Мы продолжаем публиковать воспоминания о видном государственном деятеле СССР Михаиле Васильевиче ЗИМЯНИНЕ (начало). О том, какими неоднозначными и трудными были годы послевоенного восстановления нашей страны, кто и как на самом деле управлял огромной державой, рассказывает его сын Владимир Зимянин. Сегодня мы публикуем вторую часть, в которой повествуется о дипломатической работе Михаила Зимянина.
- Отца ознакомили с запиской Берии в Президиум ЦК КПСС от 8 июня 1953 года с предложением выдвинуть на пост первого секретаря ЦК Компартии республики «т. Зимянина М.В. – белоруса по национальности, бывшего второго секретаря ЦК КП Белоруссии, недавно переведённого на работу в Министерство иностранных дел СССР в качестве начальника отдела».
25 июня 1953 года в Минске М.В. Зимянин выступил перед участниками Пленума ЦК Компартии Белоруссии. Впервые за всю историю своих пленумов и съездов белорусские коммунисты с удивлением слушали директивный доклад на родном языке.
В итоге двухдневных прений все положения основного доклада получили единодушную поддержку, а кадровая рекомендация ЦК КПСС, означавшая замену русского Н.С. Патоличева белорусом М.В. Зимяниным на посту Первого секретаря ЦК Компартии Белоруссии, была столь же дружно одобрена.
Вечером 26 июня Зимянину позвонил Г.М. Маленков. Поинтересовавшись, как проходит Пленум, он вдруг спросил: «А может быть, оставить Патоличева в Белоруссии? Не трогать его? Что вы думаете?»
– Раз есть у вас такое предложение, перечить не буду, – просто ответил Зимянин и неожиданно для себя добавил: – Сами знаете, я сюда не рвался.
О дальнейших событиях Михаил Васильевич рассказывал следующее:
«Возвращаюсь в зал заседаний, выхожу на трибуну: «Товарищи! Звонили из Москвы…»
Мне и невдомёк было знать, что в этот день – 26 июня – арестовали Берию. Об этом Хрущёв уже сообщил Патоличеву, а тот, естественно, никому ни слова. Не зная всей подоплёки, продолжаю: «В Москве есть мнение: с учётом хода Пленума оставить товарища Патоличева на посту Первого секретаря. Давайте решим».
До этого обсуждение шло достаточно оживлённо: звучали выступления и с критикой, и с добрыми словами. Теперь же итоги дебатов были фактически предрешены. Проголосовали, естественно, за то, чтобы «просить Президиум ЦК КПСС пересмотреть постановление ЦК КПСС от 12 июня с.г. в отношении тов. Патоличева Николая Семёновича и оставить его Первым секретарём ЦК КПБ».
Объявили перерыв. Я позвонил Маленкову. «Хорошо, – сказал тот. – Позднее мы вас информируем о нашем решении».
Доложил участникам о том, что Кремль дал добро и передал председательство на Пленуме Патоличеву, а тот сразу на трибуну выступать: «Товарищи, ЦК поддерживает наше решение! У ЦК также есть мнение о назначении товарища Зимянина председателем Совета министров БССР. Нет возражений? Нет!»
Поздно вечером захожу к Патоличеву. Поздравил его, а потом спрашиваю: «Будьте добры, скажите, говорили ли вы с Хрущёвым? Что означают подобные повороты?»
– А разве ты не знаешь? Берия арестован. В этом весь вопрос!
– Николай Семёнович, будем считать наш разговор законченным. Желаю вам успехов, а сам я, с вашего разрешения, завтра уезжаю в Москву. Надеюсь, что здесь я с вами больше не встречусь.
В секретариате Н.С. Хрущёва попросил меня принять. Через три дня он меня принял: «Это ещё что такое? Почему тут появился?»
– Так уж получилось. Не складывается…
– Вы очень легкомысленно относитесь к решениям ЦК: то туда, то сюда!
– Никита Сергеевич, а вы меня спрашивали, когда направляли туда, а потом отменяли своё решение? Поинтересовались, согласен ли я работать Предсовмина Белоруссии? Прошу доложить Центральному Комитету о моей просьбе разрешить мне вернуться в Москву.
Через два дня вызвали на заседание Президиума ЦК – Маленков, Хрущёв, Молотов, Ворошилов…
– Товарищ Зимянин, мы считаем, что вы честно выполнили решение ЦК по Белоруссии, – сказал В.М. Молотов. – К вам претензий нет. И всё-таки, почему вы хотите оттуда уехать?
Я постарался не вдаваться в подробности.
– Видите ли, товарищ Молотов, обстановка складывается так, что мы с Патоличевым будем напоминать двух медведей в одной берлоге. Прошу избавить меня от этого.
