В последнее двадцатилетие средний класс многие политологи, аналитики, публицисты рассматривали как единственную панацею для дальнейшего стабильного и успешного развития общества. Его появление либеральные реформаторы ожидали с не меньшим энтузиазмом, чем древние славяне в пьесе А.Н. Островского «Снегурочка» выкликали весну. Сейчас официально считается, что средний класс в России составляет около 20%.
Но что такое средний класс по-российски? Каковы его главные признаки и типологические черты? Средний класс как явление и социальная страта уже сущее в российской действительности или всё ещё должное? С этих вопросов началась беседа нашего корреспондента Ирины Богдановой с петербургским писателем и аналитиком Андреем СТОЛЯРОВЫМ.
- Средний класс в современном российском обществе выделить очень трудно. Не существует критерия, который мог бы ограничить его со всех сторон. Если в качестве такового мы возьмём экономические показатели, доход например, мы получим одну группу людей. Причём в зависимости от выбранного дохода цифры тоже будут разниться. Может оказаться и 10, и 40%. Если мы в качестве критерия возьмём идентификацию (как россияне сами определяют себя), то получим совершенно другую группу людей. Кстати, согласно опросам, к среднему классу относят себя почти 80% россиян.
– Ну это как раз понятно. Никто не хочет признаться, что он неуспешный и посему, следуя неумолимой современной логике, бедный.
– Если же мы посмотрим на социальный состав, то увидим, что к среднему классу относятся и чиновники, у которых одни интересы, и представители бизнеса, у которых интересы абсолютно иные, и люди «интеллигентных профессий»: врачи, учёные, инженеры, учителя, деятели культуры в традиционном понимании со своими третьими интересами. А недавно сюда же начали причислять военных, вообще – представителей силовых структур. И всё это называется «средний класс».
– Однако в западных странах уверенно – и давно – говорят о своём среднем классе. Более того, именно он является основой стабильности и дальнейшего развития. Мы что, как всегда отстаём? Или и здесь проявляется сугубо национальная специфика?
– На Западе эта общность гораздо более целостна. Ну, например, западный средний класс, как правило, владеет распределённой собственностью – акциями различных фирм. А это порождает общность политических и экономических интересов, прежде всего – стабильность, которая гарантирует ощутимый ежегодный доход. У нас, как известно, такой формы собственности практически нет, и потому интересы различных групп, входящих в среднюю страту, могут быть диаметрально противоположными.
– Так чего же хочет российский средний класс?
– Можно вспомнить высказывание не слишком популярных сейчас Маркса и Энгельса о том, что буржуазия сыграла в истории чрезвычайно революционную роль. «Буржуазия» – тогдашнее название среднего класса. И это действительно так. Драйвером всех революций Нового времени был именно средний класс. Причём он боролся не только за политические права, но и за то, чтобы был отменён обременительный для ведения бизнеса сословный налог. Это когда предприниматель или банкир был вынужден брать в правление фирмы аристократа с длинной фамилией, без чего деятельностная активность была невозможна. Как только сословный налог исчез, революционный потенциал среднего класса оказался исчерпанным. Теперь на Западе он действительно является гарантом стабильности.
– А в России, разумеется, всё совершенно иначе…
– Политические права у российского среднего класса вроде бы есть – они во многом декоративны и тем не менее зафиксированы законом, а вот сословный налог наш бизнес (то есть активное ядро среднего класса) выплачивает до сих пор. В России практически каждый предприниматель должен быть аффилирован с местной властью, с чиновниками, с представителями государства в социальной среде. Иначе его просто съедят. И ничего не меняется от того, что этот сословный налог сейчас квалифицируется как коррупция. Он всё равно существует, и современный российский бизнес вынужден влачить это ярмо. А это, в свою очередь, свидетельствует о том, что для российского среднего класса стандартный революционный процесс не завершён, экономическая свобода не обретена, продолжение следует…
– Да, неслучайно, видимо, и в протестную зиму 2011–2012 годов на митинги и демонстрации выходил в основном средний класс. Во всяком случае, его креативная часть.
– В России сложилась парадоксальная ситуация. Опорой власти, опорой стабильности здесь является вовсе не средний класс, а, как ни странно это звучит, класс бедных. Именно бедные в большинстве своём упорно голосуют за власть. Это, впрочем, понятно. Бедные слишком близко стоят к черте нищеты и даже не будучи склонны к социальной рефлексии интуитивно осознают, что в случае каких-либо пертурбаций могут очень быстро оказаться за этой чертой. Знаете, я недавно читал монографию по макропсихологии российского общества, так вот, авторы её на основе своих исследований утверждают, что если сформулировать народное мнение одной фразой, то выглядеть оно будет так: в стране всё плохо, а президент у нас хороший.
– Неужто опять вспомним народные бунты, бессмысленные и беспощадные, которыми издавна славится российская история?
– Нет, это совсем не то. Народные бунты вспыхивают тогда, когда происходит резкое обнищание бедноты. Кстати, не факт, что нам удастся данной ситуации избежать. Однако бунты – это вовсе не революции. Народные бунты не требуют социальных и политических перемен. Они просто хотят заменить плохого царя на хорошего. Носителем же истинно революционных преобразований является средний класс. Он только так в учебниках социологии называется – «средним». В действительности это самый активный, самый яркий, самый пассионарный класс и в новой, и в новейшей истории. На Западе его роль, вероятно, завершена, а вот в России партитура среднего класса ещё не сыграна до конца. Нам, судя по всему, ещё придётся услышать его очень эмоциональное политическое крещендо.
– А каков ваш прогноз?
– Прогноза у меня, разумеется, нет, есть только, скажем так, определённое прогностическое пожелание. Мне кажется, что России следует завершить европейский революционный процесс: дать абсолютно реальную, а не мнимую экономическую свободу среднему классу. Кстати, для этого вовсе не обязательно совершать революцию. Достаточно провести несколько быстрых и не слишком масштабных реформ. Нынешней власти это вполне по силам. Тогда энергия среднего класса будет направлена не на разрушение, а на развитие и созидание. Вектор жизни будет позитивирован. У России появится хороший исторический шанс.
– А какие, на ваш взгляд, требуются срочные преобразования?
– Знаете, чтоб не вдаваться в тягучие законодательные подробности, я вам отвечу так. Существует простой способ мощения газона, когда его необходимо пересекать. Газон засеивается сплошняком, но людям разрешено по нему ходить. Через некоторое время появляются тропки – вот их и следует замостить.
– Да, ходят там, где удобно.
– Точно так же со средним классом в нашей стране. Во всяком случае, с его деятельностным ядром – мелким и средним бизнесом. Надо отменить все ограничения, накладываемые сейчас на него – все нелепые правила, все запреты, всё громоздкое бюрократическое обременение. Подчёркиваю: не для монополий, не для олигархов, не для гигантских международных фирм, только для тех, кто ведёт небольшое дело на свой страх и риск. Не надо бояться. Пусть работают как хотят. А когда бизнес – очень быстро, замечу, – утрясёт правила жизни внутри себя, когда он проложит оптимальные «тропки» в изменчивой деловой среде, эти «тропки» следует законодательно замостить.
И тогда всем будет удобно ходить…