Борис Евсеев о сегодняшних задачах российской культуры

Евсеев Б.Т.: Да, смутные, но найти книгу можно. Если уважаемая Анастасия нас смотрит, я приветствую её. Хочу сказать, что и сейчас в русской литературе есть достаточно большое количество книг хороших писателей, которые можно читать, и душа человека будет осветляться. У нас не только какой-то грязный реализм присутствует, есть такой термин, не только постмодернизм, который часто, если он не приём, а самоцель - разрушает. У нас есть прекрасные, превосходные писатели, правда, их не так много, которые продолжают обогащать нашу культуру. При этом они есть в разных направлений, это не только писатели духовной литературы, она назвала архимандрита Тихона, не только писатели, продолжающие великую линию реализма, но и писатели, которые продолжают другие линии, скажем писатели мистикометафорического направления, писатели новейшего реализма. Не буду перечислять эти реализмы. Найти книгу можно. Если говорить о конкретных книгах, то я не хочу давать советы. Достаточно много пишется интересных вещей. Кстати, есть духовная проза, мне сейчас только пришло в голову, есть прекрасная писательница Лариса Ванеева, которая живёт в Пюхтинском монастыре и пишет рассказы. Вот сочетание духовного пути и светского. Причём рассказы её интересные, весёлые, это не просто проповедь «живите все в монастыре и будет хорошо всем». Это всё замечательно, я с этим согласен, но не все могут туда попасть. Не всех возьмут. Наверное, меня не возьмут, или кого-то другого. А вот она пишет очень интересные веские и другие рассказы. Прекрасный писатель, допустим, Афанасий Мамедов, современный, прекрасный писатель Владислав Отрошенко, не буду перечислять, забивать именами, есть настоящие писатели, просто их не видно. Анастасия, попробуйте сами найти. Раньше, в советское время, мы из-под полы доставали, я сам занимался самиздатом в советское время, это была запрещенная вещь, за это сажали. Но занимались. Мы находили самые любые книги, от Павла Флоренского до Владимира Соловьёва, от Владимира Набокова до Бориса Зайцева. Всё находили, последние деньги отдавали, для того, чтобы читать и учиться. Думаю, что времена чтения возвратятся, у нас, знаете, сейчас писателей больше, чем читателей, поэтому, иногда, происходят сложности. Ищите, и Вы найдёте, Анастасия.

Евсеев Б.Т.:  Конечно, образование влияет на культуру, но я знал людей из народа, которые не имели никакого образования, а культуру имели. Культура - это дар, я уже говорил, это не просто выучился человек. Дарья Филиппова здесь присутствует, она знает, что можно учиться, учиться и учиться, и она стала культурным человеком, а другой не стал: хамит, пишет плохо, изъясняется матерными словами только одними и так далее. Образование ещё не даёт сертификат, как сейчас принято, для того, чтобы говорить о культуре человека. Культура вырабатывается, для культуры нужен вкус, о чём говорил Гёте, без вкуса культуры не существует. Вкус вырабатывается десятилетиями одного человека, а в стране, в Германии, в частности Гёте, говорил о том, как долго вырабатывался германский вкус. Александр Сергеевич Пушкин долго работал над тем, чтобы был выработан вкус по-настоящему хорошему русскому чистому слову. Культура и образование: и то, и другое – великие вещи, но образование - это ещё не гарантия культуры. Культурным нужно становиться, а образованным тебя могут сделать и «из-под палки». Так что, примерно так.

Евсеев Б.Т.: Я не могу полностью согласиться и с тем, что у нас бескультурное телевидение, и с тем, что у нас культурное. Во-первых, у нас есть канал «Культура», на котором, как вы знаете, есть действительно очень хорошие передачи. Я сам выступал на этом канале и не раз, там прошла большая программа, которая называется «Линия жизни» - о моём творчестве, «Главная роль», другие, не буду перечислять эти программы. Я знаю, что там достаточно серьёзно относятся к тому, что происходит на экране. Не слышал я каких-то слов, знаете, некоторые считают, что какие-то грубоватые и другие слова - это признак бескультурья, это не всегда так. Признаком бескультурья, скорее, является нечто гламурненькое, если время будет, я потом про гламур скажу несколько слов, кажется там вопросы были. Отвечая на вопрос Ирэн, я хочу сказать, что на телевидении, особенно в 1990-е годы, вначале 2000-х, царствовало совершенно безалаберное отношение к русскому языку. Оно было и на многих каналах, и ещё до сих пор остаётся. Я не против каких-то слов, если они уместны, но телевидение часто оперирует понятиями, которые не соответствует тому, о чём они говорят. Культура не только в словах, культура в мыслях. Телевидение не совсем или иногда полностью некультурно мыслит, а не только некультурно выражается. Это очень серьёзное замечание. Культурно мыслить нужно, а это значит мыслить упорядоченно, системно, значит, мыслить по-новому. Не нужно того, что вот я пришёл к вам и буду говорить только то, что заготовил. Действительно, у меня готово на все случаи жизни, я много пишу, целый том лекций составил и так далее. Но это не значит, что я буду всё время говорить только то, что я заготовил. На телевидении заготовленные программы часто отдают нафталином – раз, затхлостью мыслей – два и бескультурьем выражений – три. Это не значит, что все так говорят, но очень много на телевидении этого пока ещё существует. Телевидению нужно работать над своими программами, над языком, над тем, чтобы вводить настоящее прекрасное русское просторечье. Не груборечье, а просторечье, которое живёт в нашем народе. На телевидении выхолощенный синтетический язык. Это тоже очень и очень нехорошо, это тоже отсутствие культуры. Пушкин говорил: «Я хочу говорить на языке московских просвирен», то есть я хочу говорить языком простых людей, а это не значит, что они бескультурны. Иногда меткое русское слово только там и услышишь, а вот на телевидении метких слов я слышал крайне мало и мыслей тоже не очень много. Надо работать.

Евсеев Б.Т.: Вообще, студенты разные. Бывают замечательные студенты, а бывают разгильдяи, каких мало. Я сам был студентом и помню, что мы не всегда укладывались в нормы те, которые нам говорили. Молодость есть молодость и «Блажен, кто смолоду был молод», - есть такой замечательный стих. Нельзя требовать от студентов поведения, как у седобородого старца. Я никогда не требую, и на своих лекциях я позволяю всегда входить и выходить, когда хотят. Но никто не уходит, обычно, потому что когда не позволяют, как раз уходят. Я позволяю, пожалуйста, можете входить и выходить. Но дело не в этом: был такой кризис студенчества, одно время все поступали в юридические академии и ещё в 2 – 3 каких-то вуза, которые считались престижными. Гуманитарное образование уходило вниз, оно было как бы внизу. Сейчас модель студенческого, я бы сказал, понимания образования меняется, студенты начинают понимать, что то, что у нас свобода и нет распределений - это не так уж и хорошо. И они начинают заботиться заранее о том, куда они пойдут, где они будут работать. Меняется модель, или, как сейчас модно говорить – матрица, не совсем хорошее слово, но пусть будет матрица. Матрица того, что будет дальше. Студенты стали прагматичнее, и, в то же время, они стали немного более гуманитарно образованные последние несколько лет. До этого они просто не хотели знать никакого Пушкина. Какой Лермонтов, какой Достоевский? В этом не только студенты виноваты. Есть такой анекдот, я недавно слышал или читал: одна дама, которая пишет детективы, ей задали вопрос (не буду называть, угадываемая фамилия): «Вы в своих романах психологию творчества как-то используете?» – она ему ответила: «Что я вам Достоевский?» Когда такие ответы идут от авторов, то и студенты одно время долго говорили: «Что я Достоевский, что я буду думать про это?» Сейчас понимают, что русская литература учила совсем не мыслить красиво, не изъясняться краснобайски, а совсем другим вещам, очень важным и мудрым. Поэтому я не готов дать определение нынешнему студенту, но два момента: их большая гуманитарная направленность, и, в то же время, сохранение прагматичности, я бы отметил эти два момента.

