ЕГЭ - это не событие, это явление. В нем как в капле воды отразились все проблемные стороны современной российской социальной политики, и в первую очередь отсутствие у этой политики четких и внятных идейных и культурных ориентиров.
Спор по поводу ЕГЭ завяз в деталях. В результате из поля зрения выпал главный вопрос - ради чего обществу навязывается вызывающая яростное сопротивление реформа? Что общество получит в итоге этих «великих потрясений» образовательной системы? Именно в этом пункте позиция правительства выглядит наименее убедительно. С коррупцией в вузах можно бороться и при помощи менее затратных с политической точки зрения методов.
Монетизация в образовании
ЕГЭ - это вторая монетизация. Такая же попытка представить решение одного частного вопроса в качестве полноценной реформы, в данном случае - образовательной. Попытка, которая обречена на провал уже потому, что нельзя браться за решение частных вопросов, не решая общих. Об общих же проблемах нашего образования правительственные реформаторы предпочитают помалкивать. Это даже выгодно - общественному мнению теперь есть чем себя занять пару лет, а там, глядишь, и правительство сменится...
Конечно, правительству не позавидуешь. Ему приходится решать извечную российскую дилемму: плохое, но свое или хорошее, но чужое. То, насколько успешно правительство справляется с решением такой задачи, является показателем его политической зрелости.
«Егэизм» - это большевизм в образовании. Это очередная попытка подогнать жизнь под схему, выдернуть систему, уходящую своими корнями в культуру и экономику, из ее естественной почвы одним политическим рывком. Это выстрел из начала 90-х, этакий «либеральный снаряд», залежавшийся на складе. Недаром министр Фурсенко говорит, что ему закон о ЕГЭ достался по наследству.
Мы в очередной раз позаимствовали форму без содержания. Легче всего объяснить это на примере английской системы образования, которую, судя по количеству русских студентов в Великобритании, в России стали де-факто признавать «золотым образовательным стандартом».
Чемодан без ручки
Разница между Россией и Великобританией состоит в том, что в России существует «образовательная система», а в Великобритании «система образования». То есть в России есть школа, есть высшая школа, есть управление тем и другим, но нет общей конечной цели, которой должна быть подчинена деятельность всех этих учреждений. В Британии, напротив, все подчинено конечной цели - подготовке квалифицированных кадров «на выходе» системы - в университете.
В Британии ЕГЭ встроен в общий образовательный процесс, является его составной частью. У нас он станет очень дорогим «пятым колесом» в системе управления образованием. ЕГЭ в Британии существует, чтобы соединять школу и университет. У нас он будет их разъединять.
Если абитуриентов будут зачислять в университет только по результатам ЕГЭ, то при отсутствии рейтинга школ, при практически полной невозможности уследить за прозрачностью сдачи ЕГЭ (давайте оставим в стороне иллюзии, в стране, в которой вся экономика, социальная сфера и политика не прозрачны, не может быть острова счастья в виде ЕГЭ), такая система убьет университеты. Если дать университетам право проводить дополнительно свои экзамены или собеседования, то вся затея с ЕГЭ выглядит дорогостоящей и бесполезной забавой. Из-за той же неустранимой в сегодняшних условиях непрозрачности индикативная (информационная) роль результатов ЕГЭ будет минимальной. Совершенно очевидно, что выпускники из центральной России и из ее южных окраин при абсолютно одинаковых ЕГЭ будут обладать совершенно разным объемом знаний...
ЕГЭ сегодня, ЕГЭ вне полномасштабной реформы всего нашего среднего и высшего образования, принципы которой даже пока не обсуждаются (некогда, все заняты ЕГЭ) - вещь абсолютно бесполезная. Однако в политике, в том числе социальной, все, что не полезно, - вредно.
Сегодня, пока наша средняя школа не связана ЕГЭ, она, как ни странно, имеет невиданную свободу для педагогического творчества. Воспользоваться этими возможностями, правда, могут немногие. Еще меньше школ к этому стремится. Тем не менее в России на фоне в целом упадочного состояния среднего образования смогло развиться «элитарное» образование на уровне, часто превосходящем мировые стандарты. Возник феномен «брендовых» школ. Заветные номера «вторая», «двадцатая», «сорок пятая», «пятьдесят седьмая» и так далее знает каждый родитель, всерьез озабоченный проблемой обучения своего ребенка. Конкурсы в эти школы выше, чем во многие университеты. И это не только в Москве и Санкт-Петербурге. Несколько сильных школ есть в любом регионе. В них сегодня воспитывается будущая российская интеллектуальная элита.
