Марию Диксон задержали 13 декабря 1924 г. у советского полпредства в Париже. В кармане ее пальто лежал браунинг. Диксон заявила, что шла убивать красного полпреда Красина - «сатанинского большевика и агента Альберта Эйнштейна».
Сегодня «АН» вспоминают эту странную женщину. И не только ее.
Стрельба по красным дипломатам
Терактов против советских дипломатов в 1920-е было много. Морис Конради в 1924-м убил в Лозанне полпреда Воровского, Борис Коверда в Варшаве в 1926‑м - посла Войкова. Добавим сорвавшееся покушение на Чичерина в Генуе в 1922-м, налет на полпредство в Пекине в 1927-м... Продолжать можно долго.
Тут, правда, имелся особый момент. С одной стороны, дипломат - лицо неприкосновенное. С другой - красная Россия считалась страной, где захватили власть кровавые большевики. Стоило Конради или Коверде заявить, что они мстили за поруганную родину, - общественное сочувствие получали сходу.
Но случались и истории, не вписывавшиеся в прямолинейные схемы. Скажем, та же ситуация с Марией Диксон.
Защита Луначарского
Мария Александровна Горячковская-Диксон была московской литераторшей, писала под псевдонимом М. Евгеньева. У нее издавались книги, ставились пьесы. Знала шесть языков, работала в Коминтерне переводчицей, в Гражданскую служила следователем в ревтрибунале. В Европу уехала из Грузии, загранпаспорт ей выдал тамошний совнарком по ходатайству наркома просвещения СССР Луначарского. Такая вот вполне советская дама.
Она казалась всем человеком вполне здравым - ну, может, чересчур скандальной. И мало кто знал, что Диксон дважды лежала в Преображенской больнице с диагнозом «шизофрения». У Марии Александровны был свой пунктик - только доверялась она немногим, особо избранным.
Анатолий Васильевич Луначарский имел несчастье оказаться одним из этих избранных. Узнав о задержании Диксон, он выступил в «Известиях» (18.12.1924) со смущенно-покаянной статьей.
Нарком попал в идиотское положение по мягкости характера. В 1919 г. к нему на прием пришла «пожилая, несколько претенциозная дама с тягучим плаксивым голосом». Сказала, что писательница, подарила книжку, пожаловалась, что гонят с квартиры. Луначарский, как мог, защищал интеллигенцию. Написал записку в домком, чтобы Диксон (это была она) не трогали. И - влип.
Мария Александровна начала ходить к нему как на работу. Требовала того, другого, излагала какие-то прожекты. Ее выгоняли секретари, Луначарский прятался - без толку. В конце концов, нарком вскипел. Тогда Диксон заявила, что имеет компромат на лидера бывшей партии кадетов Милюкова. Кадеты для большевиков были лютыми врагами, Луначарский согласился выслушать. И Диксон поведала, что Милюков некогда убил ее крошку-сына. На сексуальной почве. Вместе с другими кадетами. После чего выцедил кровь и совершил кучу других изуверств. Теперь, зная тайну, Луначарский - человек со связями! - обязан попросить Троцкого отомстить за ребенка.
Луначарский: «Стало ясно, что я имею перед собой рехнувшегося человека».
Дальше он рассказывал, как пытался избавиться от клещом вцепившейся в него Диксон, как та караулила его возле дома, угрожала самоубийством. В милицию интеллигентный нарком обращаться стеснялся, психиатров следовательша ревтрибунала просто выгоняла. К счастью, в очередной приход она пожаловалась на смертельную усталость. Луначарский понял, что это шанс. Позвонил наркомздраву Семашко, попросил срочно выписать товарищу Диксон путевку в санаторий, на Кавказ.
Но через два года он сам поехал туда лечиться! И в Тифлисе на улице случайно встретил Марию Александровну.
Кошмар повторился. Теперь Диксон жаловалась не только на Милюкова, но и на физика Эйнштейна со знаменитым провокатором Азефом. Они мешали ей писать. Придет в голову ценная мысль, бросишься к столу - а мысль уже забыта. Эйнштейн с Азефом ее выгнали. Нет, Мария Александровна теперь способна и сама, без Троцкого, разобраться с негодяями - но ведь они живут в Германии! Как туда попасть?
Луначарский попросил местный Совнарком срочно выдать ей загранпаспорт.
Почему Диксон из Берлина отправилась в Париж - можно лишь гадать. Но именно здесь в январе 1925-го (аккурат 85 лет назад) ее судили. Предполагалось дело «русской Шарлотты Корде», шедшей мстить «красным палачам». Но вместо этого суд слушал многочасовые рассказы подсудимой о том, что большевики по заданию Азефа и Эйнштейна (который никакой не физик, а царский сыщик!) ловят на улицах детей и продают их в турецкие гаремы; что в гарем хотели продать и саму немолодую Марию Александровну...
Москва ехидно передала в прессу ее больничную карту.
Налет - 1926: кто и почему?
Даже сегодня самой логичной выглядит старая советская версия: налет якобы «случайных грабителей» на дипкурьеров Т. Нетте и И. Махмасталя спланировала польская разведка (возможно, при участии англичан), а подготовила одна из белоэмигрантских групп. Варшаву тогда сильно тревожили слухи о тайном советско-германском военно-промышленном сотрудничестве. В диппочте могли быть доказательства - ведь ехали курьеры в Берлин, в Риге предстояла лишь пересадка. Эмигранты же кормились вбросом фальшивок о «происках Коминтерна» вроде нашумевшего в 1920-е «письма Зиновьева» (происки имели место, но и «письмо» - доказанная липа). Однако каждый раз возникал вопрос: откуда у вас эти бумаги? Сам факт пропажи диппочты снимал его: они были в похищенных пакетах, а как потом к нам попали - наше дело!