Евсеев Б.Т.: Бедная литература, буду тебе я работник, плотник. Ну, хорошо. Конечно, литературные работники будут востребованы на современном рынке, хотя бы потому, что сейчас достаточно много литературной работы нужно делать в издательствах за авторов. Более того, в моём новом романе главный герой «литературный негр», название не очень красивое и даже не политкорректное, но профессия в Москве распространённая. Я глубоко не люблю эту профессию, что такое «литературный негр» - это когда литератор, литературный работник пишет за какого-то олигарха, крупного чиновника (а вы знаете сотни таких примеров), ещё каких-то людей и так далее. Он полностью делает рукопись, полностью её создаёт, а тот говорит: «Знаешь ты, братец, напиши-ка ты мне про современное колбасное производство». И тот братец литературный работник сидит, пыхтит, получает, конечно, деньги, пот с него летит, капает. Но вот эта профессия «литературного негра» - это, конечно, крайность. Хочу сказать, что не надо быть «литературным негром»: работа найдётся, обязательно, в издательствах, где потеряна культура письма, речи, редактирования, в газетах иногда она тоже нужна. Российские газеты продолжают оставаться авторскими газетами, в отличие от западных, где только есть не авторская, так называемая, журналистика. Можно работать в журналистике, можно работать в издательствах, организовываются новые журналы, в общем, какое-то применение литературе, безусловно, найти можно. Хотя, сделать это уже и не так легко. Раньше в журнале была должность, я сам какое-то время в советское время не публиковался, по цензурным мотивам меня не публиковали, но когда пришло новое время, с 1991 года, первая моя запись была «литературный работник». Я работал в одном из журналов больших. Я уж был не такой молодой литературный работник, но поработал им. Советую, начинать, если это человек молодой, я не знаю, кто задаёт вопрос.
АН: Лилия.
Евсеев Б.Т.: Я думаю, что это молодая девушка, пусть поищет в журналах, в газетах, в издательствах, там литературному работнику найдут место.
АН: Постараться быть преданным до последнего профессии.
Евсеев Б.Т.: Конечно, профессию нужно сохранять.

Евсеев Б.Т.: Денег всегда не хватает, не хватает многого. Вообще вопрос о развитии культуры, надо понимать, куда её развивать и что с культурой делать. Я, конечно, знаю, что у нас большой контингент людей, занимающихся культурой – это и Министерство культуры, и другие министерства и так далее. Но не могу сказать, что движение нашей культуры правильное. Для того, чтобы знать частности, надо понять цели. Я уже сказал о том, что первое и одно из важнейших качеств - это освободиться от некоторого раболепия, которое в советское время было присуще нашей культуре: «Чего изволите?», «А хотите мы это сделаем?», «А хотите, мы вам такой спектакль поставим?», «А хотите, мы вам про целину напишем?», «А хотите ещё про это?», - это ведь не Сталин с Хрущёвым заставляли, это писатели-доброхоты бегали и говорили: «Давайте, давайте, я сейчас вам культурку сделаю такую» и так далее. Я уже говорил про «литературных негров», и в культуре тоже часто действуют на заказ. Но заказ заказу рознь. Моцарт написал свою гениальную оперу «Дон Жуан» на заказ. Это лучшая, на мой взгляд, опера Моцарта, когда писатель или деятель культуры делает заказ с творческим заданием для себя, он его исполняет блестяще. А когда он тащит ярмо: «да надо сделать», «да, просили», «да мне уже аванс дали» и так далее. Нужно в культуре сохранять честность и замечательные этические правила. Нельзя подлаживаться под начальников, нельзя писать под чиновников, нельзя под любую дудку любого самого лучшего властителя плясать, это абсолютно исключено. Культура должна быть свободной, но это не значит, что она должна быть разнузданной. Многого не хватает нашей культуре, но всё-таки вопрос не такой конкретный. Я сейчас если начну перечислять, то мы запутаемся. Может там есть более конкретные вопросы?

Евсеев Б.Т.: Спасибо, Юрий, за вопрос, вопрос очень интересный. Не так давно я написал, чтобы не соврать, как раз с собой взял «Следить и забывать или предчувствие Руси». Здесь есть как раз слова великого Ломоносова (я цитату только прочитаю, больше не буду читать). Он отвечая на нападки на славянский язык, культуру и так далее, сказал и абсолютно обосновано: «Славянский язык ни от греческого, ни от латинского, ни от какого другого не происходит», «Многочисленные оные славянские народы говорили славянским языком еще прежде Рождества Христова». Действительно, славянские племена говорили на этом языке, а сейчас нам навязывают совсем другую тему. Я могу сказать об этом, да?
АН: Конечно.
Евсеев Б.Т.: Расширяю тему Юрия, она не выходит за рамки, я потом вернусь к Велесовой книге, но коротко. Последний год, мне кажется, важно это сказать, идёт постоянная массированная атака: «нет русского языка», «нет вообще восточных славян», «есть только финно-угорские племена». Это на полном серьёзе обосновывается тем, что генетики просмотрели и так далее. А стало быть, нет языка, стало быть, всё это напрасно и так далее. «Что ж говорить о русской культуре, - я читал такой вопрос, - если русских нет, и нет языка». Было очень интересно. Я только что процитировал Ломоносова, а до этого очень много копий было сломано. В начале ХIХ века был такой барон Брамбеус Осип Сенковский, который писал средние произведения и который тоже уже тогда, прошло почти уже два века, говорил о том, что то-то и то-то произошло из другого языка.  И тогда была эпиграмма замечательная, которая подходит нашим временам, почти 200 лет прошло. Эпиграмма Михаила Дмитриева: «Слышу я барон Сенковский, слышу я барон находит, что великий наш язык из чухонского возник. Нет, не верно он выводит, но я думаю, барон, с вашей прозою баронской, под конец превратится он, из российского в чухонский». Вопрос стоит так, если писать иностранными словами, если считать, что всё привнесено в русский язык извне и в нём нет ничего своего, то тогда, конечно, в чухонском нет ничего обидного, раньше чухонцами называли прибалтийские народы, это не обидное название, а просто наименование народности такое было.
Ломоносовские мысли я чрезвычайно приветствую, вообще Ломоносов был великий человек и не худо бы к нему возвратиться. Что касается Велесовой книги, то, действительно, перекличка есть. Про Велесову книгу говорить сейчас - это значит уклониться в разбор, что такое христианство, язычество, когда, что возникло, это слишком специально. Хочу сказать, что перекличка есть и здоровые зёрна, интересные мысли, так сказать перекличка с языком и культурой, конечно же, там присутствует. Что касается Ломоносова, то и тогда и сейчас нападки на тех, кто защищает русский язык были, есть и будут. Ломоносова даже предлагали сжечь, об этом никто обычно не говорит, не упоминает, это, конечно, было не официальное предложение. Но были люди, которые говорили, а давайте сожжём Ломоносова. Это был уже ХVIII век. Это не шутка и не байка совсем. Ломоносов высказывал революционные мысли по тем временам, эволюционный такой скачок. Поэтому возвращаться к Ломоносову, возвращаться к таким выдающимся великим мыслителям, которые, кстати, очень много в языковой культуре сделали - это великолепно, я очень люблю оды Ломоносова, это превосходные вещи, они ничуть не сухие, как о них говорят, и возвращаться будем. Спасибо Юрию за вопрос, Велесову книгу, да, нужно почитывать, чтобы понять, как далеко мы отошли от этого.

