- Сначала давайте все-таки о главном, о творчестве: как поживают ваши фильмы, в частности картина про 12 разгневанных мужчин?
– Я заканчиваю монтаж русской версии, мы сейчас приступаем к записи музыки, к озвучанию. Фильм может быть готов к апрелю. Но я не думаю, что надо торопиться, – по многим причинам. Например, если ехать на какой-то фестиваль, то после этого картина должна выйти в прокат, и это должно быть удачным временем. Так что мы будем, знаете, как киллеры, которые носят оружие частями в разных чемоданах: беречь фильм, чтоб его не украли.
– А «Утомленные солнцем – 2»?
– Я снял два больших эпизода в прошлом году – торопился снимать Надю (Надежда Михалкова, дочь, исполняет одну из главных ролей. – «АН»). Она же в довоенном периоде пионервожатая, а пионерская форма обязывает быть в определенном возрасте, знаете ли.
В феврале собираюсь снимать зимние эпизоды, и, Господь даст, с мая уходим в сплошной съемочный период, с весны до глубокой осени. Должны сделать где-то две трети картины.
– Никита Сергеевич, даже у самого выдающегося человека время и силы ограничены. Я уже десять лет смотрю на вашу историю с Союзом кинематографистов и вижу, что она достаточно изнурительна для вас, да и как-то не очень ощутима польза. Скажите – зачем это вам?
– Скажу как на духу: по глубинному, по большому счету – это абсолютно не мое. И не было у меня никогда начальственных амбиций! В самые счастливые годы жизни, когда, после моего выступления на Пятом съезде кинематографистов в защиту Сергея Бондарчука, меня отлучили от Союза, я занимался своим делом и даже не знал, где он находится, со всеми своими дрязгами, проблемами, выяснениями отношений.
Что такое секретарь Союза кинематографистов 25 лет назад? Это черная «Волга» под задницей, это кремлевская больница, большие финансовые возможности. Это Театр киноактера и бюро пропаганды советского искусства, от которого актеры ездили по стране. Помню, мой покойный дядька Петр Глебов ездил с приклеенным чубом, пел про пташку-канарейку… все это было. Я пришел в Союз от стыда. В перестройку, когда Союз возглавил Элем Климов – ничего не могу плохого о нем сказать, Царство ему небесное! – пришло ощущение, что вот, наконец, свалено ярмо советской власти и наступила свобода. В кассе Союза было 70 миллионов рублей, когда доллар стоил еще 60 копеек. Никогда я никого ни в чем не подозревал, но денежки эти не умножились и ни на что грамотно не потратились. Их профуфукали на поездки, на семинары, на что-то еще…
Никогда не спрашивай у Бога «за что?», спрашивай «зачем?».
Думал: у меня есть возможности помочь людям и надо помочь. В мыслях не было что-то для себя утянуть. Да вы представляете, что бы со мной сделали, если бы хоть что-то из подозрений моих противников подтвердилось, хоть на капельку? Но нет ничего.
– В чем же корни вашего конфликта с частью кинематографистов? Он постоянно возобновляется. В чем его почва?
– Не будем сбрасывать со счетов очень знакомый фактор – зависть, страшную зависть. Господь определил мою судьбу, словно по названию моего первого фильма – я свой среди чужих и чужой среди своих. Близкие люди любят меня и верят мне, но есть и другие. А по воспитанию своему я не могу опуститься до такого уровня, чтобы объяснять, мол, не краду я, не краду…
Возьмем эту историю с Киноцентром (имеется в виду здание бывшего Киноцентра на Краснопресненской, многолетнее яблоко раздора между СК России, Конфедерацией СК стран бывшего СССР и другими силами и величинами. – «АН»). Стояли 23 тыс. кв. м в центре Москвы, и на них «дербанили» деньги. Все шло мимо Союза кинематографистов России. Но 32 процента акций от этих 23 тыс. кв. м все же принадлежали Союзу кинематографистов России.
Я пришел, надеясь, что могу применить свои связи для пользы Союза. Но натолкнулся на абсолютно инертную массу – с одной стороны, и активно сопротивляющуюся – с другой.
Я предложил нашим коллегам из бывшего СССР – давайте сложимся в один котел и будем вместе использовать наши возможности. Но под красивую демагогию о дружбе народов они оставили у себя все, даже долю не вернув России. А «дружба народов» стала активно воспроизводиться на этих 23 тыс. кв. м. Четырех человек вообще убили за эти годы.