– А вы, собственно, чего хотите? – прозвучал после короткой паузы вопрос.
– Здесь присутствует Вячеслав Михайлович… Если не будет возражений, хотел бы работать в МИДе.
Неожиданно меня поддержал Н.С. Хрущёв.
– А действительно… Вячеслав Михайлович, как вы смотрите на это предложение?
– Пожалуйста, хоть завтра, – ответил Молотов. – Он для нашей компании подходит. Пусть возвращается».
В.М. Молотов поддержал Зимянина, упомянув его как «хорошего товарища» на июльском Пленуме ЦК КПСС, участники которого в течение шести дней осуждали «преступные антипартийные и антигосударственные действия Берии и его приспешников».
А ведь к таким приспешникам мог быть причислен и М.В. Зимянин. Н.С. Хрущёв в своих «Воспоминаниях», изданных впервые на Западе в начале 1970-х годов, уверял, что линия на выдвижение национальных кадров в руководстве союзных республик «всегда была налицо в партии. Но он (Берия. – Прим. В.З.) поставил этот вопрос под резким углом антирусской направленности в выращивании, выдвижении и подборе кадров. Он хотел сплотить националов и объединить их против русских. Всегда все враги Коммунистической партии рассчитывали на межнациональную борьбу, и Берия тоже начал с этого…»
Н.С. Хрущёв в Чехословакии, осень 1964 г.
Смертельно опасное испытание выпало тогда на долю Михаила Васильевича Зимянина. Угодил он, сам того не желая, в жернова большой политики, коварной и безжалостной. Но устоял, не поступился ни честью, ни достоинством и, как покажут все последующие прожитые им годы, сохранил своё доброе имя.
То, что произошло с ним в 53‑м, он во многом объяснял ненавистью Хрущёва к П.К. Пономаренко и его окружению.
М.В. Зимянин к В.М. Молотову сохранил благодарно-уважительное отношение. Летом 1956 года, когда Молотова снимали с должности министра иностранных дел, Зимянина как заведующего отделом и члена Коллегии МИДа вызвали на заседание московского партийного актива, с расчётом на то, что он выступит с осуждением политических ошибок своего бывшего руководителя. Михаил Васильевич ограничился критикой позиции Молотова по югославскому вопросу.
Выступление М.В. Зимянина вызвало раздражение у руководителя московской партийной организации Екатерины Алексеевны Фурцевой: «Могли бы и больше сказать!»
В жизни Михаила Васильевича Зимянина наступил «дипломатический период». Он вернулся в 4-й Европейский отдел, руководство которым после его отъезда в Минск было поручено Ю.В. Андропову.
Они знали друг друга с довоенной поры. Оба работали в комсомоле, возглавляли молодёжные организации Белоруссии и Карело-Финской ССР. В войну встречались в Москве в Центральном штабе партизанского движения. До 1953 года состояли в высшем партийном руководстве своих республик. Почти одновременно «погорельцами», как шутил Михаил Васильевич, пришли к Молотову в МИД. Зимянину доводилось слышать о том, что Андропову, едва ли не единственному из руководителей Карелии, чудом удалось избежать ареста в связи с «ленинградским делом». Оценивая деликатность Юрия Владимировича, не докучавшего расспросами о минской поездке, Зимянин также избегал вопросов о карельском периоде жизни Андропова. Хотя у него вызывало недоумение отсутствие боевых наград у человека вроде бы с партизанским прошлым, который как-то обмолвился, что занимался подготовкой и заброской диверсионных групп за линию фронта.
С большим трудом Михаилу Васильевичу удалось добиться издания труда Пономаренко ограниченным тиражом с грифом «Для служебного пользования».Он успел вручить книгу автору, и это скрасило последние дни жизни Пантелеймона Кондратьевича.
А тогда, в сентябре 1953 года, передавая дела Зимянину, Андропов не скрывал облегчения: «Миша, это не отдел, а сумасшедший дом. Ни сна, ни покоя!»
Работали в МИДе помногу и подолгу, нередко заканчивая далеко за полночь. Оперативный отдел, к руководству которым приступил М.В. Зимянин, занимался проблемами отношений Советского Союза с восемью социалистическими европейскими странами и Грецией.
Изменения во внутриполитической жизни Советской страны после кончины И.В. Сталина неизбежно влекли за собой определённый пересмотр внешнеполитического курса. Советские дипломаты упорно искали развязки конфликтных ситуаций, порождённых холодной войной, в отношениях с капиталистическими странами, участвовали в разработке новой внешнеполитической стратегии, которая в середине 1950-х годов получит своё выражение в «принципах мирного сосуществования». Не менее напряжённо и кропотливо велась работа по налаживанию политического, экономического, военного сотрудничества с теми европейскими и азиатскими государствами, в которых победили народно-демократические революции. С укреплением военного механизма Варшавского договора и совершенствованием Совета экономической взаимопомощи формировалось новое геополитическое образование – мировая социалистическая система.