Евсеев Б.Т.: Я буду коротко отвечать, потому что целый роман я написал и недавно о нём рассказывал, уже много статей вышло, может быть до десятка даже. Хотя он только летом вышел. Эфирный ветер – это новое понятие сейчас, но на самом деле ему 2500 лет. О нём говорили Аристотель, Платон, неоплатоники, Агриппа Неттесгеймский, Парацельс, очень многие люди. А в новые времена Максвелл в британской энциклопедии написал статью в 1877 году «Эфир и эфирный ветер» и там он рассказал об эфире. Эфир – это нематериальная среда, которая, как сказано у меня в романе «эфир творит всего сущего, творец реальных форм». Есть Вселенная, есть Бог или Космос для тех, кто неверующий, они могут считать Космос, а верующие люди считают – Бог. Тогда уже Агриппа Неттесгеймский, о котором я упоминал, первым поставил вопрос (до этого неоплатоники), что не может быть прямого воздействия Бога или Космоса на человеческую судьбу. Часто говорят: «Господи, Боже мой, ну как же ты не видишь, что со мной происходит, мне и то трудно, и денег нет, и жена бросила, и дети отвратительны, не знаю, что делать, Ты не видишь этого». Ответ тут очень простой, дело в том, что многие считают, что верховное око не смотрит конкретно на эти очки, на это печенье, на этот стол, и так далее, а передаёт свою функцию так называемому медиуму – эфиру. Эфир, эфирный ветер - это творец форм. Это совсем не фантастика. Эфирные технологии и эфир имеет три плана: метафизический план или, как я говорил, божественный, философский и физический. На физическом плане великий изобретательный Никола Тесла, изобрёл генератор Тесла, он и сейчас существует, и он обеспечил энергией, таким ящиком, целый штат в Америке. Быстро это дело закрыли, почему? Потому что  американские нефтяные магнаты не захотели менять принцип того, что происходит. Добыча энергии из эфира, то есть безтопливная технология это называется. Это не просто революция, это переворот в земном сознании. Если мы перестанем качать нефть, перестанем добывать уголь и другие ресурсы, то земля станет совсем другой. Эфир начинается и он заканчивает. Из него можно добывать, и Тесла это разработал и в Западной Европе, сейчас, в Швейцарии, в Японии и других, уже созданы генераторы по проектам Теслы. Это генераторы, добывающие энергию из нематериальной среды. Этот роман весёлый, интересный (я, наверное, скучновато рассказал),  он читается на одном дыхании и эфир там как бы имеет свою роль, эфирный ветер. Его можно почитать, это современный роман о современных учёных, которые в небольшом российском городке занялись поисками эфира. Там происходят очень странные, очень интересные вещи, оживающие мертвецы, ураганы, другое - это всё не выдумка и не фантастика, это всё то, что ожидает нас впереди. Эфир, эфирный ветер поменяет наше воззрение на жизнь. Закончу я словами апостола Павла, который сказал замечательные слова: «Не все мы умрём, но все изменимся». Мы все изменимся, и конечная цель эфира – создать эфирного человека. Не смотрите только на меня с некоторым «этим самым», я понимаю. Но прочитав роман вы всё поймёте, приводится очень много фактов и сейчас это изучается. Эфирные души-тела - это абсолютно реальная вещь. Это есть в православии и в других религиях, те, кто верующие, они знают. Есть земная жизнь, есть другие моменты, а потом будет всеобщее воскресение. Но никто ещё не знает и не ответил на вопрос, где будут души после смерти и перед воскресением, они как раз будут находиться в эфире. Это один из ответов.
АН: Данте тоже отвечал.
Евсеев Б.Т.: Данте, да, кстати, хорошо, что Вы сказали. Данте был одним из тех, кто стоял у художественного осмысления этой вещи. Я очень люблю Данте и всегда повторяю «mezzo del cammin di nostra vita», - не буду цитировать Данте сейчас, его строки чрезвычайно напоены эфиром. То, что он говорит, всё правильно, но вот этот эфирный ветер пронизывает. Натолкнула меня на эту мысль совершенно неожиданная вещь, я просто вспомнил, как один из преподавателей в одном из техникумов в 1969 году, когда я зашёл туда, я сказал своему товарищу, про преподавателя, который стоял и был с большой бородой: «Смотри, Аристотель» (бородка была греческая у него, небольшая, но специфическая). Он обернулся на меня и сказал: «Идиот, Ориген». Я не знал, кто такой Ориген, я и про Аристотеля не очень много знал, но когда я стал потом читать про Оригена, про так называемый апокатастасис – это предсуществование душ и другие вещи, я понял, что эфирный ветер - это то, о чём я обязан сказать. Об этом никто не говорил.
АН: Через много-много лет.
Евсеев Б.Т.: Через много-много лет возвратилась эта тема, я не буду всё рассказывать: как приходил эфир, как я вспоминал, как я думал, чего не хватает для моей картины Вселенной: да, есть Бог, да, есть Земля, да, есть люди, но не хватает ещё чего-то. Эфир - это то, что моё сознание поставило на место. Не знаю, те другие, кто прочитают, я забыл, как Вы имя сказали?
АН: Татьяна Петровна.
Евсеев Б.Т.: Татьяна Петровна, которая прочитала, она, наверное, преисполнилась или ей запомнились эти идеи. Уверяю, ничего завирального и ничего фантастического в этом нет.
АН: Вы тогда, наверное, пользовались какой-то научной литературой?
Евсеев Б.Т.: Конечно же, я пользовался, я прочитал все статьи, которые были на русском, читал переводы, читал на английском, эта книга ни с какого-то кондачка сделана, там рассказывается в игровой форме об истории эфира, о возникновении, о том, как происходило. Это роман.
АН: Мне кажется, нужно показать книгу.
Евсеев Б.Т.: Эта книга вышла в издательстве «Время» только летом этого года, она ещё свежая, ещё на премии не выдвигалась ни на какие. Вначале этого не говорили, но я премии получаю всё время. В прошлом году получил премию правительства Российской Федерации за роман «Евстигней» - это тоже своего рода, как считают критики, открытие. Я люблю открывать - написал «Евстигней» о великом композиторе, выдающемся гениальном сыне, которого забыли на 200 лет. Мы говорили о «Пламенеющем воздухе». Когда берут эту книгу, говорят, как ты красиво поэтично назвал эту книгу. А «Пламенеющий воздух» - это так называли эфир древние греки. Это чёткое физическое название.