Ладно, судились-рядились, регистрировали-перерегистрировали, и выяснилось, что 32 процента акций от этих 23 тыс. кв. м. приносит Союзу кинематографистов России 40 тысяч долларов в год. При таких площадях? Мне же хотелось, чтобы был прозрачный менеджмент, выгодный Союзу, и я все «трендел» в надежде, что меня услышат и поймут. Но пока я это «трендел», яйцеголовые юристы так поработали, что это здание вообще перестало существовать как собственность СК России. Туда пришли чужие люди, начались суды.
Все это я честно тащил на себе. Потом мы подумали: может быть, выкупить эти проценты у наших коллег по бывшему СССР? Они сказали, что подумают, а через некоторое время я узнал, что 68 процентов акций Киноцентра проданы. По бумагам – за 2 с небольшим миллиона долларов. Так мы остались с нашими 32 процентами в абсолютно чужом пространстве! Где сауна «Голубые дрозды», дискотеки, рестораны… Я хотел выяснить, когда мы получим хоть какие-то дивиденды от наших процентов, и мне ответили – когда владельцы «отобьют» то, что вложили в ремонт здания. Это называется «неотъемлемое улучшение».
Я рассказал об этой ситуации на пленуме, и он обязал нас продать нашу долю за пять миллионов. А мы продали за 6 миллионов, очень выгодно.
– Какова судьба этих денег, этих шести миллионов? Куда они пойдут?
– Я лично тратами денег Союза кинематографистов не занимаюсь. По моему мнению, эти деньги должны стать Пенсионным фондом нашего Союза. Их нельзя тратить на мелкие текущие нужды, на косметические ремонты, на какие-то поездки: мы их просто проедим. Уже «проели» два с лишним миллиона, но к этому я не имею никакого отношения. Моей подписи нет ни на одном финансовом документе. Хоть какие комиссии присылайте. При этом знаете, какая вокруг меня атмосфера?
Я такой пример приведу. Первый мой приказ был об увеличении моей зарплаты вдвое. Второй – о передаче этой зарплаты в Дом ветеранов кино, в «Матвеевское». Так опубликовали только первый! Вот так вот.
– Так есть решение о создании Пенсионного фонда или его нет?
– Нет, потому что мои противники его тормозят и отметают. Им и судьба Дома кино по-настоящему не важна. Под крики о том, что это наша святыня и наше великое прошлое, это гнилое уродливое здание 1972 года просто разваливается. Еще четыре года назад я предлагал найти инвестора, реконструировать Дом кино как следует, чтобы в нем были современные кино и конференц-залы. Чтобы со сдачи в аренду остальных площадей мы могли нормально жить, платить зарплаты, содержать здание.
Параллельно с этим я выслушивал людей, которые приходили ко мне на прием. Это же какую волю надо иметь, чтобы такое выдержать, когда у народной артистки нет денег на мазь для ног, когда приходит женщина со справкой от врача, что она должна умереть через несколько месяцев, и просит не отбирать пока квартиру. И так сотни людей…
Я положил сто тысяч долларов под очень большой процент, чтобы эти деньги шли на такого рода дела. За эти годы я потратил полмиллиона долларов на людей – на лекарства, на операции за границей, на учебу, на лечение детей от наркомании. Интересно, мои противники действительно думают, что я краду, чтобы потом раздавать обездоленным? Я что, Робин Гуд?
- Но вы – человек эмоциональный, вас можно запутать, обмануть.
– Ваша правда, спорить не буду.
– Понимаете, Никита Сергеевич, вы ведете себя как глава личного благотворительного фонда, и тут вы в своем праве. Но вы же – председатель общественного Союза, законно избранный демократическим путем, и в этом качестве обязаны быть в постоянном диалоге с Союзом. А ваши оппоненты утверждают, что такого диалога нет.
– Я начинал этот диалог! Говорил: это вы решите, не я, кто будет проводить реконструкцию Дома кино. Что хотите делайте, объявляйте тендер, выбирайте сами. Я не предлагаю свою организацию, могу предложить только помощь в этих поисках. Но такое впечатление, что моим противникам наплевать на дело. Им важно, чтоб меня не было. Потому что при мне закончилась эта келейная, якобы клубная жизнь, когда кормят только своих, премии дают только своим. Сегодня эта маленькая тусовка «прикормленных» кончилась – вот им и хочется сатисфакции.