В чем феномен «брендовых» школ? В том, что, соединив в одном месте дополнительные материальные ресурсы (из бюджетных или «родительских» фондов) и мощные педагогические коллективы, они, не будучи связаны необходимостью натаскивать выпускника на сдачу формальных и усредненных тестов, получили возможность смело экспериментировать с программой и методикой обучения, создавая иногда шедевры педагогического искусства. Выпускники этих школ украшают сегодня лучшие учебные заведения мира (увы, в России им пока места нет из-за упадка высшего образования), в некоторых случаях за них идет борьба между западными университетами.
Конечно, в процентном отношении таких школ немного, но они являются золотым фондом нашего образования, тем зародышем, из которого при желании можно было бы развить свою оригинальную и передовую систему народного образования. И именно по этим школам, по этому золотому запасу российского образования ЕГЭ наносит сокрушительный удар. Теперь вся эта свобода творчества будет существенно сужена и в погоне за баллом в лучших российских школах, как и в худших, займутся натаскиванием, бесконечным переписыванием тестов.
Плохое будет, как у всех, своего хорошего не станет, а чужое хорошее не добавится, так как почва для этого отсутствует. Не приобретя ничего от механического заимствования ЕГЭ, мы потеряем, по всей видимости, то немногое, что смогло выжить и развиться на скудной почве российского народного образования, что многие годы было гордостью нашей страны.
Либеральный эгоизм
Сегодня мы как-то отвыкли от принятия идеологически мотивированных решений. Сейчас практически каждый шаг государства обусловлен теми или иными экономическими интересами. В этом смысле «продавливание» ЕГЭ вопреки здравому смыслу и сопротивлению общественного мнения является политическим рудиментом эпохи, которую страна уже один раз пережила. Мы это уже видели - идея, заимствованная из чужого опыта, перенесенная в совершенно неподходящую для нее и, по крайней мере, неподготовленную почву, и воплощаемая в жизнь, невзирая ни на какие политические потери. Дело либеральных реформаторов-западников живет и побеждает в одном отдельно взятом секторе социальной политики, несмотря на то что правительственный курс в целом является откровенно нелиберальным.
Нет ничего плохого в либерализме, если он сочетается с творческим подходом к действительности и исключает фанатизм. К сожалению, русское ЕГЭ оказалось воплощением закомплексованного ЭГО русского псевдолиберализма, вознамерившегося в одночасье превратить Россию в Британию. В этом конкретном случае давайте лучше останемся самими собой.
Напрасная жертва
Дело не в том, что мы приносим сегодня поколение школьников в жертву эксперименту с неочевидными перспективами. Дело в том, что ЕГЭ - это напрасная жертва.
В России не бывает маленьких идей, что ни идея - то революция. Одна беда - их производство осталось кустарным. Поэтому все наши глобальные идеи воплощаются в жизнь с местечковым фанатизмом. Прямо как у Высоцкого: «Если я чего решил, то выпью обязательно...» Однако в таком важном деле, как реформа народного образования, стоило бы притормозить. Судя по настрою общественного мнения, напиток не совсем нектар.
Никто не будет отрицать - проблема реально существует, и наша образовательная система (но не образование! - об этом позже) не отвечает требованиям времени. Но она ВСЯ им не отвечает, а не один только отдельно взятый порядок аттестации выпускников школ.
Наша отставание в образовании есть результат системного сбоя. Он обусловлен архаичностью экономической, правовой и организационной основ начального, среднего и высшего образования. Поэтому результативными могут быть только системные изменения, а не частные решения, касающиеся одного, пусть и такого важного элемента, как аттестация.
