. В итоговом докладе ЦМАКП говорится: мы видим импортозамещение в обрабатывающей промышленности, но не экономики в целом.
К ещё более печальным выводам пришли в Институте Гайдара: в 2015–2018 гг. доля предприятий, поставляющих продукцию на импорт, упала втрое – до 10% опрошенных. А в 2019 г. мониторинг прекратили «в связи с получением ясной картины и избавлением от иллюзий».
То есть у специалистов не было иллюзий и до нынешнего санкционного цунами. А простые граждане всё поняли ещё весной 2022-го, когда спрос на смартфоны рухнул на треть, зато в разы возросло движение на рынке подержанной техники. Появился спрос на старые неработающие ноутбуки – чтобы разбирать их на запчасти. Рассказывают, что и новую технику стали распатронивать. И не только посудомойки: в СМИ писали о видах авиакомпаний на старые самолёты!
Взвыли самые разные категории потребителей: например, российские ортопедические стельки получаются такого качества, что люди готовы платить за «фирму» по 50 тыс. рублей. Которая в начале года стоила 5 тысяч. И это нормальная цена для человека, который хочет без боли передвигаться по городу.
А чем больше дефицит таких вроде бы неходовых товаров, как пластыри для храпунов, тем больше спрос на старых добрых челноков. А если правительство всё-таки подтянет гайки параллельному импорту, чтобы поддержать своё суровое политическое лицо, то 1990-е вернутся сразу в трёх лицах: самих челноков, контрабандистов и производителей контрафакта.
Бренд с хвостом
В прежние годы риск роста контрафакта всегда использовался как основной аргумент против легализации параллельного импорта. Есть правило: выявив партию подделки, таможня предлагает правообладателю внести его товарный знак в таможенный реестр объектов интеллектуальной собственности (ТРОИС). Если правообладатель на это забивает, то таможня перестаёт проверять его товары на подлинность. А при параллельном импорте правообладателя как такового нет вовсе. И что это означает для нас с вами?
По определению контрафакт означает подделку какого-то определённого продукта. Существуют подсчёты, основанные на размерах таможенных конфискаций: мировой оборот подделок – 200–360 млрд долларов в год. В частности, ежегодно подделывается более 40 млн швейцарских часов, прибыль на 1 миллиард. Показательно, что в Европе фальсификата конфискуют всё больше год от года – в основном лекарства и сигареты. Европейский лидер – благословенная Италия, где 32% от всего производимого контрафакта приходится на модную одежду и аксессуары. А вы уверены, что покупаете подлинный бренд в торговом центре в Сокольниках, даже если он поставлен прямиком из Милана?
Сделанная «под бренд» кожаная сумка будет сшита из дорогой кожи с аккуратными швами, иметь фактуру подкладки, как на оригинале. Но фирменные вещи даже пахнут иначе, потому что в них используется особая пропитка. На оригинале будут немного косые швы ручной работы, рисунок никогда не режется швом, а кроме того, имеется индивидуальный номер, совпадающий с номером вашего ключа. Есть люди, готовые платить за подобные мелочи, и те, кто хочет просто солидно выглядеть. Что плохого в том, что рынок предлагает недорогой эрзац?
Проблема в другом: участники рынка не могут устоять перед соблазном запустить копии в продажу под видом оригинала. В одном из петербургских магазинов спортивной одежды эмиссары из Лондона с удивлением обнаружили новую линию костюмов, которая в Россию пока не поставлялась. Для производителя аукнулся и перевод заводов в страны третьего мира: в Китае на одном часовом заводе днём работали на фирменные магазины, а ночью – на чёрный рынок. Понятно, что качество было абсолютно идентично, а цена отличалась на порядок.
В России – богатые традиции распространения контрафакта, а уголовная ответственность за это минимальна. Глава фармацевтической фирмы, производившей поддельные лекарства, получил четыре года условно. Продавец кустарных джинсов в худшем случае отделается штрафом.
– В Европе контрафактом считается продукция, нарушающая чьи-то авторские права. А в России – любой товар, до которого не дотянулись руки государства, – говорит юрист Андрей Воробьёв. – У нас это не только поддельный айфон, но и фермерские продукты, которые вообще не являются брендом. Заплатил все подати – ставь на прилавок и торгуй, государству нет особого дела, если потребитель недоволен.
