На недавно завершившемся Каннском фестивале был представлен новый фильм Такеши Китано «Шея». К этой картине о дворцовом перевороте в Японии XVI века 76-летний мастер, по его словам, шёл всю жизнь и больше снимать кино не намерен. Китано и раньше обвиняли в излишней демонстрации жестокости на экране, а в «Шее» он просто превзошёл себя – кровища хлещет рекой два с лишним часа. Хотя это очень умное кино, а насилие необходимо режиссёру как приём, позволяющий сохранить масштаб страстей. Ведь если принять сегодняшние представления о ценности жизни, то придётся выбросить всю драматургию от Сенеки до Мисимы. Но таки были времена, когда доблесть и честь почитались выше жизни, а судебное разбирательство ещё не вытеснило из жизни поединок. В фильмах Такеши позор по-прежнему хуже смерти.
ПРО ТАКЕШИ Китано часто пишут, что он-де самый известный и дерзкий японский режиссёр, потому что «нарушает законы жанра». Но это можно сказать про любого известного кинематографиста! Ведь ещё никто не стал знаменитым, повторяя ходы предшественников, а «законы жанра» нарушали и Михалков, и Гайдай, и Тарантино. В творческом пути Китано по-настоящему уникально другое: дух его поздних фильмов полностью противоположен духу ранних. А «Шея» – кульминация этого процесса.
С юности Такеши был хватким парнем. Сын маляра без блата поступил на инженерный факультет престижного Университета Мэйдзи, который не окончил. Пожив в Токио, Китано не захотел идти с будущим дипломом в пожизненный корпоративный наём: работал то официантом, то лифтёром в стрип-клубе, где оброс знакомствами среди богемы и пробился на сцену с комическими номерами. Потом его пригласили сыграть в кино, а к 40 годам он за неделю снял свой первый фильм «Жестокий полицейский», который ему сегодня неловко пересматривать – такой, мол, детский сад.
Известность пришла к Китано в 1990‑е с «Сонатиной» и «Фейерверком», за который дилетант и самоучка получил несколько престижных наград, в том числе и венецианского «Золотого льва». В «Сонатине» злобный токийский гангстер Муракава со своей бригадой попал под неудачный расклад: его слили боссы. В ожидании неминуемой смерти якудза превращается в жестокого, растерянного и одинокого ребёнка на романтически прекрасной Окинаве. До Китано никому в японском гангстерском кино не приходило в голову показать человеческие слабости жестоких «людей чести», хотя их образы и выходили ходульными. В «Фейерверке» бывший детектив Ниси грабит банк и вместе с неизлечимо больной женой пускается во что-то вроде прощального свадебного путешествия. Всё это заканчивается, понятно, на пляже, где твёрдая земля обрывается, как и человеческая жизнь.
Вроде бы всё это уже снято-переснято – ан нет. Как раз в 1990-е и в Голливуде только появляются правдоподобные образы «плохих парней», за которых начинает болеть зритель. И парвеню Китано почувствовал тенденцию раньше опытных мэтров. В 2003 г. он снял первый коммерчески успешный фильм «Затойчи». Герой (слепой массажист и мастер боевых искусств) в Японии что-то вроде нашего Ильи Муромца: про него до Китано аж 26 фильмов наклепали, не считая выходившего много лет сериала. Но Такеши от души посмеялся над штампами самурайского кино (Затойчи в исполнении самого Китано, похожего на панк-рокера с крашеными волосами) и снял хорошую кассу.
Впрочем, подшучивая над самурайской этикой, Китано в целом не ставил под сомнение старые представления о рыцарской чести. Да, его живущие «по понятиям» полицейские и бандиты обречены, с таким этическим грузом им не выйти живыми из мясорубок с протоплазмой, у которой вообще никаких принципов нет. И эта интонация вкупе с шокирующей эстетикой очень нравилась зрителям. Но в XXI веке Китано резко изменил посыл: дескать, вся эта блатная романтика ни гроша не стоит, от неё только горе и кровь. В его трилогии «Беспредел» якудза – это просто жадные и глупые отморозки. А невиданно дорогой и масштабной «Шеей» мастер вбивает кол в сакральную древность самурайских ценностей, показывая, что циничными подонками местные рыцари были всегда.
В 1582 г. в киотском храме Хонно-дзи случилась буза, в ходе которой погиб Ода Нобунага – известный военачальник и жестокий тиран. У Китано сёгун Нобунага (Рё Касэ), чьи величественные портреты присутствуют в школьных учебниках японцев, – просто ошалевший от власти мерзавец, который правит неприлично долго. А на трон он залез, перебив всю родню. Его ближайшие соратники Араки Мурасигэ (Кэнъити Эндо) и Акэти Мицухидэ (Хидэтоси Нисидзима), даром что аристократы, готовы стерпеть от патрона любое унижение (вплоть до побоев) за шанс стать его преемником. Терпение Акэти лопнуло, когда Нобунага отобрал его земли: верные ему войска окружили храм Хонно-дзи, когда с боссом остался лишь небольшой отряд телохранителей. Это они-то носители самурайских ценностей?
А кто тогда? Храбрый военачальник Курода Камбэй, потерявший в сражениях ногу, может, и знал когда-то цену верности и чести, а сейчас такой же паук в банке. Крестьянин Мосукэ (Накамура Сидо) мечтает стать самураем, но вместо постижения вершин духа убивает лучшего друга, смеётся над трупами собственных отца, жены и ребёнка. Сам Китано играет в фильме Хасибу Хидэёси – бывшего крестьянина по прозвищу Обезьяна, который устроился при Нобунаге носителем сандалий и вырос до центра силы, которому удаётся выжить в начавшейся заварушке благодаря полной беспринципности. К слову, Хидэёси в официальной истории – выдающийся реформатор, объединивший Японию.
Фильм ужасно кровавый. Вначале по воде плывут трупы убитых воинов, у одного из которых нет головы, а из обрубка шеи выползают крабы. В финале победители рассматривают головы противников и не могут опознать их «хозяев». Когда Нобунага пытается сделать себе сеппуку, меч застревает в туловище сёгуна, а голова из-за неловкости оруженосца улетает в реку, откуда её отчаянно пытаются достать. Китано в «Шее» хочет показать, насколько жалки попытки бесчисленных воителей вписать свои имена в историю через кровь и ужас, которые они ради этого сеют вокруг. Да и внутри себя тоже.
Впрочем, несмотря на внятный месседж, красочную дорогую картинку и достойную актёрскую игру, Китано уехал с Каннского кинофестиваля без наград. Хотя «Шея» – вероятно, лучший его фильм. Но зрители, коллеги и критики привыкли к другому, куда более романтичному Такеши.