Во времена перестройки был такой анекдот. Скандальный посетитель требует в парикмахерской жалобную книгу. Заведующий спрашивает его: «Что вам не нравится?» В ответ слышит раздраженное: «Все». «Может быть, вам страна не нравится, может быть, вам правительство не нравится?» - продолжает заведующий. И, услышав утвердительный ответ, спрашивает: «Так почему вы решили начать с нашей парикмахерской?»
Хочется спросить Министерство образования: «Так почему вы решили начать именно со школьных экзаменов?» Наши экзамены не так плохи хотя бы потому, что они органичны для нашей системы образования. Лучше бы их не трогать, а то получится как с водкой у Горбачева...
Кумиры и подражатели
В поисках гениев
По моему мнению, единый и в Англии не сахар. Он примитивизирует процесс обучения, делает его односторонним, заточенным исключительно на успешное написание итоговых тестов. Настоящей творческой педагогики в ведущих британских школах гораздо меньше, чем в лучших российских, и поэтому качество школьного образования у нас зачастую не ниже, а выше, чем в Британии.
В Британии, однако, «жертва» не напрасна. Там существует система, которая не сводится к написанию тестов и их оценке, и в этой системе у единого государственного экзамена есть свое место. Здесь школа вторична, а университет первичен. Ограничение свободы творчества в школе сделано ради достижения конечного результата.
О британском образовании можно писать бесконечно. Я бы обратил внимание только на три его черты, касающиеся обсуждаемого предмета.
ЕГЭ в Англии не более чем важный индикатор. Его результаты для университетов не догма, а руководство к действию. Университеты выбирают себе студентов по итогам собеседования с учетом результатов ЕГЭ, имея полную свободу выбора. Если Оксфордскому университету по итогам собеседования понравился выпускник с одним «А» (аналог нашего «отлично») и двумя «С» (аналог нашего «удовлетворительно»), потому что его сочли гением, то он будет принят вместо десяти отличников, получивших одни «А». ЕГЭ позволяет университетам легче ориентироваться и выбирать лучших.
С этой же целью в стране существует национальный рейтинг школ, ведение которого - одна из самых важных задач в сфере управления образованием. Судьба выпускника во многом зависит и от того, как он окончил школу, и от того, какую он окончил школу. Рейтинг школы такой же важный индикатор, как и результаты ЕГЭ. Поэтому, кстати, у школ имеется стимул бороться за место под солнцем. Чем выше место, тем больше средств.
Торопиться не надо!
У университетов есть время для того, чтобы определиться с выбором будущих студентов, поскольку школьники сдают ЕГЭ в два этапа: после двенадцатого и после тринадцатого классов (предпоследний и последний годы обучения). После получения результатов первого экзамена потенциальный абитуриент делает заявку на поступление в интересующие его вузы по определенной специальности (указывая до пяти позиций). Эта информация находится в открытом доступе для всех университетов. Специальные комиссии в них просматривают все заявки и приглашают тех, кто их заинтересовал, на собеседование. Причем могут пригласить и того, кто к ним заявку не подавал. По итогам собеседования может быть сделано предложение, как правило, условное. Если на выпускных экзаменах учащийся школы получил результат не меньше оговоренного в приглашении, он автоматически зачисляется в университет.
Важно то, что отбор абитуриентов в университет длится здесь практически непрерывно полтора года, и занимаются этим специальные команды профессионалов, работающих на постоянной основе. Это даже не наука, это - искусство. ЕГЭ - важная, но не единственная часть запутанной и сложной системы. Вне ее ЕГЭ является бесполезным усложнением процесса обучения.
О том, как организована в Англии сама сдача ЕГЭ, какие драконовские меры контроля установлены, не хочу даже писать. В России это не будет понято. Отмечу только, что в стране с населением в два с половиной раза меньше нашей, в которой ЕГЭ сдается десятки лет, на проверку работ уходит все лето, и результаты школьники узнают только в конце августа. При этом из года в год здесь растут нарекания по поводу качества проверки и объективности оценок.
Понятно, что «ускоренная возгонка» результатов ЕГЭ в России возможна только потому, что весь процесс проверки полностью профанирован. Мне он напоминает ситуацию, описанную в фантастическом романе Лао Шэ, слова которого вынесены в эпиграф к этой статье: «Тогда была проведена кардинальная реформа, согласно которой день поступления в школу считался одновременно днем окончания университета».