Зимянин знал, что Андропова решено направить советником в посольство СССР в Венгрии с прицелом на более высокую должность. Жаль было расставаться. Напряжённая, практически без выходных, работа в отделе сблизила их. Они понимали друг друга с полуслова. Умный, воспитанный, внешне всегда доброжелательный – таким запомнился Михаилу Васильевичу Юрий Владимирович.
Андропов уехал в Венгрию советником и уже через год возглавил советское посольство в Будапеште.
А Хрущёв продолжал сводить счёты с Пономаренко. На очередном партийном съезде Пантелеймона Кондратьевича вывели из состава кандидатов в члены Президиума ЦК и отправили послом сначала в Польшу, а затем в Индию. Зимянина в 1956 году «разжаловали» из членов ЦК в члены Ревизионной комиссии и услали подальше от Москвы послом в Демократическую Республику Вьетнам, только что с победой вышедшую из войны с французскими колонизаторами.
Вскоре после приезда в Ханой советский посол на основе информации, собранной дипломатами посольства и полученной по каналам военной и политической разведок, подготовил и направил в Москву шифротелеграмму. В ней сообщалось о том, что в результате деятельности направленных из Китая советников и находившихся под их влиянием некоторых членов вьетнамского руководства страна находится на грани гражданской войны. Кампания по «упорядочению» состава правящей Партии трудящихся Вьетнама и ускоренно проводимая по китайским рецептам аграрная реформа привели к массовым репрессиям. В тюрьмах и лагерях оказались десятки тысяч «направленных на перевоспитание» вьетнамцев, среди которых было немало коммунистов.
Прочитав подготовленную Зимяниным телеграмму, Хрущёв пришёл в ярость: «Что за ерунду пишет этот мальчишка?!» Находившемуся с официальным визитом в Индии А.И. Микояну было дано указание посетить Ханой и разобраться в ситуации на месте.
Микоян прилетел во Вьетнам. Как вспоминал М.В. Зимянин, «был спор, даже ругань», но послу удалось доказать свою правоту в оценке ситуации. После переговоров с А.И. Микояном Председатель Компартии ДРВ Хо Ши Мин, по выражению Зимянина, «заблокированный реформаторами», настоял на прибытии в Ханой одного из китайских лидеров, члена Политбюро ЦК Компартии Китая Чень Юня, ведавшего экономическими вопросами. В результате двухдневных дискуссий с участием советских представителей была достигнута договорённость об отзыве китайских инструкторов.На срочно созванном пленуме был избран новый Генеральный секретарь Партии трудящихся Вьетнама Ле Зуан, до этого работавший в подполье в Южном Вьетнаме. Аграрную реформу приостановили до «ликвидации перегибов». Были прекращены репрессии, затронувшие каждого второго коммуниста. Освобождены из заключения безвинно осуждённые.
Хо Ши Мин высоко оценил поддержку советской стороны в сложной для него ситуации. К послу он относился с особым расположением, часто приглашал в свою резиденцию, советовался, откровенно говорил о наболевшем, вспоминал о своей работе в Коминтерне. Зимянин испытывал к Хо Ши Мину огромное уважение, почитая его как одного из самых выдающихся политических деятелей современности. Чем-то они даже были похожи внешне: оба малорослые, худощавые, подтянутые, приветливые.
Через многие годы вьетнамские друзья отметят с Михаилом Васильевичем его 70-летие, наградив Золотым орденом Хо Ши Мина за особые заслуги в деле укрепления советско-вьетнамской дружбы.
Хрущёв был чрезвычайно обрадован тем, что советским дипломатам удалось помочь вьетнамцам в преодолении тяжёлого политического кризиса. Авторитет и влияние СССР возросли не только во Вьетнаме, но и во всём регионе Юго-Восточной Азии.
После вьетнамского эпизода Хрущёв изменил отношение к Зимянину. По возвращении в Москву в 1958 году Михаил Васильевич был назначен заведующим Дальневосточным отделом МИДа и вновь введён в Коллегию министерства.
Зимянин сопровождал Хрущёва в поездке в Китай в 1959 году. Переговоры с Мао Цзэдуном и другими пекинскими лидерами Никита Сергеевич оценивал как «дружеские, но безрезультатные». Работой Зимянина он остался доволен.