Мне говорят: зачем вы рассказываете про вашу благотворительность? Это нескромно, это дело интимное! Но я вынужден. Что мне делать? Если есть какие-то грязные подозрения – я вынужден показывать, на что трачу деньги. Но есть и встречный вопрос. А вы, ребята, отчего такие скромные и не хвалитесь добрыми делами? Может, нечем хвалиться? Почему Эльдар Рязанов, имеющий свой клуб «Эльдар» и зарабатывающий на сдаче его помещений в аренду большие деньги, ни копейкой не ответил ни на чьи нужды? Почему Досталь, который, по его словам, зарабатывает 7 млн. долларов в год, не предложил к моим ста тысячам подложить и своих сколько-нибудь и следить, куда, на что они идут?
– Похоже, чувство денег развито у вас как-то слабо, легко вы с ними расстаетесь. А люди прямо вцепляются в них и коченеют.
– Я убежден, чем больше отдаешь – тем больше и приходит. Посмотрите папки с расписками, которые у меня лежат. Этого не прощают, это непонятно. Думают: это сколько же он украл, если столько отдает! Такая логика. Что только не болтают! У меня, мол, свой банк, сахарные заводы, гостиница в Карловых Варах! Горячечный бред.
Один мой заместитель ушел, хлопнул дверью, стал меня поносить. Оказалось – отдал за копейки в аренду какие-то помещения, подделав мою подпись на финансовом документе. Это доказано, есть графическая экспертиза. Но я не могу опуститься до их уровня и орать. Вот если бы мы, все вместе, без всех этих истерик, приняли решение четыре года назад – уже сидели бы в новом Доме кино. А сидим, где сидим.
– Нельзя ли как-то повысить уровень разумности происходящего? Составить план: сторонники ремонта Дома кино пусть напишут свой, сторонники капитальной реконструкции – свой. Затем разослать его всем членам Союза и обсудить, чтоб не было пустых химер, криков, левых расчетов?
– Для этого мы по уставу должны принять решение на секретариате, на пленуме, что начинаем такую работу. На это должен быть отпущен бюджет, должна быть и добрая воля. А где она? Вы думаете, тех, кто блокирует все нормальные решения, дело волнует? Бог весть что творится: поднимают бедного Марлена Матыновича Хуциева – на истерике, на красивых словах, на сердечных приступах про защиту святынь! Как будто я собираюсь в Доме кино квартиру себе устроить. Но у меня одна была идея – наладить нормальный механизм работы и уйти. Я ничего от этого Союза не имел, ни разу никуда не съездил за счет Союза…
– Как говорят англичане, «слишком хорошо, чтобы быть правдой». Какой-то вы идеальный получаетесь, слишком хороший…
– Зачем мне лукавить? Если бы я расхищал деньги Союза, наверное, у меня такие же и сторонники были бы – хитрые, ушлые. А где они? Каждый божий день какую-то ерунду пишут. То я сжег деревню, то обложил матом старушку, то Меньшиков отказался у меня сниматься. У меня в этом смысле уже иммунитет выработался. Вот уже мой сын якобы дает интервью против меня. Но сын приходит, говорит: папа, я ничего такого не говорил, и я ему верю, я знаю, как это делается, как фабрикуются где-то оброненные фразы. Не дает мое существование им покоя. Я не свадебный генерал, который идет впереди и прикрывает спиной чью-то бездарность, я хочу в Союзе делать дело, наладить механизм, а они все шипят про какие-то украденные миллионы долларов…
– Как же разрулить нездоровую ситуацию с конфликтами в Союзе кинематографистов? Ведь многие из числа активно работающих людей могли бы согласиться и с идеей создания Пенсионного фонда, и с реконструкцией Дома кино, но стоят какие-то препятствия, барьеры, заторы…
– Я для этого пригласил для работы в Союз своим заместителем Михаила Пореченкова, мощного артиста. Талантливого, очень активного человека, который хочет и может работать. Так и Миша сразу «попал под раздачу». Пару месяцев проработал, а они на собрании в Доме кино уже кричат: не доверяем! Вынести вотум недоверия! Что вы про него знаете, что он мог за два месяца сделать-то? Крики, истерики, эмоции, и ничего под этим серьезного нет.
– Я так поняла, что речь велась о том, что площади Союза сдаются в аренду по заниженным ценам, к невыгоде для Союза.
– Ищите, кто это делает, забирайте, сажайте в тюрьму. Я арендных денег не видел и не нюхал, все они должны идти на нужды Союза, а мне от Союза не нужно ничего. Он даже защитить меня не может.