Другое дело, когда чиновники нагнетают истерию в борьбе за собственные полномочия. Выявлять контрафакт – это очень прибыльная в итоге тема, не имеющая к защите граждан особого отношения. Ведь главное, что у нас можно законно продавать низкокачественную продукцию, которую в Германии или Дании не пустили бы к полкам на пушечный выстрел. В России отсутствует национальная система контроля качества продукции. Советский Союз – далеко не лучший пример, но там хотя бы действовали 75 тыс. ГОСТов, вводивших стандарты на любую продукцию. В 2003 г. их сделали необязательными – якобы эта мера должна оживить бизнес, измученный административными барьерами. Но разве стандарт по выпуску сливочного масла из натурального молока – это барьер?
ГОСТы заменились техрегламентами, которые покрывают 10% магазинного ассортимента. Всё остальное производится на основании технических условий, которые зачастую формирует сам производитель. Он может написать, что в овсяное печенье не нужно добавлять овсяные хлопья, а достаточно ароматизатора и усилителя вкуса каких-нибудь отрубей. С такими вводными можно не сомневаться, что и к параллельному импорту будет много претензий. Ведь предъявлять претензии особо некому.
Соло на контрабанде
России досталась самая протяжённая в мире государственная граница – около 60 тыс. км, мы соприкасаемся с 16 странами. 35 из 85 субъектов Федерации имеют на своей территории красно-зелёные столбики с гербом. Их суммарное население – 50 млн человек. В силу воинственности СССР вблизи границ нечасто строили крупные рентабельные предприятия, а потому занятость населения в приграничных районах – вечная проблема. Сегодня погранпереходы имеют депрессивные республики Северного Кавказа, Псковская и Амурская области, Тува с Алтаем. Граница здесь – главный источник заработков людей, и власти вынуждены искать равновесия. С одной стороны, придумывать новые пошлины, чтобы наполнять собственные карманы. С другой – не перегнуть палку и не превратить кормильцев в бунтовщиков. Сегодня на российско-эстонской границе между Нарвой и Ивангородом нет прежней движухи с длиннющими очередями. Уже в XXI веке из России везли тульские пряники и детский крем, традиционно качественные и дешёвые. А в Эстонии брали варёную и полукопчёную колбасу, которую вместо жира шпигуют сыром: у нас такую производить не научились, зато признали санкционным товаром, запрещённым к ввозу. Последний предковидный писк: из-за границы в Россию тащат макароны для лазаньи и презервативы. Граница лучше любых министерских отчётов знает, удалось ли нам осуществить импортозамещение буржуйских товаров. Поэтому прилетевшие из Франции самолёты пахнут камамбером, а багажники машин в Ивангороде – сладостями легендарной фабрики «Калев».
Но такая тоска не везде и не всегда. Для переправки сигарет из России в Прибалтику стали использовать беспилотники. Несколько коробок курева пытались перевезти в бетонной опоре для моста. Рассказывают, что рыбопромысловые суда в море перекидывают контрабандный товар друг другу. Будто бы существуют даже самодельные торпедные аппараты, способные запустить груз к берегу, минуя все таможни. А один опытный моряк рассказывает, что берёт коробку сигарет, красит в защитный цвет, пишет красными буквами «Расширительный бак» и вешает в машинном отделении. И никто его ни разу не спалил за несколько десятилетий.
В Финляндию те же сигареты до недавнего времени завозили совершенно законно. Приграничные бизнесмены учли, что весь Питер сидит на финских шенгенских визах, которые выдают по упрощённой схеме, но требуют две вещи: первый въезд по ней должен быть в Финляндию, а общее число въездов в Страну озёр должно превышать другие страны Шенгена. И каждый день от площади Восстания к границе уходят вереницы автобусов, наполненных желающими «обкатать визу». Пассажирам предлагается за три евро взять для провоза блок сигарет и отказываются среди них единицы. А с 15 июля 2022 г. российско-финская граница снова открылась.
Блокада Калининграда со стороны Литвы и Польши тоже не заладилась. И трудно сказать, что сыграло большую роль: грозные окрики из Москвы или собственное население приграничных районов, которое кормилось на границе заодно с россиянами. Кстати, среди калининградцев ходит поговорка, что каждый второй житель области если не моряк, то перегонщик автомобилей. Даже когда каждую льготу на ввоз авто постановили закреплять за юридическим лицом, люди регистрировали на себя по 400 фирм («Полёт-1», «Полёт-2», «Полёт-3» и т.д.), став обладателем 400 льгот. Калининградские турфирмы до самой пандемии организовывали шоп-туры под названием «В Европу за автомобилем».