Место посла в Чехословакии считалось в МИДе одним из наиболее престижных, благодаря особому характеру советско-чехословацких связей как по государственной, так и по партийной линии. К началу 1960-х годов руководители Советского Союза рассматривали Чехословакию как наиболее верного и надёжного союзника. «С Советским Союзом – на вечные времена!» Эти слова Клемента Готвальда, первого коммунистического президента страны, стали главным лозунгом, надолго определившим её политический курс.
По планам Хрущёва, на пост посла в Праге, который прежде занимали такие профессиональные дипломаты, как В.А. Зорин и Н.П. Фирюбин, следовало подобрать крупного партийного работника, желательно с опытом дипломатической деятельности. Эту идею поддержали министр иностранных дел А.А. Громыко и заведующий отделом ЦК КПСС по связям с коммунистическими и рабочими партиями социалистических стран Ю.В. Андропов, занявший этот пост после венгерских событий 1956 года. По их рекомендации, одобренной Хрущёвым, Чрезвычайным и Полномочным Послом СССР в Чехословакии был назначен в феврале 1960 года Михаил Васильевич Зимянин.
Он провёл в Праге пять лет. С самого начала установил добрые отношения с президентом страны Антонином Новотным, с министром иностранных дел Вацлавом Давидом. Часто бывал в Братиславе, где обязательно встречался с Александром Степановичем, или Сашей, как любил называть себя в кругу русских друзей первый секретарь компартии Словакии Александр Дубчек.
Дубчек, который провёл детские и юношеские годы в Советском Союзе, в совершенстве владел русским языком и в беседах с Михаилом Васильевичем обходился без переводчика. А беседы эти зачастую носили весьма доверительный характер. Дубчек не скрывал своей неприязни к Новотному, воплощавшему, по его мнению, наихудшие черты партийного функционера.
Зимянин знал, что президент платил Дубчеку той же монетой, считая словацкого лидера выскочкой, карьеристом, незаслуженно пользующимся расположением Кремля.
До поры до времени послу удавалось смягчать напряжённость в отношениях между Новотным и Дубчеком. Зимянину приходилось часто защищать Дубчека от незаслуженных обвинений и надуманных претензий со стороны президента и его ближайшего окружения. Естественно, он регулярно информировал Москву обо всех перипетиях внешне благополучной политической жизни Чехословакии, о её экономическом развитии, социальных проблемах и, не в последнюю очередь, о скрытом, но жёстком противостоянии «просоветской» и «прозападной» группировок в высшем партийном и государственном руководстве.
Чехословацкая компартия, её лидеры, докладывал в Москву Зимянин, всё больше отгораживаются от реальной жизни и, следовательно, от народных масс. Чрезмерно бюрократизирован административный аппарат, что вызывает всеобщее недовольство. В стране с развитой промышленностью явно недооценивается научно-технический прогресс. Налицо серьёзные трения в политических отношениях между чехами и словаками. Антонин Новотный, по мнению Зимянина, «человек политически честный, но недостаточно подготовленный и дальновидный», не желает замечать им же допущенные просчёты и ошибки, а иногда даже усугубляет их непродуманными административно-командными мерами.
Покидая Прагу в 1965 году, Зимянин поделился своими тревогами со сменявшим его на посту посла С.В. Червоненко: «Обстановка ухудшается!»
Антонин Новотный явно проигрывал сражение с усиливавшейся в партии оппозицией прозападного мелкобуржуазного толка. Неожиданную для него отставку Н.С. Хрущёва в октябре 1964 года, которого искренне считал своим близким другом, Новотный воспринял как личное оскорбление, поскольку Хрущёв был отстранён от власти через считаные дни после официального визита в Чехословакию.
В ходе первой же встречи в Москве с новыми советскими руководителями Л.И. Брежневым и А.Н. Косыгиным Новотный обвинил Зимянина в утаивании важной информации из Москвы и одновременно выразил сомнение в объективности передаваемых советским послом сообщений.
В такой довольно напряжённой ситуации Л.И. Брежнев, будучи человеком азартным, решил рискнуть. Когда все аргументы в защиту советского посла в Праге, казалось, были исчерпаны, Брежнев прибег к довольно рискованному средству. «Пожалуйста, не горячитесь, товарищ Новотный, – миролюбиво сказал он. – Если вы хотите, мы покажем вам все шифротелеграммы Зимянина». Новотный смущённо отказался.
Здесь, по-видимому, уместно напомнить о том, что зашифрованные телеграммы из посольств, содержащие, как правило, важнейшую и срочную информацию, всегда были и, думается, ещё долго будут наиболее секретными и потому весьма тщательно оберегаемыми дипломатическими государственными документами.