По мнению российских ученых, древняя народность вепсы уже через 20 лет может исчезнуть с этнической карты России. Сейчас насчитывается от 6 до 8 тысяч ее представителей. Большинство из них живет в районах Ленинградской области и на территории появившейся уже после развала СССР Вепсской национальной волости Республики Карелия. Там создан природный парк «Вепсский лес». Старые вепсские села сохранились и в Вологодской области. В одном из них – селе Пяжозеро Бабаевского района – побывал корреспондент «Аргументов неделi». Чтобы понять, справедливы ли те этнографы, которые называют вепсов «деградирующим этносом».
Озерный край
ПУТЬ от Москвы до Бабаевского района Вологодчины занял у нас часов десять. Ехали вдвоем с Александром Политковским на его известном в кругах любителей «джипперской» глухомани внедорожнике. Впрочем, необходимости в повышенной проходимости не возникало почти до самой речки Суды. Ее уже несколько лет назад облюбовали для ловли хариуса рыболовы-«нахлыстовики».
Северо-запад Вологодской области – воистину край рек, озер и дремучих лесов, в которых неожиданными островками открываются населенные пункты. Село здесь – понятие обобщающее: одним названием объединяются небольшие (иногда всего в 3–4 двора) деревеньки. А Суду образуют две реки – Ножема и Пяжелка. «Ма» по-вепсски означает «земля». Так что перевести название «Ножема» можно поэтично – «нож, разрезающий землю».
В Пяжозеро мы едем с утра, переночевав на берегу Суды. За мостом через реку – большое русское село Пяжелка. Здесь время будто бы делает петлю. С одной стороны – чашки спутниковых антенн на крышах домов. С другой – деревянные мостки на берегу, где женщины, как встарь, отбивают валками и полощут в речной воде белье.
По лесной дороге доезжаем до Пяжозера. Я отправляюсь к ближайшему дому – знакомиться с местными жителями.
Эта часть Пяжозера – деревня Красная Гора. Место действительно красивое. Несмотря на дождливую погоду, вокруг чисто, небогато, но аккуратно. Не подмосковный коттеджный поселок, но и не «депрессивная русская деревня», какие часто встречаются в разных регионах страны. Дома деревянные, с небольшими окнами, некоторые слегка покосились от старости, но многие окрашены в яркие цвета. На улицах нет мусора. Выпасы у деревни огорожены изгородями оригинальной конструкции – что-то среднее между плетнем и частоколом. Такие ограждения нам попадались и в лесу – скотину утром выгоняют на «главную» улицу, по которой она уходит пастись на лугах и лесных полянах, а вечером самостоятельно возвращается домой. Изгороди каждый год перемещают – чтобы выпасы восстанавливались.
Правила старожилов
НА МОЙ оклик и лай дворового пса выглянула в окошко старушка лет семидесяти в головном платке. Знаю по опыту, что в каждой деревне всегда найдется человек, увлеченный местной историей и традициями. Найди такого – и станет ясно, чем дышит это место, о чем и с кем из жителей нужно говорить.
– Здравствуйте, – кричу бабушке, – я журналист из Москвы, кого посоветуете расспросить, как теперь вепсы живут?
– А это к Михаилу Григорьевичу. Он здесь всю жизнь по культурной части…
Михаил Григорьевич Тришкин оказался рослым стариком на костылях в молодежной майке-безрукавке и спортивных брюках. В доме его сестра Мария Григорьевна угощает меня чаем и домашним творогом.
– Пяжозерские вепсы поддерживают связь с карельскими?
– С 1988-го ежегодно Общество вепсской культуры проводит фестиваль «Древо жизни». То в Карелии, то у нас. Сделали из вепсов диковину. Не признаю этого праздника. Я по-русски-то хорошо говорю? – спрашивает Тришкин. Действительно, говор у него интересный, с легким прибалтийским акцентом. Вепсский язык на слух – смесь финского с эстонским.
– Хорошо, – соглашаюсь. – А люди здесь между собой на вепсском говорят?
– Говорят еще…
Михаил Тришкин всю жизнь прожил в Пяжозере, хотя бывал и за границей. Работал в сельсовете, был библиотекарем. И собирал экспонаты для этномузея. Часть из них уже два года участвует в выставках, которые проводит Общество вепсской культуры в Карелии, Финляндии…
Он оказывается кладезем информации о Пяжозере. История села довольно типичная. Были два колхоза. Выращивали зерновые, лен, коноплю, занимались животноводством. Остался леспромхоз, но он в основном отдает – продает частным предпринимателям делянки под вырубку. И как правило, не местным. А те предпочитают нанимать украинских гастарбайтеров, которым можно меньше платить, а то и просто «кинуть». Кто уезжает отсюда учиться – обратно не возвращаются. Дома продают, появилось много дачников из Череповца. Несколько раз в неделю приезжает автолавка – своего магазина нет. Мобильной связи – тоже. Проводная, проложенная через лес, работает только в сухую погоду – телефонные столбы прогнили.
