Одна из самых экзотических традиций далёкой Камчатки – забег на собачьих упряжках «Беренгия». Каюры – погонщики бегут тысячу километров по тундре от села Эссо до корякской Оссоры. «Беренгия» – раскрученный бренд, триста тысяч рублей за первое место. Есть за что бороться. Каюры матерятся – прочь, фотографы на снегоходах: собаки сбиваются с шага, если им в морду тыкать фотообъективом… Но перед «Беренгией» надо выполнить «домашнее задание»…
Белое безмолвие Корякии
Корякская гонка «Маклал’у» – народная забава, тренировочный забег перед суровой «Беренгией». С песнями и бубенцами мчатся люди и собаки от Караги мимо Ивашки к голубым торосам Берингова моря. Мария Варкентин из Петропавловска-Камчатского гонку «Маклал’у» называет «Маклалушкой», вздыхает, что и в этот год ей, члену оргкомитета «Маклал’у», не вырваться с работы.
За голубыми сопками – корякская тундра. Лететь на север Камчатки два часа – хвататься за вершины, переваливать перевалы. Белым слепит глаза. Коряки похожи на корявые камчатские берёзы, их женщины – на засушенных ящериц. Кухлянка, камлейка, торбоза – шуба, куртка, сапоги – всё из шкур северного оленя. Каюр из табуна Аркадий Нинвит жалеет собак – «ласку даёт» им на стоянках. Им бежать вместе 330 вёрст по северной тундре. Восемь в упряжке. Передовики – Тобик и Черныш – братья; они погрызутся, потом зализывают друг дружке раны. Работяги.
Прилетели в Оссору – поселение на берегу Карагинского залива – страна медведей и северных миражей. В Оссоре – Билайн и МТС, внедорожники и японские снегоходы. Над горой Колдуньей теряется в облачности уходящий обратно самолёт. Встречают северные люди. Тундровики. В доме одного из них, Салахова, и расположились. На столе – мороженая лососина с луком, щи, по две рюмки водки в дорогу. Хозяин – хитрого вида хрипатый мужик. Жена-хозяйка со всем управляется в доме и на дворе. Дочь – манерная десятиклассница. Сын Кирилл – звероватого вида любознательный мальчик тринадцати лет. Во дворе на длинной проволочной «хребтине» пристёгнуты – друг от друга так, чтобы не грызлись – упряжные собаки. Берег. Замёрзший залив. Заиндевелый пароходик на горизонте. Кирилл Салахов таскает щенков: «Если щенков не закрыть, то они побегут за упряжкой». Визг и гомон стоит. Старшие псы лают в предвкушении гонки. Собрали упряжку. Пока возился с камерой, вдруг промчалась мимо упряжка Селиванова, соседа и соперника. Младший Салахов матерно кроет: немного придерживает собак, потом выдёргивает тормозной шест из снега. Уносится прочь. И скоро они – две упряжки, – как в романе Джека Лондона, мчались по Белому Безмолвию.
Каюры со всей Корякии собираются в селе Тымлат на гонку – гонковать. «Прислонившийся к горе» – так с корякского переводится Тымлат. На ней стоят каменные изваяния. Могилы почтенных коряков, подумал я. За день до старта Селиванов и молодой Салахов стригли собак: срезали шерсть между пальцев, чтобы не намерзало, не натирало лапы. Они не посмеялись надо мной про «почётных коряков» – на самом деле это школьники в честь последнего звонка лезут в гору и складывают из камней пирамидки.
Принесли похлёбку из наваги, и каждый пёс – повизгивая или с достоинством – ждал своей порции. Матёрый седой ездовик из упряжки коряка Селиванова наелся – храпит во сне. Селиванов ловит коренника, кидает на спину в снег, садится на него верхом и тискает. Пёс скулит щенячьим визгом. «Мама моя растила щенков, вот и выросли такими писклявыми!» – говорит, прищурившись, Селиванов. Потом этот «писклявый» пёс на гонке в упряжке кинулся на меня, рванул за рукав. К упряжным собакам нельзя подходить, когда они тянут нарты. Упряжь – это как единая кровеносная система. Собаки – одна банда, стая. По закону стаи они будут рвать и грызть чужаков.
В день старта танцевали под национальные бубны, беззубый дед-каюр желал молодым погонщикам удачной дороги. «Маклал’у» в переводе с корякского – «путник». Тот, кто в пути, тот и маклал’у.