Куда хуже пришлось 50-тысячному Донецку (Ростовская область) после присоединения Крыма и начала событий на Донбассе. Пока он стоял на границе России с Украиной, чуть ли не весь город был завязан на контрабанду. Без преувеличения: кто ничего не перевозил, те работали «фишками» – следили за перемещениями пограничников и таможенников, докладывали нужным людям. За кордон гнали дизельное топливо, не размениваясь на какие-то там бензовозы с большим баком. Под землёй прокладывали самодельные трубопроводы на украинскую сторону, подключали насосную станцию. Разница в цене составляла 8 рублей за литр, за сутки можно было бы накачать 1 млн чистой прибыли. Основной капитал и залог успеха – «крот». Оператор этого чудо-аппарата через систему GPS задаёт глубину и направление горизонтального бурения, а техника сама бетонирует стенки скважины быстросохнущей смесью. Поэтому собственно труб для перегонки дизеля не нужно.
Отношение российских властей к бизнесу в приграничных регионах – бесконечные качели. Стоит завинтить гайки, как портится статистика: падают доходы населения, учащаются разбои и убийства, разваливаются остатки инфраструктуры, а потенциальный инвестор бледнеет и уходит. Но стоит родине ослабить объятия, как контрабандисты смеются таможне в лицо: «Ну что, руки коротки?» А сверху требуют увеличить поступления в бюджет. Но при этом не злить народ, которому пока нечего больше предложить.
Белорусские креветки
Что современные товары могут не иметь происхождения как такового, уже 8 лет доказывает Беларусь – партнёр России по Таможенному союзу, через которого до 2022 г. шли многие санкционные товары.
Государственная граница – штука непостоянная, имеет свойство меняться. Вот, например, белорусский Гродно живёт контрабандой больше 200 лет. Ещё в начале XIX века, когда никаких контрольно-следовых полос не было и в помине, в Польшу перегоняли лошадей, за которых дорого давали вечно воюющие наместники Наполеона. А в Россию тащили прусские медные монеты, удивительным образом стоящие дешевле самого металла. Когда в России ввели акцизы на алкоголь, на бричках лесными тропами возили арак, ром, сливовицу, тихо и кошерно продаваемые потом в еврейских корчмах. В рапортах чиновников того времени говорится, что люди не только нелегально ввозят алкоголь, но и толпами ходят в Польшу, чтобы там напиться.
Сегодня в Гродно живёт без малого 375 тыс. человек. К 2011 г. «Белстат» подсчитал, что в экономике города занято меньше 175 тысяч. Где ещё 200 тыс. людей? Разумеется, среди них немало детей, пенсионеров, инвалидов и домохозяек, но всё же около 80 тыс. трудоспособных потерялось. До границы с Польшей отсюда 30 км, до Литвы – 20. Уже в начале 1990-х лучшим бизнесом было купить подержанный «пассат»-бензовоз со 100‑литровым баком и ежедневно гонять через границу – туда водку и бензин, оттуда – одежду и бытовую технику.
Громадная стихийная барахолка в польской деревне Кузница кормила десятки тысяч жителей приграничных районов, а в переполненных вагонах пассажиры помогали друг другу прикручивать скотчем к телу под одежду блоки сигарет: всё равно польские пограничники всех досматривать не будут. Девушки умудрялись надеть на себя по 10 пар трусов, получая за каждые по 1–2 бакса. А любая бабулька считала в уме, как Лобачевский, переводя российские рубли в белорусские, а потом в злотые и евро.
Но осенью 2013 г. белорусский руководитель посетовал: мол, наши люди по 3 млрд долларов каждый год вывозят за границу, где развивается производство, а мы «барахтаемся тут, как дураки». Президент предложил брать с каждого белоруса на границе «выездную пошлину» – 100 долларов. Дальше власти отследили реакцию общества, почесали чубы и решили повременить. Ни к чему превращать в своих врагов всё население Брестской и Гродненской областей.
Неудивительно, что за год, прошедший после присоединения Крыма, объём ввоза овощей-фруктов из Белоруссии в Россию вырос минимум в 50 раз! А до введения санкций главным поставщиком яблок в Россию была Польша. И уже сам Лукашенко призвал родной бизнес «шевелиться», чтобы успеть заработать на российском продовольственном эмбарго. Самое элементарное – завезти в Белоруссию охлаждённое мясо, после чего заморозить и отправить в Смоленск или Псков с белорусским сертификатом. Или апельсины из Испании пришли в ящиках в Гродно, где их расфасовали в сетки и получили новый товар – «апельсины в сетке». Норвежский лосось белорусы нарезают кусочками, засаливают и пакуют в вакуумную упаковку. Примерно так родился известный анекдот – белорусские креветки.
И нет сомнений, что к нынешним условиям местный бизнес тоже приспособится. А российский потребительский рынок тихо поедет в 1990-е, где вместо барахолок – сайты в Интернете.