Ламутами называют эвенов, которые в давние времена жили на берегу моря Ламу (ныне Охотское море). Ламуты – это укороченные торбоза (сапоги из оленьих комусов), в которых ходили оленеводы, охотники, каюры – погонщики собачьих упряжек. Ламутами на Севере называли эвенов-отшельников, сменивших привычный образ жизни на долгую дорогу и одиночество.
Подсолнух в минус сорок
Пятнадцать упряжек – сто семьдесят собак, десяток снегоходов, волонтёры, фотографы, писатели, каюры, повар и ветеринары – в разгар камчатской зимы отправились на север полуострова. Традиционная гонка «Берингия» в этом году стартовала из Петропавловска-Камчатского. Впереди были полторы тысячи километров по лесам, тундре и перевалам – по берегу Берингова моря через всю Камчатку – до залива Анапка и гавани Сибирь.
Мы поедем, мы помчимся!
У каюра Анфисы Бразалук милое лицо с веснушками. Как подсолнух. Она плачет, что собаки сильно устали. Она плачет, что ей придётся ночевать в лесу и, может быть, она погибнет. Замёрзнет. Посреди поляны горит огонь, собачьи морды, лапы и хвосты вокруг ночной стоянки. Анфисины аляскинские ездовые так устали, так устали... Она одна в каменном лесу, камчатскую каменную берёзу долго разжигать. Минус сорок. Потом Анфису спасли снегоходчики – привезли в Ивашку, село на краю моря, где мы ночевали. Раздели донага и натёрли жиром, поили горячим. Мы тем временем чаевали и представляли, обсуждали, как ей там одной в лесу было одиноко и холодно. Анфисины собаки зарылись в пухлые сугробы и спали без задних лап.
Щенок Ламут сачкует
Снова старт, он взят, и нет пути назад
Главный судья вызывает на старт упряжку, собаки воют и скулят, рвутся вперёд. Время! Каюр криком или свистом даёт команду вперёд. Иногда собаки бегут не туда, кусают волонтёров или зрителей. У Валентина Левковского из Усть-Хайрюзово к концу гонки собаки совсем свихнулись, грызли всех подряд, кто попадался под лапы. Не до крови, будто тисками сдавливали, видимо, от азарта. Бежать приходится от пятидесяти до ста километров в день. Мороз. Или пурга метёт. В дороге каюру есть нельзя, собаки будут оборачиваться на запах. Каждое утро, поставив собак в упряжку, каюры набирают в термос чая для чаёвок. Утром собак кормят жиром нерпы – для энергии, от этого они оставляют на снегу приметные следы – километров десять можно бежать за ними вслед с закрытыми глазами. По запаху.
Каюр Иван Нивани пару лет назад на своих собачках преодолел 450 километров по тундре в одиночку. В родном селе Ачай-Ваям его встретили старики. «Хорошо доехал, однако», – сказали старики. Фотограф сделал фото, когда Нивани нёс на руках больную собаку. «Если бы старики узнали, что я так жалею собак, меня бы огрели осталом, палкой для торможения упряжкой». – «Почему?» – спрашиваю. – «Больная собака – не работник. Её убивают. И она отправляется к предкам – им тоже нужны собаки. Предки также убивают своих старых псов, и они рождаются в нашем мире». – «Хм», – ответил я.
Железный конь и собаки
Каюры не любят, когда снегоходы проезжают близко – пугают и сбивают с ритма собак. Каждое утро в дорогу первыми отправляются проводники-следопыты на снегоходах. Они «бьют щахму», прокладывают снежную дорогу для собачьих упряжек. Собакам бежать по рыхлому снегу очень тяжело. Пока добрались до Ключевского вулкана и посёлка Ключи, многие собаки выбились из сил на неудобном «пухляке». Анфисины аляскинские псы устали сильнее других, стёрли лапы. Они не были тренированы, как их северные собратья, живущие в посёлках Корякии на берегах древнего моря Ламу. «Берингия» остаётся гонкой традиционной – спортивные упряжки за двадцать пять лет не смогли вытеснить национальных каюров в малахаях на деревянных самодельных нартах.
Только вперёд
Валере Соколову из Оссоры – села, расположенного рядом с двуглавой горой Колдуньей, подарили щенка. Назвали Белым Ламутом. Беламут всю дорогу ехал на упряжке или бежал на привязи рядом с нартами. На стоянке щенок лизал морды взрослых псов. Мы прозвали его «запасным колесом». Дед и отец Соколова были каюрами в посёлке Тымлат, где кругом тундра и пятьсот вёрст до ближайшей просёлочной дороги, – возили на упряжке учителей, почтальонов, инкассаторов и рожениц. Летом упряжные собаки живут вольной жизнью: сидят на цепи или идут за хозяином – охотиться и рыбачить.
Отец Владислав Ревенок –священник из Эссо. В его упряжке ходит уже третий год слепой пёс по кличке Лунтик. Ходит по интуиции, запаху, идёт по следу собратьев. В Ключах батюшка вдруг снимает упряжку с гонки. «Собаки бегут из последних сил. Жалею. Не стану их мучить».
Проводник-волонтёр Андрей Адуканов. Все зовут его Монгол. Его бабка по отцу – корячка – была самой богатой на западном побережье Камчатки. Дед по матери был эвеном, занимал пост председателя колхоза – его прозвали Сталин за то, что всех умных ссылал в дальние табуны, чтобы не подсидели его должность.