АН: И может быть здесь уместнее упомянуть о литсобрании?
Евсеев Б.Т.: Хорошо, я скажу об этом. Уважаемый Николай, писатель должен разговаривать с властью, как мне кажется, с позиции мудреца, а не базарного торговца, что сейчас часто очень происходит. «Сколько ты мне дашь, власть, - спрашивает писатель, - А могу ли я рассчитывать на то, на это?» Да, конечно же, писателям надо помогать, и я сейчас скажу об этом, раз такой вопрос прошёл. Беседовать с властью нужно, как минимум, на равных. У Пушкина спросили, что бы он сказал царю, если бы царь его позвал (извините за воображаемый разговор Пушкина с Николаем I, отсылаю туда, почитаете). Первое, чего хотел Пушкин - это говорить с царём на равных. Нужно говорить с правителями на равных. Тем более, что писатели ничем не обязаны власти, особенно сейчас. А вот власть, в России в особенности, обязана писателю почти всем: мыслями, образами, языком. Сервантес когда-то сказал замечательную мысль: «Язык слишком важная вещь, чтобы отдать её политикам». Нельзя этого делать. Вот поэтому я и пошёл на Российское литературное собрание, на которое несколько приглашений сразу получил и решил пойти. В Интернете было очень много: «мы отказываемся», «мы не пойдём», «зачем идти» и так далее. Про тех, кто пошёл, уже написаны бранные разные слова, посмотрите. Там одни троеточия на тех, которые пошли. Я пошёл, чтобы посмотреть и чтобы через вторые руки не получать информацию. И пошёл, чтобы сделать своё предложение, я хотел бы предложить учредить Институт языкотворчества, по типу французского и финского. У них там по-другому называется, но в России нужно именно языкотворчества. Наш язык не живёт, он мертвеет на глазах, потому что в нём очень много иноязычных слов. Вот эти все орфоэпические пираты говорят: «Он кофе неправильно говорит, мы знаем, откуда он приехал». Это неважно, это всё мелкая рябь, важно, чтобы не было огромного вот такого сундука чужеземных слов. Я хотел сделать это предложение, но, к сожалению, не получилось. Мы сначала в секциях работали, и модераторы вынесли свои вопросы и потом предложили Путину. Я хоть и поднимал руку, но не смог уже задать вопрос. Кстати, очень интересные наблюдения из этого собрания, уже частные: в 1898 году Лев Николаевич Толстой написал знаменитую статью «Не могу молчать». Вот на этом собрании несколько выступлений было на тему: «Не могу молчать о себе любимом». Были очень деловые интересные предложения, ничего не хочу сказать. Очень по-деловому выступал Михаил Юрьевич Лермонтов -  потомок, Наталья Солженицына, Владимир Толстой, у них были деловые предложения. Интересно было выступление Игоря Волгина, пламенное было выступление учителя, подчёркиваю, Волкова, который знает изнутри проблемы русского языка, что делается там. Были и другие интересные выступления, но были и выступления, когда писатель выходил и говорил: «Вы помните меня, Владимир Владимирович», «А помните я к вам подходил», - это позор, Вячеслав, это позор. На равных нужно говорить, так как Пушкин собирался говорить с Николаем I. Возвращаясь к вопросу, он звучит: с позиции прокурора или адвоката? Конечно, прокурором писатель не должен быть, я не следователь и не прокурор, вообще прокурорскую литературу не люблю очень, и другие тоже не любят. С позиции мыслителя, мудреца. Если у тебя есть мысли, скажи об этом власти. Потому что смотрите, что получается, у нас многие наши бунтари, которые бунтуют, они противостоят или бунтуют не против власти, не против Путина, они противостоят русскому языку, русской культуре и русскому сознанию. Вы вдумайтесь в эти слова, они не напрасные. Они противостоят совсем не власти. Многим людям, кстати, и среди интеллигенции, нужна не Россия, а обломки России. Они хотят на них посмотреть, чтобы потом над ними заплакать.
АН: Или что-то другое построить на обломках самовластья...
Евсеев Б.Т.: Да. А зачем, на обломках самовластья у нас уже старались строить, этот опыт пройден. Если бы сейчас воскрес Александр Сергеевич Пушкин, он бы, возможно, переменил свой стих и сделал по-другому. Самовластье, да, оно недопустимо. Но у нас самовластья нет, кстати, и не было его уже и в более поздних царских временах: был Синод, был Совет и так далее. И цари советовались, и другие. Что касается этого собрания, то должен сказать, что оно было не напрасным. Оно показало, что среди писателей много людей, которые просто не понимают, зачем они туда пришли, и оно показало, что писатели нуждаются в настоящей поддержке. В чём это выражается? В том, что писатель сейчас незаконнорожденный сын в России. Вы знаете почему? Потому что он не имеет настоящего статуса, он такой изгой советского времени. Знаете, было такое выражение – побочный сын какого-нибудь высокого дворянина. Он не имеет статуса, 12 лет не могут принять закон «О статусе творческого работника». У меня вопрос, не могут или не хотят? Конечно же не хотят, потому что статус творческого работника даст писателю, художнику, композитору и другому сразу некоторую самостоятельность, сразу некоторую финансовую обеспеченность. А такими людьми трудно руководить, таким людям трудно впихивать «Сделай-ка ты мне, братец, это», - о чём я уже говорил, или: «А ну-ка давайте про это напишем», «А мы ещё не писали про Валдай», или: «Давайте, напишем сейчас». Так литература не делается, дорогие друзья. Поэтому нужно было пойти на собрание, чтобы понять, что есть такая профессия писатель и нужно большими буквами написать: и писатель, и художник, и так далее. Нам говорили, что «писатель - это призвание, возьмите своё призвание под мышку и валите отсюда поскорее». Вот так, примерно, многие из властных людей думают, конечно, они не говорят так, думают, о том, что происходит. Писатель должен быть профессионально закреплён - это долг нашей власти и вот здесь мы должны говорить, здесь должен быть диалог. А толпы на улице – это дети тлена, не потому что не люблю, я сам ходил на Болотную, ходил не участвовать, а смотреть, что происходит. Я ходил смотреть, чем дышат эти люди, я писатель, я обязан это знать. Я там был, но, конечно, не участвовал в избиениях, в драках и в том, что происходило. Писатель обязан знать, но он не должен кидать помидоры кому-то в лицо, но он должен знать, должен видеть.
АН: Вы прямо предвосхитили вопрос, как будто по глазам прочитали. Я хотел спросить, что творческие деятели у нас и работники культуры делятся на тех, кто поддерживает власть в агитационных компаниях и тех, кто выходит на площади, в том числе и Борис Акунин, с протестами тоже шёл по бульварному кольцу. Как Вы считаете, вот Вы сказали, что писатель не должен кидаться помидорами, а вот агитацией заниматься?
Евсеев Б.Т.: И лизоблюдом писатель тоже не должен быть и подхолюстником не должен быть (хорошее такое слово). Писатель - не лакей с галунами, которые ему навесили, и он стоит за креслом любого высокого начальника, президента, министра иностранных дел, любого. Он не лакей, он мыслитель, писатель должен мыслить и сообщать свои мысли власти - вот его задача, но мыслить он должен только в образах. Мыслят философы, а писатели представляют свои мысли в образах. Почему до сих пор «Дон Кихота» читают? Почему до сих пор ставят? Почему «Мастер и Маргарита» - неумирающий роман, хотя о нём сейчас столько говорят плохого, критикуют и так далее. Почему не умирает какой-нибудь другой великий роман, например, «Тихий Дон», хотя говорят, что его и не Шолохов написал. А роман живёт, откройте «Тихий Дон», вы не сможете оторваться от него. Почему живёт Андрей Платонов, потому что он был в прозе мыслитель. Проза требует мысли и мыслей, но мыслей заключённых в очень ясные, очень яркие образы. Писатель, отвечаю на ваш вопрос точно и конкретно, должен делиться, сообщаться мыслями с властью, а не кидаться гнилыми помидорами. Это вредно, потому что оппозиция, которая придёт, будет ничуть не лучше того, что есть. И вообще, политическая борьба, я об этом вначале говорил - это путь в тупик, совсем не это нужно и культура совсем для другого предназначена. Я ещё скажу о культуре, если мы ещё возвратимся.