Подсказать кандидатуры Габриловичей своей разведке мог третий брат - Леопольд.
«Индивидуальный акт отчаяния»
Диксон жаль - больной человек! Но Анну Щепкину жаль как-то больше.
В 1927-м в том же Париже она револьверным выстрелом ранила швейцара советского консульства Фомина. Москва жестко заявила о новом белоэмигрантском теракте. Правда, быстро сменила тон и лишь изредка ворчала, что французская полиция не ищет «политику», а все списывает на «индивидуальный акт отчаяния».
Щепкиной было 35 лет. Родом с Кубани. Видимо, «из простых» - живя в Париже, она даже не смогла назвать следователю свой адрес (показать могла, а выговорить - нет). Ее предыстория? Как у многих. Революция, война, муж - у белых. Эмиграция, тоска, голодуха. А тут еще родился ребенок...
По возрасту как минимум один малыш у них должен был быть. Но про это - никаких упоминаний. Умер? Пропал в лихолетье? И Анна по-женски хотела другого, а муж - нет? Так или иначе, супруг ее бросил. Одну. В чужой стране. Без языка, без средств, с младенцем на руках.
Так с младенцем несколько дней она и бродила по Парижу. Потом объясняла: искала мужа, чтобы... Чтобы - что? Поговорить? Умолить вернуться? Заставить? Объяснить не могла. Как не могла объяснить, почему на последние деньги купила револьвер. Пригрозить негодяю? Самой застрелиться?
Естественно, мужа она не нашла. Но засела в голове новая мысль: а что она в этом Париже делает? Надо домой, в Россию! Пошла в консульство.
Увы, за день такие вопросы не решаются. Да и России - новой, красной России! - Анна Щепкина не требовалась. Белоэмигрантка. Назад хочет явно не для того, чтобы социализм строить.
Она кричала, билась в истерике. Позвали товарища Фомина, чтобы выкинул скандалистку. А в пеленках ребенка у Анны лежал тот самый револьвер...
В полицейском участке она впервые за долгое время досыта поела.
«Становится хуже зверя»
Стихи Маяковского «Товарищу Нетте - пароходу и человеку» многие помнят со школы. История хрестоматийная: 5 февраля 1926 г. на территории Латвии в поезде «Москва - Рига» произошло нападение на советских дипкурьеров Теодора Нетте и Иоганна Махмасталя. Нетте погиб, Махмасталь был тяжело ранен, но налет провалился, и диппочту налетчики не захватили.
Налетчиками были братья Антон и Бронислав Габриловичи. Ребятки из тех, которым что советские дипкурьеры, что гваделупские - без разницы, поскольку...
«Со спекуляцией почти ничего нельзя заработать, а денег неоткудова взять. А быть без денег - сойти с ума, если человек понимает жизнь, он тогда становится хуже зверя», - писал приятелю один из братьев перед акцией.
По западной границе СССР в те годы шел пояс «новых» государств - Польша, Литва, Латвия, Эстония... Поляки Габриловичи жили в Литве. А хотели в Польшу, к третьему брату, Леопольду, майору польской армии. Но не получалось: Литва разорвала дипотношения с Польшей из-за захвата той в 1920-м Вильнюса. Пока то да се, братики занялись «спекуляцией» (контрабандой): из Латвии в Литву возили через границу кокаин и женские чулки. Но таких хитрых в тех краях было много...
«Серьезные люди» пообещали им польские паспорта и деньги на первое обзаведение.
Расчет строился на внезапность: четыре утра, весь вагон спит, дипкурьеры тоже. Если рывком влететь в купе (проводник был в сговоре), то... Но Махмасталя разбудил топот сапог по крыше вагона. Он оделся, выглянул в коридор - и увидел в конце его человека в маске с пистолетом...
Когда четыре мужика ведут огонь в тесном купе - любая пуля в кого-то да попадет. Нетте выстрелил первый - с верхней полки, по фигуре, возникшей в дверном проеме. Пуля попала так, что нападавший тут же ослеп. Он осел на нижнюю полку, несколько раз выстрелил наугад и выбежал. А в дверях уже бил из браунинга второй, пока раненый Махмасталь не всадил ему из своего маленького маузера две пули - в грудь и живот. Налетчик вскрикнул, отшатнулся. Тут на Махмасталя сверху упал мертвый Нетте, сбил с ног. Лежа на полу, Махмасталь увидел: в дверях появился кто-то третий, тоже в маске, с парабеллумом - но этот стрелять не стал, просто глянул и кинулся вслед за Габриловичами.
Как решались проблемы
Судьбы Марии Диксон и Анны Щепкиной «АН» неизвестны. По логике, Диксон должны были отправить на лечение, Щепкиной - дать умеренный срок. А Габриловичи... Тот третий, позже скрывшийся, так и не разысканный латвийской полицией, завел раненых братьев в купе проводников. Выстрел в затылок одному, в висок другому - мертвые не расскажут, кто предложил им рисковый контракт.