Четвероногие герои тундры
Триста тридцать километров нужно пройти собакам по корякской тундре. Каюры погнали упряжки вдоль карагинского берега. Над Колдуньей-горой разбежались облака, и погода установилась морозная и ясная. На ночёвки каюров принимали северные посёлки: Карага, Оссора, Тымлат, Ивашка. В посёлках живут тундровые люди – народ гостеприимный и суровый. Здешние собаки немыслимых северных пород, у них волчьи повадки, они спят на снегу, грызутся насмерть и готовы тянуть свои упряжки с утра до вечера.
Из северных дневников: «На упряжках ездили в гости и возили рожениц в районные больницы, в табунах собаки охраняли оленей и гоняли волков. На рыбокомбинат в Оссоре брали работников только с условием наличия собачьей упряжки – возить навагу с промысловых участков. Собаки были везде. Летом они свободно разгуливали по посёлку и окрестностям, к зиме же снова собирались у хозяина. За что бегут собаки – за еду? Старые каюры говорят, что, если ездового пса незаслуженно убрать из упряжки, то он может умереть от обиды».
На стоянке в Дранкинских ключах тот самый седой пёс из упряжки Селиванова был пересажен на нарты – стёр лапы. Старик тоскливо выл, готовый сдохнуть со стыда, что не может работать, как все. С остальными каюрами знакомились по пути. Андрей Притчин из Караги. Он Зверобой из Фенимора Купера: индейский загар, по-простому рассудителен. Его полухаски – чемпионы в тундре. Вот уже второй год Притчин отдаёт первое место молодым. Ласточкин – сосед его, коряк, зубов почти нет.
Ласточкин на перевале соскакивает с нарт и замёрзших собак отдирает от наста, чего-то бурчит любовно-ненормативное. Притчин разбрасывает навагу на кормёжке: «Чего их жалеть, жизнь у них такая. Поработали, поели – и спать. И в сорок градусов выдерживают, главное – покормить». Солнце в заброшенном Макарьевском встаёт из-за Берингова моря: многослойные миражи, малиновые протуберанцы. С ледяным гулом просыпается замёрзшая тундра. Из избушек валит столбом дым. Собак ставят в упряжку и до следующей стоянки – дотемна – бегом, бегом! Кричат каюры. А если не кричать, собаки не побегут: кто матюгами, но больше своими придуманными: «Хай-йя, ча-ча-ча, ай-яя»! Или трещотку губами зарядит Аркадий Нинвит. Его разномастные табунные псы хоть и последними идут, но не меньше труженики! Валера Соколов – Маркелыч. Самый весёлый каюр на Камчатке. Маркелыч погоняет и весело пощёлкивает бичом над собачьими ушами.
Собак натаскивают на работу в упряжке жёстко и жестоко: привязывают к дереву, а двое чужаков начинают терроризировать пса, лупят по ушам прутьями. Каюр при этом издаёт один – и только один – звук. Иностранцы на гонках удивлялись, почему уставшие корякские собаки на дикий тундровый вопль каюра вдруг срываются, мчатся сломя голову, будто услышали что-то ужасное.
Камчатка – значит любовь
Из северных дневников: «Мы летели на снегоходе по Корякии, и я орал во всё горло: «По тундре, по железной дороге». Но железной дороги на Камчатке нет и вряд ли когда будет. Это не выгодно морякам и лётчикам, они сразу потеряют львиную часть доходов. Снегоход ревёт, кричать бесполезно – водитель не услышит, но можно использовать корякский телефон – бросать по ходу веточки или камни. При этом ещё нужно держаться. Сижу сзади, на скорости соскальзываю. Тогда я нашёл свой способ езды на нартах – «раком»: становился на колени, руками хватался за боковушки. Так и ехал – на скорости ноги отрывались от нарт, и я развевался на ветру. Иногда меня теряли, и я сваливался в сугроб».
Каждое утро наши собаки с нетерпеливым визгом и лаем стартовали – одна упряжка за другой. В Ивашке мне запомнился танец «счастливого каюра» в исполнении развесёлой дамы – директора местного клуба. Каюр Нинвит, ласкающий пса Тобика с окровавленным порванным ухом и его напарника Черныша. Суровый Притчин, пролетающий финишную чёрту на своих полухаски. Салахов, перебравшийся с последних мест на третье и второе, обогнавший Селиванова, ужасно гордый и злой, что не первое место. Старший Салахов хрипато отчитывался за весь оргкомитет, что в этот раз гонка прошла без происшествий – никто не потерялся в тундре и не запил горькую.
Жизнь на Севере суровая, но справедливая. Были моменты, когда я искал в людях подлость и хитрость, оказалось, что это простодушие и наивность. Друзей не завёл, врагов не нажил – сделал своё кино о карагинских гонках. Распрощавшись с горой Колдуньей и Оссорой, я вернулся в Петропавловск. Как мы все любим нашу Камчатку и как будем скучать, покинув её.