Евсеев Б.Т.: Спасибо, Денис, за вопрос. Это право не получают, его берут. Власть никому не передают, её берут тоже. Право писать - это и есть писательское право. Пусть Денис, он сам писатель, пусть он пишет, я пишу, другой пишет. Я знаю, кто такой Денис Башкиров - это редактор портала «Подлинник», там много чего печатают и много хорошего. Хочу сказать, что у нас есть хорошая литература. Я понял его мотивы, всегда в вопросе есть мотив. Есть открытый вопрос, а есть скрытый мотив. Скрытый мотив, сколько можем и сколько будем мы терпеть дрянь, которая нас окружает в литературе? Читатель сбит с панталыку (хорошее русское слово), он не знает что читать, это правда. У него нет проводника, потому что разбит на мелкие части литературный процесс: осколки, дали молотом и в осколки разлетелось зеркало.
АН: Наверное, эти премии тоже не ориентир, да?
Евсеев Б.Т.: Недавно совсем, у меня было интервью, вынес не я, а редакция мои слова «за частоколом премий не видно литературы». Это точное определение, я могу сказать, что премий очень много, а часто ли попадает туда хорошая настоящая литература? Нет, в премиях у нас тоже очень такие иногда тёмные дела делаются, иногда серые и не очень приятно. Поэтому, я хочу сказать, что это наше дело: его, моё, других писателей - дать читателям такую книгу, дать такие вещи, которые они бы читали и не отрывались. Ведь есть такие книги, я знаю, что они есть и иногда их читают: «Ты знаешь, я сегодня всю ночь, не отрываясь, читал твою книгу», - это мне сегодня звонил главный редактор одного из самых известных толстых журналов, я могу даже назвать - это Александр Эбаноидзе - главный редактор «Дружбы народов». Он только сегодня прочитал роман и читал его в больнице, читал и перечитывал. Есть, что почитать, это не значит, что только меня можно читать. Я так вопрос не ставлю. Есть десятки и десятки хороших писателей. Это и Владимир Маканин, это и Людмила Улицкая, это и ещё пишущий Валентин Распутин, из тех, кто классики. Это и недавно получивший премию «Большая книга» Евгений Водолазкин – интересный писатель. Не буду перечислять, есть и молодые совсем писатели, такие как, допустим, совсем молодая писательница Ольга Никонова, Александр Киров из Каргополя, Дмитрий Новиков из Петрозаводска, Игорь Фролов из Уфы. Я специально называю провинциалов, им там вообще нет ходу часто, они не могут пробиться, их просто не читают.
АН: Алексей Иванов пробился же.
Евсеев Б.Т.: Я очень рад, но не всегда так происходит, часто их отталкивают. Есть настоящие писатели, которые получают, и есть замечательная высокая литература, но не надо думать, что литература - это сладкое. От сладкого нет сладкого, крепчает и мужает душа человека, можно читать и горькую литературу, катарсис никто не отменял, почитаешь горькую вещь, а она тебя возвышает и осветляет. Но, конечно же, у нас очень много на прилавках (именно на прилавках), дезориентирующей читателя дряни. Поэтому у нас больше пишут сейчас, чем читают. Я не знаю, хорошо это или плохо, но, конечно, писатель начинается с того, что он читает. Бунин Иван Алексеевич всегда перед тем как что-то писать, говорил: «Не пишется что-то, прочту как я что-то хорошее», - читал и начинал писать сам. Вот так бы я ответил.
АН: Спасибо за ответ, Сергей Скала задаёт целый десяток вопросов.
Евсеев Б.Т.: Может быть Вы выберите, какой-то любой на Ваш вкус?
АН: Хотел бы с благодарностью сказать Сергею Скале, его, видимо, очень волнует эта тема литературы, за душу взяло это всё.

Евсеев Б.Т.: 1) Не только можно, но и нужно так сделать. Государство должно финансировать не культуру, а конкретные культурные проекты, что сейчас и начинает делать. Тут весь вопрос: «А судьи, кто?» - который поставил Грибоедов. Могут создать жюри, могут создать экспертный совет, а он примет какую-нибудь ерунду. Не знаю, кто финансировал фильм «Распутин», я видел отрывки, но я бы на такой фильм ни одной государственной копейки не дал бы. Потому что я видел отрывки, не знаю, прошёл он полностью ли нет, но уже по отрывкам видно, что это заказ. В журналистике это называется заказуха, а есть ещё другое слово джинса, можно его не употреблять, это жаргон, но иногда жаргонные слова точные. Нужно, конечно, чтобы государство, и во всех странах так и происходит, поддерживало бы настоящие национальные культурные проекты. Нужно, чтобы проект признали национальным достоянием, но, опять же, кто эксперты? И нужно, чтобы его финансировали. Конечно же, у нас есть великолепные, скажем, Сокуров, замечательный такой кинематографист. Но его фильмы не будут просто так продаваться, это очень серьёзное, очень авторское кино, так же, как фильмы Андрея Тарковского в советское время, его фильмы положили на полку и «Андрей Рублёв» лежал, потому что там и жалобы были и то, и другое, потому что это был не массовый фильм. А я до сих пор считаю, что «Андрей Рублёв» - это лучший фильм 20-го столетия. Я лучшего не видел. Мне рассказывал Владимир Богомолов - это автор «В августе 44-го», знаменитой книги и знаменитого рассказа «Иван», по которому было поставлено «Иваново детство» Тарковского. Мне Богомолов, я несколько раз бывал с ним, у него мы несколько раз говорили, и он мне рассказывал, что для того, чтобы найти деньги и поставить, Тарковский ездил к Фурцевой, они вместе ездили к Фурцевой. Потом он ездил один, Фурцева была дама капризная, пока он не добился финансирования. Кино ведь - это огромное производство, да и книги тоже, если писатель голодный или нездоров, тоже тяжело. Я полтора года потратил на роман, хорошо, что я работаю, честно говоря, я обнищал немного за это время. Это правда, потому что писатели у нас нищие, многие хорошие писатели. Поэтому государство просто обязано помогать, но, при этом оно не должно делать лакеев из тех, кому помогает. Не должно бросать им косточку. Помощь оказывается на конкурсной основе, открыто, может быть это публиковать, может быть делать: такой-то подал, такие-то были мнения, такой-то проект отвергнут. А другой подал и проект принят, по каким-то основаниям. Помощь должна быть существенно увеличена. Не экономика стоит во главе, я уже начал говорить об этом и скажу ещё, что не экономика самое главное в России, а культура, потому что культура не какое-то последнее дело. Павел Флоренский – знаменитый наш философ, погибший в лагере, но даже в лагере продолжавший творить, написал потрясающую вещь: «Культура есть борьба с усреднением, то есть борьба со смертью». Мы с вами: вы в газете, я в своих книгах, боремся со всемирным усреднением, то есть со смертью. Культура - это разница потенциалов, это великая фраза Флоренского, её можно осмысливать, может быть, очень долго. Только культура может дать России вот это соединяющее поле, которое может соединить и разные народы, и людей разных взглядов. Партии разъединяют, культура соединяет людей, нужно, конечно, щедро её финансировать, но не бездумно и не безоглядно.
АН: На часть вопросов Сергея Скалы Вы уже ответили: по поводу грантов, по поводу распределения бюджетов, прозрачности.
Евсеев Б.Т.: Тогда идём дальше.
АН: Сергей ещё спрашивает.
Евсеев Б.Т.: 9) Сергею отвечу так, во-первых, у нас не только Союз писателей России, но и Союз российских писателей, Союз писателей Москвы, Союз литераторов, Гильдия переводчиков. У нас сейчас очень много союзов. Думаю, что союз - это дело добровольное, в отличие от советского времени. Я вступал в Союз российских писателей сам в 1991 году, до 1991 года я не печатался и мне говорили, что раз ты не печатаешься, то тебя нельзя принять в Союз писателей. А я говорю, давайте тогда я напечатаю, а мне говорили, что ты сначала вступи в Союз писателей, а потом мы тебя напечатаем. Это замкнутый был круг. Меня приняли по  рукописям, я сознательно вступил в Союз российских писателей, который мне казался более новым, по сравнению с Союзом писателей России. Я не хочу критиковать никакие союзы сейчас, думаю, что для молодых союзы нужны, мне они уже как-то не особо нужны. Я состою в союзе, но сказать, что они какой-то культурной помехой являются я тоже не могу. Конечно, там, в основном сидят одни чиновники или много чиновников, в любом союзе всегда много чиновников. Но там ведь есть и писатели, есть прекрасные писатели, вот к ним и ходите, к ним нужно и обращаться. В каждом союзе есть замечательные писатели. Маканин состоит в Союзе российских писателей, к нему, я не знаю, можно ли обращаться, есть ли такая возможность, может и нет. Распутин состоит в Союзе писателей России, есть и другие очень хорошие выдающиеся писатели, к которым можно обращаться. Думаю, что если Союз писателей России сочтёт, что он является тормозом, то он сам распустится, но я уверен, что этого не произойдёт, а скорее всего, он будет существовать. Ну, а ротация, тут я могу сказать, вы знаете, у нас в некоторых премиях люди сидят по 10 – 15 лет не уходя, в других союзах сидят по 20 – 30 лет. Леонид Ильич Брежнев отдыхает, ведь он только 18 лет пробыл на своём посту. У нас очень долго любят сидеть. Здесь Сергей абсолютно прав, и какой-то срок нужно определить: нужно или какую-то совесть иметь, или какой-то закон, если совесть сейчас уже не работает. Люди сидят по 20 – 30 лет, 15, 18. Мне кажется, что десятилетие – это самый большой срок, который можно дать на руководящую должность. Я бы, например, никогда бы не пошёл на такую должность. Мне и не предлагали, может быть, потому что я много пишу. Сергей, если Вы слушаете, я так понял, что Вы занимаетесь литературой, поэтому займитесь ею и не думайте про чиновников, про ротации, это решат другие. Может быть, они и тормозят, но Вы сами себя не тормозите, пишите, обращайтесь, печатайте, делайте своё культурное и литературное дело. Делайте до упада.
10) Я скажу так, во-первых, цех критики, если можно так назвать, у нас превратился в упаковочный и раздаточный, в последнее время. Что это значит? Они только заворачивают бумажки, вешают ярлыки и отправляют это куда-то в печать. Я хочу сделать маленькую поправку, не критики нужны нам, а аналитики литературы. За рубежом в Соединённых Штатах и в других местах, критики всегда или в университетах выступают или в газетах, например Book Review, или ещё каких-нибудь. Там, где они пишут по делу. У нас же критики с советских времён превратились в такую непотопляемую когорту. Есть очень хорошие, дельные критики, но, вообще то, критика - это не профессия. Если писатели говорят о профессии, то критик  - это не профессия. Или литературовед или аналитик литературы. Нужно готовить аналитиков литературы или литературоведов, если они хотят заниматься текущим процессом, то есть быть критиками, то они обязаны. Но, когда у нас стоит в дипломе профессия критик, это меня немного смущает. Как это можно родиться критиком, я подхожу и говорю: «Ваня, ты родился критиком?», - он скажет, что не знаю, что ответить. Даша, Вы родились критиком? Нет, Вы можете сказать: «Я родилась поэтом», - это да. Я могу сказать, что родился прозаиком или драматургом, но я родился критиком - это нечто из какой-то странной оперы. То есть тот, кто критикует, это всегда связано с таким понятием, но я не буду вдаваться  в латинские понятия. Критика - это, пожалуй, сейчас самое слабое место нашей литературы, потому что она часто ангажированная, часто продажна (извините за слово), часто, но не всегда и часто некомпетентна. Критик не может прописать за писателя весь роман, чтобы сказать как следует. Он на это смотрит поверхностно, выбирает куски, посмеивается или поругивает, или поплёвывает. Что это за отношение к роману: я, допустим, писал роман полтора года, а он: «а, я сейчас это раз, раз, раз, мы это видим насквозь». Что это за верхоглядство? Здесь нужно или литературоведение или настоящий анализ университетского толка. Раньше грешили газеты и журналы, критика как в «Правде» выйдет, так человек и пропал. Да, было такое, было. И сейчас иногда критики себе позволяют зубодробительные статьи, только не понятно, кому они предназначены. Читатели, иногда после зубодробительных статей только начинают читать это. Если они специально делают это, то я им мысленно аплодирую – то есть делают так, чтобы читали после разгрома кого-то, меня, правда, почти не громили, очень мало, поэтому я не знаю. Булгакова громили, а он всё равно писал. Критика - очень слабое, очень болезненное место нашей литературы. Так бы я ответил Сергею. 