– А если нужно к врачу? Как добираться, только самому, на машине?
– У кого она есть. А если нет – так помирай.
– Но народ, наверное, друг другу помогает?
– Да, люди друг друга поддерживают.
«Жить можно»
ПО СТАТИСТИКЕ Тришкина, коренных жителей осталось в пяжозерских деревнях 75 человек, более половины – пенсионеры. Но есть и молодые семьи с детьми. Например, Николай и Ольга, во двор к которым я зашел. У них две маленьких дочери. Ребята рассказывают:
– Деревня умирает. Молодых совсем мало осталось, всего несколько семей. Своей школы нет, дети ездят в Пяжелку на школьном автобусе. Но школу и там собираются закрывать – учителя уже все пожилые.
– За счет чего вы здесь живете? Где-то работаете или только свое хозяйство кормит?
– Регулярной работы почти нет. Подрабатываем на лесозаготовках. Продаем клюкву, чернику, мясо, молоко.
– А какие-то льготы как представителям малого народа вам предоставляются?
– Нет. До прошлого года мы даже не были в списке малых народов Вологодской области.
– Дети говорят на вепсском?
– Немного, но в школе все равно забудут.
Предстоящий фестиваль «Древо жизни» энтузиазма ни у кого не вызывает:
– Лучше бы на дорогу деньги выделили и на связь вместо этого праздника.
Советские времена здесь вспоминают без ностальгии.
Местный житель Сергей Кононов рассказывает, что при колхозах было хуже – работали за «палочки», зарплата у механизатора была всего 60–70 советских рублей. Новую технику не покупали. Теперь, по крайней мере, люди на себя работают.
Уже вечером за ужином Сергей признал:
– Если честно, жить здесь можно хорошо – если работать. Но ведь пьют мужики. Я сам давно бросил. У меня в хозяйстве 3 коровы и 9 телят, кроликов без счету. Продаем мясо и молоко в Пяжелке – людям и в детский сад, есть постоянные клиенты. Арендую делянки под вырубку, собираю бригаду из наших – и валим лес. Если б я пить бросил года на два раньше – так развернулся бы… Есть у нас примеры – люди вовремя занялись лесом и живут богато. А то, что в деревне работы нет, – не совсем так. На одной ягоде можно тысяч триста заработать – если в сезон каждый день в лес ходить, как на работу.
– Значит, сыновьям твоим, когда вырастут, будет чем заняться здесь, в Пяжозере?
– Вообще-то, – сказал Сергей, – я бы хотел, чтобы они в военное училище пошли. Что им тут…
Игорь УКРАИНЦЕВ, фото автора
Вепсский треугольник
«ВОЗРАСТ» вепсского народа – от 1500 до 2000 лет. За сложность и полноту словаря лингвисты называют вепсский язык «финно-прибалтийским санскритом». В дореволюционных официальных документах вепсов чаще называли «чухонцами», и ни о каком национальном самоопределении речи, конечно, не шло. Поздний расцвет народа пришелся на 30-е годы прошлого века. Тогда появилась вепсская письменность, в местных школах национальный язык преподавался наравне с русским, и в России была зарегистрирована самая высокая численность представителей этого народа – более 30 000 человек. Но с 1937 г. ситуация изменилась: преподавать язык запретили, все книги, написанные на нем, уничтожили. Возможно, «виноваты» были зажиточность вепсов и нежелание идти в колхоз – они сплошь попали под раскулачивание. Например, из каждого двора только Пяжозера были репрессированы по 2–3 человека.Кроме того, северные вепсы оказались разделены изменением границы Ленинградской области. В Вологодскую же отдали Шимозерский куст вепсских поселений. Но они были признаны «бесперспективными», и с 1953 г. по 1958 г. из Вологодской области выселили около 6 тыс. человек. Куй, Пондала и Пяжозеро, всего около 500 жителей, – все, кто остался сегодня. Тогдашние жители этих сел отказались уезжать с родной земли в неизвестность и были слишком упрямы даже для советской власти. Впрочем, та в долгу не оставалась: с репрессивного 1937-го до начала перестройки вологодских вепсов стараются лишить национальной самоидентификации. В паспорте и официальной статистике их писали «русскими», в школах детям запрещали говорить по-вепсски. Впрочем и внешне отличить вепсов от русских можно разве что по бледно-голубым глазам, из-за которых в старину их считали колдунами.
Выпуск полосы осуществлен при финансовой поддержке Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям