Не исключено, что в следующем месяце вновь всколыхнется тема польско-российской исторической памяти. Анджей Вайда, живая легенда европейского кино, закончил работу над фильмом о катынской трагедии. Фильм выходит в прокат 20 сентября. Любая работа Вайды обязательно вызывает всеобщий интерес, а тема Катыни неизбежно предполагает политический подтекст.
Катынский крест
НЕ БУДЕМ подозревать Вайду в чем-то недобром. Он постоянно подчеркивает: «Фильм ни в коей мере не направлен против России: картина о том, как совершалось преступление Сталина». Повторяет: «Я очень хочу, чтобы фильм был показан у вас». Почему взялся за эту работу? У Вайды есть фильмы о Варшавском восстании, о 1939 г., о восстании в варшавском гетто. «Не может быть, чтобы Катынь не нашла отражения в художественном сознании, – убежден он. – Уверяю, эта тема не кончится одним фильмом. Пожалуй, он только откроет ее».
В Катыни погиб отец Анджея Вайды. Катынь коснулась и семьи Кшиштофа Пендерецкого, чья музыка звучит в фильме, – там расстрелян его дядя. Но «автобиографичности» режиссер избегал. В ленте – пять новелл, пять сюжетных линий, которые пересекаются. В основе каждой – подлинная история. Большая часть действия происходит в 1945 г., когда одни возвращаются, а другие – нет…
Готовясь к работе, Вайда изучал документы о Катынском деле – переданные Россией документы сталинского Политбюро, на основании которых принималось решение о расстрелах, обрывки дневников, найденные при эксгумации останков, воспоминания жен расстрелянных офицеров. От идеи сугубо документального фильма режиссер отказался: зрителю, польскому обществу необходимо художественное осмысление – не искажающее исторической правды.
«Моя задача – рассказать правду. Есть явления, мрачно знаковые для ХХ в., – говорит Вайда. – Их нужно осмыслить и прочувствовать, чтобы не было спекуляций. Это относится не только к Катыни».
Негасимые звезды
ТРУДНО не согласиться. Но кроме польских могил в России, есть наши могилы в Польше. «Наши» – не обязательно российские. Был Советский Союз, были советско-польские отношения, очень непростые, нередко драматичные. Но все в прошлом.
Но так ли это?
У меня в руках «Каталог захоронений советских воинов, военнопленных и гражданских лиц, погибших в годы Второй мировой войны и погребенных на территории Республики Польша». Он открывается картой: вся Польша покрыта густой сетью красных звездочек – места советских захоронений. За освобождение Польши отдали жизнь более 600 тыс. советских воинов, еще столько же наших соотечественников замучено здесь в концлагерях и на принудительных работах. Такова история, которую не переиграть в угоду политической конъюнктуре: она написана кровью.
СПРАВКА «АН»
СЕГОДНЯ в Польше – около 700 мемориальных кладбищ. Общая территория 180 га – 70% от площади всех воинских захоронений в стране. Уходом за ними в соответствии с российско-польским соглашением занимается Совет по охране памятников борьбы и мученичества.Секретарь Совета по охране памятников борьбы и мученичества Анджей Пшевозьник: «Ремонт кладбищ, поисковая работа и идентификация останков – наша обязанность; решения о том, какого именно рода работы нужно провести в том или ином регионе, по нашей рекомендации принимают местные власти, а мы финансируем работы». Пшевозьник полагает, что в польском обществе уже не актуальна дискуссия о сносе памятников, которая была острой в начале 90-х: «Тогда действительно были демонтированы или даже разрушены многие памятники советского времени, но, как правило, поздние, символизирующие советское присутствие на нашей территории. Солдатских мемориалов не касались даже тогда».
Профессор Варшавского института политических исследований Анджей Пачковский считает, что у большей части поляков советские войска главным образом ассоциируются с освобождением их страны от фашизма, и благодарность сильнее политической конъюнктуры. Благодарность эта, увы, омрачена объяснимой досадой на долгое вооруженное присутствие в период Варшавского договора.
«Есть и еще одно немаловажное обстоятельство, – продолжает Пачковский. – Во все времена в Польше было много людей, симпатизирующих русской культуре, при этом не ассоциирующих ее с коммунистическим режимом».
Стремление ликвидировать памятники режиму, воцарившемуся в послевоенное время, вполне объяснимо. Избавление от них в эпоху «Солидарности» казалось синонимом обретения внутренней свободы. Казалось. Но и этот пафос угасает. Как показывают последние соцопросы, более 65% поляков против сноса памятников, созданных в советское время. «Знаете, все больше людей начинает относиться к ним как факту истории, как к напоминанию. И мы все реже слышим от общественных деятелей и политиков требования «убрать-перенести», – говорит главный реставратор памятников Варшавы Эва Неканда Трепка.
Пепел Освенцима
С СОЛДАТСКИМИ могилами проще – здесь кроме моральных норм существуют юридические акты, однозначные правовые оценки. Но жертвы Второй мировой – не только солдаты, не только погибавшее от лишений и бомбежек мирное население. Здесь, в Польше, почти 70 лет назад эта война началась – и давние исторические обстоятельства аукаются до сих пор. И живым, и мертвым.
…На трассе, идущей по живописной холмистой местности, – указатель «Освенцим». Маленький городок, такой же зеленый, как и соседний, с лирическим названием «Бжезинка» – Березка. Это территория лагеря смерти «Аушвитц-Биркенау», где погибли 1,5 млн. человек. В бараках – экспозиции, посвященные узникам разных стран. Советский, ныне российский барак – закрыт. Его экспозиция вот уже несколько лет как демонтирована.
Директор мемориала Петр Цивиньский: «Эта экспозиция исторически не верна. Дело в том, что на карте Европы, находившейся в советском павильоне и показывавшей, откуда в Освенцим шли транспорты с заключенными, Польши как будто нет – потому посетителю совершенно непонятно, о ком идет речь. А надписи гласят, что в концлагерь шли эшелоны с советских территорий. Но эти территории стали советскими только в 1939 г., тогда же Западная Польша стала немецкой. Все это нуждается в четком разъяснении». (Речь – о пакте Молотова–Риббентропа, ликвидировавшем Польшу как государство.) «Мы не можем открыть советскую экспозицию без согласования с российской стороной, – рассказывает Цивиньский. – Но вот уже несколько лет визит комиссии Министерства культуры РФ откладывается». (Эту информацию мне подтвердили в Посольстве РФ в Варшаве.) «Для дирекции мемориала и его Международного совета, – говорит Цивиньский, – непреложно следующее: Мы считаем необходимым, чтобы появились комментарии о 1939 г. и «советских гражданах», которые на самом деле польские».
Но во время войны в Освенцим прибывали обреченные с бывших польских территорий, по пакту ставших советскими. И с исконно российских территорий тоже. Потому надписи о «советском гражданстве» вполне корректны. Что, разумеется, не исключает необходимости комментариев о пакте. Прощаясь, Цивиньский политкорректно резюмирует: «Мы надеемся, что диалог все же состоится. С российскими историками у нас практически нет разногласий».
С российскими историками разногласия все-таки есть, причем не столько сугубо научные, сколько нравственные. Вот позиция одного из крупнейших специалистов по советско-польским отношениям первой половины ХХ в., доктора исторических наук Сергея Полторака: «Принципиальный профессиональный формализм одних ничем не лучше равнодушия других. Было бы гораздо гуманнее и правильнее отрешиться от формальностей и перестать делить жертвы на своих и чужих». Петербургский музей политической истории России тесно сотрудничает с Польшей: его филиалами являются мемориалы в Катыни под Смоленском и Медном под Тверью, где захоронены останки тысяч польских офицеров, расстрелянных по приказу Сталина в 1940-м. Директор музея Евгений Артемов: «Нет сомнения, комментарии к экспозиции, связанные с 1939 г. в Освенциме, нужны. Но нет сомнения и в том, что необходимо найти компромисс, открыть павильон. Я не верю, что невозможен хотя бы «промежуточный» выход из ситуации. Невыносимо, когда заложницей ситуации становится сама память о трагедии».
Пепел Клааса не более жгуч, чем пепел Освенцима.
Юлия КАНТОР,
Варшава – Краков – Санкт-Петербург
ПРЯМАЯ РЕЧЬ
«У НАС огромной любовью пользовались музыканты из СССР, режиссеры, писатели, – размышляет известный композитор Кшиштоф Пендерецкий. – И теперь российские деятели культуры желанны в Польше. Но рынок диктует свои условия: к нам стали ездить меньше, поскольку более платежеспособна Западная Европа. А «братский обмен» нынче не очень популярен». Кстати, по данным влиятельного польского еженедельника «Политика», самым популярным зарубежным писателем поляки считают Булгакова.