Евсеев Б.Т.: В общем, да. Первый раз я сформулировал это, ещё когда работал в литературной газете. Я работал там в 1990 годы, с 1992 по 1999, был обозревателем. Я тогда написал, но, правда, никто не обратил внимание. Обращают внимание, только когда сверху кто-то скажет. Я написал: «русский язык – русская идея». Очень коротко и очень ясно. Язык формируется, это не значит, что все должны бросить свои и другие, но идею искать очень сложно. Русская культура – российская культура – это тоже главное и, возможно, это поле для воссоединения. В той же литературной газете в 90-е годы мы вели рубрику «Сохраним ли культурное пространство?» Это имелись ввиду страны СНГ. Не говорили о военной технике, не говорили о ДКБ, а говорили о том, сохранится ли культурное пространство? Я много ездил по странам СНГ в 90-е годы, как раз от литературной газеты и знаю, какая там была тоска по русской литературе, по русскому языку, по русскому театру, когда их не было. Одно время их просто не было там. Там были такие движения: нет, всё, выгнать и так далее. Но ведь культура – это не оккупация. Культура – это не какая-то диверсия, это братский жест и это жест души, когда предлагаешь своё. Как можно не читать Пушкина, как можно не читать Достоевского? Достоевского во всём мире читают, будут читать его и везде. Именно культура является соединяющим объединительным фактором всей российской жизни. Я не могу сказать, что экономика, потому что в Ханты-Мансийске экономика о-го-го, а в других местах она не такая. Не может она соединять. Регионы есть бедные, есть богатые, но культура то, везде одна. В бедных регионах гениальный писатель пишет новые «Мёртвые души» - они объединят всю Россию. Такое произведение, такого уровня или ещё какое-нибудь. Объединительная тенденция в культуре, я уже о ней говорил. Спасибо, Любовь Гаршина из Калифорнии.  
2) Большая роль, мы же только что говорили, что у культуры ещё один из терминов – это воспитание, в переводе с латинского. Большая роль, если писатели пишут дурным языком, корявым, если пишут с употреблением матерных слов постоянно. Кстати, напрасно есть такое выражение – русский мат. В русском мате русских слов даже половины нет. Это просто нужно знать. Есть слова, которые старые ругательные, которые в древнерусских летописях не считались ругательными. Я не говорю, что их надо употреблять, но они не разрушают языка хотя бы. А есть другие слова, пришедшие из других языков, не сродственные, об этом очень хорошо писал Леонид Николаевич Гумилёв, о том, какие национальности сродственные есть, а какие нужно отвергать. Есть народный язык, который очень хорош и очень нужен. В российском просторечье я бы сейчас издал такой словарь, так бы и назвал «Словарь нового российского просторечья». Нам страшно не хватает народного изобретательства в языке, писатель, который пользуется только мёртвым синтетическим и давно отжившим книжным языком, он делает не очень хорошее дело. Поэтому, наряду с образованием, нужно упоение русским языком, я бы сказал, я должен чувствовать, что это прекрасный язык, я должен чувствовать, что это высокий язык. У Пушкина, когда читаешь даже грубые слова и грубая речь кого-то, всё равно восхищаешься, потому что там есть гармония между грубым и высоким. То же самое и у других писателей, то есть роль писателя очень велика. Вообще задача любого совестливого писателя сегодня - создание на основе народного корневого языка, нового варианта русского языка. У нас сейчас очень плохой вариант русского языка звучит: половина иностранных слов с юрязом, так называемом, со словами паразитами и так далее. Огромное количество их писатель должен не вычищать, а заменять другими, более лучшими, прекрасными словами и произведениями.
3) Я немного говорил, правда, не в связи с этим вопросом, но похожие мысли я высказывал. Безусловно, этот дар культуры и дар языка, это, конечно же, так просто не приобретёшь. Всё меньше и меньше: раньше как было в народе, народ сказывал, развивались сказы сказки. Сейчас в большей степени начали присутствовать частушки, причём матерные. А я говорил уже, что в мате очень много или большая часть даже нерусских слов. Язык разрушается сейчас не столько сверху, скажем такими юридическими терминами: всё время говорят – осужденный, это ужасно, когда такой «юряз» попадает в прокурорские изречения. То же самое и снизу, идёт волна не достаточно хорошего языка. Но, в чём права Любовь Гаршина, так это в том, что язык - это великий дар. И человек и отличается от животного даром, у животного нет дара языка. Я знаю, что и скворцов учат говорить осмысленно и попугаев, даже была говорящая собака и слон, кого только не учили. Говорить можно научить, мыслить на языке невозможно научить. Это великий дар, здесь я согласен, и мы должны его развивать, а не потерять: «Умейте же беречь Хоть в меру сил, в дни злобы и страданья, Наш дар бессмертный — речь», - сказал Иван Алексеевич Бунин и как же тут с ним не согласиться и с Любовью Гаршиной. Но здесь нужно не только сберегать, но и работать над обновлением, улучшением качества, привлечением новых слов и понятий в русский язык из его же глубин.