С нами едет Вячеслав Падерин, глава администрации Корякского округа. Таскает чаны и тюки с кухней, возит на нартах повара, добрейшую эвенку Аллу Ионовну. Рассеянно берёт мою закоптелую кружку, наливает себе чай на чаёвке. Устал. «Берите, Вячеслав Иванович, не жалко! Почаюем». Ему приходится выступать с приветственным словом на встречах с населением. Нас торжественно принимают. Мы двадцать сёл и посёлков прошли, везде были концерты и пироги. Икра была. Бензин. Рыба для собак. Мы с Ионовной чистим картошку, утром она варит всей экспедиции молочную кашу. Ионовну обижать нельзя. Она смеётся (или всерьёз): «Мы, эвены и коряки, добрые, но мстительные, если нас обижают».
Грусть каюра
Несёмся на снегоходах, обгоняя друг дружку и бегущие своей дорогой собачьи упряжки, летим в белую эвенскую тундру. «Сколько ехать до Тиличиков?» – кричу. – «Двадцать пять чаевок ещё!» – смеётся Ионовна.
Камчатский бренд
Гонка на собачьих упряжках «Берингия» уже стала именем нарицательным. Стартовала в двадцать пятый раз. Это уже бренд, символ Камчатки. Ключи – посёлок у подножия самого высокого в Евразии вулкана Ключевская сопка. Гонщиков ждут: собралось много людей, концерт, продают жареное мясо, напитки. Толкаются, лезут прямо под нарты и собак. Кричу разгневанно: «Не лезьте!.. А и лезьте! Пусть вас собаки покусают!» Один мужичок в чёрных очках мне замечает, чего это я так резко. Ответил ему грубо. Мужичонка нашёл меня после, протянул руку: «Как вас зовут?.. А я коряк. Живу здесь. Вы зря так. Мы не быдло. Просто мы собираемся все вместе или на пожар, или на праздник. Вы уедете в город, а мы тут останемся вспоминать «Берингию». – «Ты меня победил, коряк», – подумал я со стыдом.
Гонка-экспедиция «Берингия» проложила «шахму» – снежную дорогу через всю Камчатку. Вывенка, Тиличики, Мильково, Козыревск, Долиновка, Атласово... Впервые «Берингия» пошла по западному побережью. Она внесена в Книгу рекордов Гиннесса как самая протяжённая в мире гонка на собачьих упряжках – за путешествие на Чукотку в 1992 году.
Рядом со мной настоящие ламуты. Странники. Непоседы... Сто семьдесят собак. Волонтёры, проводники-следопыты, главы посёлков и районов, писатели и ветеринары. Татьяну Петровну зову «ветелинар». Так мягче, что ли... Она укутана в пуховики и шапки. Собаки в её лице нашли неутомимого защитника их собачьих прав. Каждой псине после пробега колет Татьяна Петровна сердечное, витамины. Вот тебе, Тихон, от поноса... Символ «Берингии» – пёс Тихон из упряжки Соколова заболел почти у финиша, лежал в тепле, страдальчески глядел на меня: ну что, писатель, знаешь, кто я? Я символ гонки – великий пёс Тихон! Каюры решили по-своему: пёс не выдержал такой обременительной славы. Завистники сглазили псовый портрет на рекламном баннере.
Знаменитая женщина-каюр Маргарита Байшуакова из посёлка Оссора. Она «гонковала» до конца своих сил. Сошла с дистанции по здоровью. Вертолёт с губернатором подсел на дозаправку в Оссоре. Байшуакова нашла губернатора и говорит: «А не отвезёте меня, уважаемый Владимир Иванович, в село Тиличики, чтобы я побывала на финише?». Илюхин, губернатор Камчатского края, отвёз каюра Байшуакову в Тиличики на празднование двадцать пятого финиша «Берингии». По пути же.
В посёлке Карага мы ночевали вповалку на полу в местной школе. Вышел в туалет в холодный предбанник. Вижу – кто-то спит в спальнике в углу, сипит-храпит на весь предбанник. Утром спросил Маргариту, почему спала в холоде. «Я после операции, – ответила, – громко дышу во сне, не хочу мешать остальным...»
Шаманство на погоду
У каюров Семашкиных Андрея и Насти пятеро детей. Настя по секрету говорит, что ждёт шестого. «Сроки маленькие», поэтому и повела за мужем свою упряжку. Потом уже все в экспедиции узнали... Прошлый год, когда Андрей был на гонке, у них загорелся дом. И сгорел дотла. Настя позвонила мужу и сказала, что вот наконец представилась возможность построить им новый дом. В теннисном зале спортшколы в Козыревске, где ночевала экспедиция, Настя и Андрей играют на флейте и гитаре, поют в два голоса. Собирались каюры, слушали, чаевали потом на кухне у Ионовны. Москвичи из телекомпаний спрашивают, а есть ли знаменитая камчатская ездовая в ваших упряжках. Андрей Семашкин подумал и сказал: «Вот она перед вами. Самая настоящая... берингийская ездовая». За двадцать пять лет «Берингии» камчатские каюры вывели свою породу.
Самый лучший снимок у меня вышел во время налетевшего циклона: монументальный каюр, розовые собачьи языки, молочный туман низовой пурги... И я придумал себе творческий псевдоним – Ламут.