Евсеев Б.Т.: И правда, смотрите, я последний раз видел фильм «Чайковский», который был сделан в какие-то 1960-е годы. Правильно он заметил. У нас деятели искусства почти не фигурируют, их нет, потому что на русскую историю писателей, многие государственные деятели, Госдума и другие, смотрят через призму событий и войн. История, уважаемый Вячеслав, это есть история событий, и это есть история людей. История людей значительно ближе, и я бы хотел, чтобы у нас обратились к ней. «Евстигней» у меня, к сожалению, нет книги показать, это как раз роман, который получил Бунинскую премию, который получил премию Правительства России, был в финале Большой книги и так далее. Но не в этом дело, а в том, что «Евстигней» - это роман о русском гении, о Евстигнее Фомине. Он родоначальник русской музыки, а его за 200 лет забыли почти, его не знают даже в консерваториях. И взгляд на те времена: я в своём романе попытался посмотреть на русскую историю через культуру, у нас всегда смотрят через казни и пытки, через мятежи и воины, но, правда же, правда: Стенька Разин, Пугачёв, они тоже там проходят. Было восстание Пугачёва, как раз когда Евстигней Фомин ещё учился в академии. Но взгляд через русскую культуру совсем по-другому может показать историю страны. Да, Екатерина уделяла внимание культуре, да, Павел I уделял внимание культуре и последующие цари тоже уделяли. И Сталин уделял внимание культуре. Что ни говори о Сталине, а я никогда его тиранство не оправдывал и не оправдаю, но культуре он по-своему уделял внимание и знаете, что Сталин читал почти все книги, которые ему давали. Это Сталин написал на Платоновском рассказе синим карандашом «сволочь», но он прочёл перед тем, как это написать. А у нас могут написать бранное слово не прочитав. Это плохо. Так вот, взгляд на русскую историю через культуру и был мною предложен в романе «Евстигней». Это не просто как книга «ЖЗЛ», где просто излагается, это более широкий взгляд на русский хронос, на то, что происходило и на то, как это может быть через музыку. Музыка - это ведь тайный мотив России, в нём очень много чего есть. Фомин предугадал ритмы нашей судьбы, и его музыка звучит так, как будто это ХХ век, а писал то он своего «Орфея» в 1792 году, это знаменитая его мелодрама, по-нынешнему опера. Дай Бог, чтобы Евстигнея Фомина знали, читали и слушали, в этом была моя просветительская задача. Спасибо, задавшему вопрос.

Евсеев Б.Т.: Это Поляков ошибается. Термин культура имеет два толкования и происходит от одного корня, но это разные слова: cultus, ещё раз повторяю.
АН: То, о чём Вы в самом начале говорили.
Евсеев Б.Т.: Да. Сultus – это преклонение, почитание, а культура – это возделывание. Почему у нас говорят «сельскохозяйственная культура». Это путаница у господина Полякова. Так ему можете и сказать. Пусть посмотрит в словари. Если я ошибаюсь, то он меня поправит.
АН: Тем не менее, очень приятно, что он такой большой комментарий оставил, потому что если бы тема была  животрепещущей и  актуальной, то таких комментариев бы не было. Спасибо ещё раз Полякову за комментарий.
Евсеев Б.Т.: Безусловно, спасибо, но путаницы пока у нас нет.
АН: Меня зацепил его вопрос, что страна, имеющая Министерство культуры обречена на деградацию.
Евсеев Б.Т.: Это он о Франции говорит, о Финляндии, об Италии?
АН: О России.
Евсеев Б.Т.: Там везде есть Министерство культуры, господин Поляков, что Вы говорите, это же просто политические заявления, которые не имеют никакого отношения к культуре. Извините за возмущение, то, что он говорит – это чистая политика: «У нас плохой министр культуры». Какого бы ни поставили министра. Вот это говорят те люди, которым всё равно, что будет в России. Причём здесь министерство? Министерства не было при царе, а культура была, министерство есть сейчас, она в деградации? Нет, она не в деградации. Может они неправильно вели, но для организации дел какой-то орган нужен. Пусть его назовут не министерство, как угодно. Тогда можно и министерство иностранных дел распустить. А у нас предлагали и армию распустить, помните в 90-е годы? Я хорошо помню. Зачем, говорили, у нас нет врагов, какие враги, нам никто не угрожает, зачем? Отличная мысль. Я говорил про чиновников, что же он не слушал, что я говорил? Чиновники - это одно, а культура - это другое и деятели культуры должны иметь какую-то защиту. Я знаю, что у нас деятели культуры не защищены, они бедствуют. У них нет денег. У них нет ничего. К кому они обратятся? Прямо к Путину? Их не допустят. Они должны обращаться по своему ведомству, так всегда было. Я не принимаю этот вопрос и считаю его политическим и надуманным. Вернее, я ответил уже на него.

Евсеев Б.Т.: 1) У меня и нет никакой идеологии. Если я правильно понимаю вопрос, идеология моя на моей философии стоит, а философия моя не является никакой идеологической догмой. Я никогда не состоял ни в каких партиях и никогда не буду входить. И мои родители не состояли. Так что я хорошо знаю, о чём говорю. Действительно, идеологическая направленность или партийность литературы, как говорили раньше, очень ей вредит, страшно вредит. Но раньше одна партия диктовала, а сейчас несколько партий диктует некоторым писателям, членам партий, которые там состоят. Подчёркиваю, что писатель не при каких обстоятельствах, на мой взгляд, не должен входить ни в какую политическую партию. Он должен и может входить в общественное движение, он должен и может занимать общественную позицию свою. И я её занимаю, я вхожу в русский ПЕН-центр, который занимается правозащитной работой. Мы подписываем письма, когда видим или кажется, что несправедливо кого-то обидели. Подписывали письма в защиту Лимонова, я лично подписывал Олесе Пановой, которые недавно были. Подписывали письмо Бастрыкину, который неправильно обошёлся с журналистами, довольно жёсткие эти были письма. Там куда не доходит рука правосудия, там правозащитная организация старается. Это общественная деятельность. Что касается идеологии - это он, наверное, общий вопрос задавал. Если он читал мои произведения, то он видел, что там есть только моя собственная философия, а идеологии какой-то партийной или других: ни марксизма, ни, наоборот, антимарксизма, у меня нет. Есть настоящая жизнь. Когда я написал книгу «Баран», все удивлялись, как ты мог написать книгу, которая называется «Баран», а потом написали, что, действительно, баран живой, он бежит по улицам Москвы, его видят, с ним происходят разные события. Вот моя идеология: живая жизнь живой природы, на живой земле. Вот так.
2) Как раз за культуру, только не за колониальную. Почему он говорит о колониальной культуре? Колониальная культура в России не имеет места. У нас все народы, которые не имели письменности, имеют её теперь и могут создавать свою культуру. Эвенки, якуты и другие, были бесписьменные народы, теперь они имеют свою письменность. Нужно развивать национальные культуры, безусловно, и если этот Сибиряк принадлежит к какой-нибудь этнической группе, то пусть он зацепится за это, если он нганасан или ещё кто. Есть же замечательные, превосходные вещи. Я вообще страшно люблю народную культуру. Культура народа повергает меня в поразительное восхищение, культура выше всего. Религия - это один путь, я сам, человек православный. Но культура – это другое. Она не может идти по пятам за религией и отрабатывать то, что она предписывает, это совсем другой путь, я говорил об этом в начале. Путь культуры – это самостоятельный путь, не колониальный именно, а народной культуры. О народной культуре писал Бахтин, Карнавальный, о народно-этнической, национальной. Всегда можно найти замечательную зацепку. Кроме того, есть ещё история, есть ещё образование и просвещение. Если человек хочет просвещать других, то он должен просветиться сам. Допустим, изучить труды по педагогике: Песталоцци, Корчака, наших, других и так далее, и, скажем, применить это в педагогике. Есть замечательные профессии, в которых может осуществиться. Войти в свою профессию и жить в ней, это и значит зацепиться за жизнь, это и значит осуществлять её. Кроме религии и культуры я всегда очень высоко ценю литературу. Литература, театр, если кинематограф не так доступен. Журналистика есть, журналистика превосходная вещь, очень интересная. Кто-то спрашивал, там мелькал вопрос, я когда смотрел очень бегло, зацепился за «гламур». Я не помню, кто спрашивал специально, не господин Поляков?
АН: Видимо Скала Сергей.  
Евсеев Б.Т.: Во-первых, думают, что гламур – это французское слово, гламур – это glamour, английское слово и возникло впервые в Шотландии в ХVII, и означало обаяние, шарм. Сейчас, гламур обозначает совсем другое, гламурная журналистика - это, так называемая, глянцевая журналистика, которая всё припудривает, прихорашивает. Делает целлулоидных пупсиков нам из больших бандитов. Есть даже такое понятие – искажение в гламурном информационном поле или гламурное информационное поле, информацию делают гламурненькой. Вы слышали такое, Вам не говорил редактор? В вашей газете этого нет. Приходит редактор, я уже слышал, и говорит, ты мне гламурненько это сделай, чтобы это можно было упаковать и подать. Вот этого нельзя делать: ни гламурненькой журналистики, ни гламурной литературы быть не может. Это всё ерунда и давайте говорить о том, что правда жизни в культуре – это один из самых важных принципов. Никто не будет читать или слушать ерунду. Это не значит, что надо писать документальные вещи, нужны художественные образы, но абсолютно правдиво связанные с нашей жизнью. Они идеологические: «на Болотной все хорошие, у Путина все плохие», или, наоборот: «у Путина все хорошие, на Болотной все плохие». Это идеология, как раз сейчас она у нас очень присутствует. У многих писателей от идеологии некуда шагу сделать в произведениях. Идеолог на идеологе сидит и идеологией погоняет. Только уже более мелкой, не коммунистической. Уже наступила другая эпоха, раздробленность, лёгкий постмодернизм в этих идеологических осколочках. Вот так бы я ответил. 

Евсеев Б.Т.: Только что я говорил: адресно и проектно, то есть на каждый проект. В каком-то далёком селе в доме культуры, кто-то придумал поставить, допустим, «Последние дни» Булгакова. Это большое событие или какую-нибудь пьесу «Стряпуху». На это можно выделить деньги и на это обязаны выделить деньги. И деньги выделяются очень малые, очень скверные. Посмотрите, у нас вокруг стоят разрушенные здания культуры. Как мёртвые души стоят они над нами. Как мёртвые, насквозь просматриваем эти дома. Вы видели, в Москве, в других местах: я, подъезжая под Мурманск, был поражён. Какие-то там, правда, не объекты культуры, но всё равно, насквозь просматриваемые, каменные, когда-то хорошие дома. А разрушаемые усадьбы, сколько я их видел за свой век. Я понимаю, что денег на всё не хватит. Но хватает же денег на ерунду типа фильма «Распутин», мне очень не понравилось. Мне очень не понравилось, что из Распутина стали делать какую-то такую фигуру, вот это как раз гламурненько. Сделайте нам гламурненького Распутина – бородочка, девушки под ручку. Не так было. Есть документальные свидетельства о Распутине.
АН: Борис Тимофеевич, в завершении хотелось бы спросить. Есть геополитик наш, генерал лейтенант Леонид Григорьевич Ивашов, анализируя дальнейшее развитие мира, он говорит, что будущее будет не за странами, не за нациями, а за цивилизациями. Он говорит о том, что европейская цивилизация привыкла к очень  спокойной, благолепной, хорошей, сытой жизни. И у них никогда уже не родится Гёте. У нас, в России, есть ещё шанс, что появится Пушкин, при прочих равных условиях, если не упустить этот момент. И вот, продолжая его мысль, всё-таки, будучи за границей нас, Россию, идентифицируют как нефть, икра, а также Пушкин, Достоевский.
Евсеев Б.Т.: Чехов, Булгаков.
АН: Приезжая в страну, мы видим, что ребята не хотят в гуманитарию, все хотят работать либо в Газпроме, либо в Лукойле. При таком раскладе есть у литературы будущее, возможности, появятся ли у нас снова Пушкин, Достоевский и как Вы думаете, о чём будут писать писатели будущего. Потому что сейчас говорят, что все темы исчерпаны, про человека всё написано.
Евсеев Б.Т.: Кто говорит?
АН: Будут писать про фантастику, про каких-то букашек, кишечные палочки.
Евсеев Б.Т.: Каждый человек – это история, начну с этого. Я сказал, что существует история: событий, битв, катастроф, а существует история людей. Вот её написать, и это будет самая большая божественная, только уже не комедия, а просто божественная жизнь. Каждый человек – это новая вселенная, каждый человек – это совсем другое, просто взгляд плоский, туповатый, у некоторых писателей, он не позволяет различить в человеке то, что происходит. Что касается цивилизаций, что в Европе, нет писателей, в Европе есть писатели, и они не так зависят от цивилизации как государство. Писатели дело штучное. Милорад Павич в Европе жил – это великий сербский писатель, хазарский словарь и другие. Он не получил Нобелевской премии. Но вы же знаете, что премии не всегда получают. Есть и другие писатели, которые очень интересно работают. Ту же Нобелевскую премию получила сейчас из Канады, вылетело из головы, я читал её рассказ, рассказчица очень интересная. Допустим, не её возьмём, другие какие-нибудь премии, это просто потому, что они видны. Литература никогда не уйдёт, потому что проза никогда не иссякнет. Вы сегодня сколько историй рассказали своим друзьям или по телефону? Посчитайте, я уверен, что не меньше десятка. Звоните и говорите: «А вы знаете, вчера ко мне приходил», «Вчера я видела»,  «Вчера я купил», - это истории. Не кончится литература до тех пор, пока не кончится человеческая способность познавать мир. Легче всего рассказать мир. Рассказать мир как историю – это самая большая задача человека и его внутренняя потребность. Существует кроме того творческий инстинкт, покуда сущёствует язык, а он всё равно будет существовать и будет развиваться покуда будет существовать литература. Пушкины? Нет, не будет Пушкинов, потому что будут другие, которые будут иметь другие фамилии. Такая же ситуация была в 1920 году, уже говорили, что классическая музыка полностью отомрёт, её не будет. Ничего подобного не происходит. Есть прекрасные композиторы Губайдуллина, Родион Щедрин, Подгайц. Я из мира музыки привожу, чтобы всё время не циклиться на литературе. Литература будет развиваться, рано её хоронить. Хоронят тех, кому нечего сказать. Раз тебе нечего сказать, иди и занимайся другими делами. Есть замечательные профессии. А те, кто могут сказать, здесь другая ситуация: некому слушать то, что говоришь. Сейчас мало читателей, надо опять воспитывать читателя, опять поднимать читателя до уровня писателя, чтобы они могли перекликаться. Писатель не может на пустом месте писать. А великие произведения будут появляться в будущем, в постбудущем. Они постоянно появляются. Не обязательно роман, это может быть маленький рассказ, это может быть маленькое стихотворение, которое одухотворит нашу жизнь. Ведь наша жизнь - это не только этот стол, эти стены, это жизнь души, а душа всегда потребует слово: на востоке и на западе, на юге и на севере, есть слово колыбельной матери, все её слышат и все будут слышать. Что же мать, где-нибудь в узбекском селе: «У-у-у», или в канадском, или в каком-нибудь другом, нет, она будет младенцу петь на своём языке. И вот оттуда литература начнётся и никогда не умрёт.
АН: Борис Тимофеевич, спасибо большое за то, что нашли время ответить на вопросы.
Евсеев Б.Т.: Спасибо Вам.
АН: Спасибо нашим читателям за интересные вопросы. Творческих Вам успехов.
Евсеев Б.Т.: Извините за некоторое несогласие с одним из читателей, но я чётко услышал политическую ноту, которую я очень не люблю, когда её в культуру вставляют. Потому что совершенно понятно, что с культурой большие проблемы, просто я не мог рассказать обо всех проблемах. Нам бы не хватило и 3-х часов. Давайте будем говорит ещё дальше.
АН: Спасибо большое.