– А вы, кстати, пенсию оформили?
– Оформил.
– Большая пенсия?
– Обычная, три или четыре тысячи рублей.
– Да… стоило идти по социальной лестнице…
– Я, как вы понимаете, на это не живу.
– А многим людям приходится жить.
– Так вот у меня и возникла идея Пенсионного фонда! Чтоб таким людям помогать!
– Деньги, деньги, все время всюду деньги. Знаете, я деньги уважаю, но мне как-то очень противно это русское одурение от денег. Как-то мы перестарались, как всегда, в России.
– Когда я думаю, что опять надо идти в Союз кинематографистов, у меня тоска. Это пытка! Но я не могу позволить, чтобы какие-то лгущие, истеричные, не умеющие слушать, ненавидящие люди праздновали надо мной победу. Я заложник своего имени и не могу позволить, чтобы меня позорили. Сижу в президиуме, слушаю вопли и думаю: нет, это какое-то «зазеркалье».
– Что вы теперь будете делать – опять пойдете сражаться на пленум, на внеочередной съезд, опять вся жизнь – борьба?
– Да, пойду. Я мечтаю, чтоб вместе с Мишей Пореченковым пришли молодые ребята, чтоб это был их союз, чтоб в новом Доме проводить студенческие, молодежные фестивали. Я буду помогать им биться за это. Мои противники своим поведением только удерживают меня, заставляют бороться, сопротивляться.
– Понимаю, вы – воин, надо выигрывать битву.
– Да, я воин. И моим противникам рано праздновать победу надо мной.
Поговорив с Никитой Сергеевичем, я решила посмотреть расписки, о которых шла речь, – правда, завязла на первом же томе. Картина, в общем, была ясна. Десятки, сотни тысяч рублей шли на велосипеды и палатки для сиротского приюта Свято-Успенского женского монастыря и возрождение Знаменского мужского монастыря в Курске. На поминки Элема Климова и вечер памяти Евгения Матвеева. На лечение Татьяны Лиозновой и на приобретение инструмента и оплату учебы девочки-скрипачки. На установку мемориала памяти членов Союза кинематографистов, павших в годы войны, и на лечение ветеранов труда. И опять – Аксиньинский храм св. Николая, Железноборовская обитель, Иосифо-Волоцкий монастырь… И опять – учение, лечение и даже – восстановление оградки на могиле…
Полно лукавить! Человека такого масштаба и такого человеческого калибра Союзу кинематографистов не найти никогда и нигде. И на самом деле даже оппоненты его это знают. И когда знаменитая русская птица по имени «жареный петух» клюнет в известное место, они к нему же и прибегут, поскольку бежать больше некуда! Не к кому!
Так не приходило ли в голову кинематографистам поберечь все-таки своего председателя? Не пришла ли пора както подтянуться и начать демонстрировать, показывая пример обществу, более высокие, более благородные стандарты поведения? На основе разумного спокойствия, доверия, уважения друг к другу?
По-моему, пора.
Аргументы кинематографистов
Кирилл Разлогов, киновед:
«Никита Михалков - один из самых талантливых людей в отечественном кинематографе, как режиссер он обладает безусловным даром работы с актерами, пониманием актерской профессии, хотя зачастую этого понимания людей и чутья людей ему не хватает в жизни. И что касается недоверия, выраженного руководству Союза кинематографистов, то это - естественное брожение, которое есть в творческой среде, естественная взаимная подозрительность, в том числе и по отношению к руководителям Союза, да и по отношению друг к другу.
Это довольно трудно преодолеть, если уже такой синдром вызван; поэтому то, что люди боятся, скажем, за судьбу Дома кинематографистов, за будущее своей профессии, даже не столько профессии, сколько своей жизни, - это я понимаю. С другой стороны, я понимаю также и то, что предложенный Михалковым вариант строительства на месте нынешнего Дома кинематографистов большого бизнес-центра с точки зрения бизнеса - безусловно, единственно правильный выход. Но поскольку уверенности в том, что это будет именно так, ни у кого нет, то многие предпочитают сохранить все как есть, то есть оставить здание в очень тяжелом положении, чем рисковать его потерять».
Иван ОХЛОБЫСТИН, священник (актер, сценарист, режиссер):
«Я, Иван Охлобыстин, многогрешный, доверяю Никите Сергеевичу по причине своего истинного, сердечного, ничем не мотивированного пристрастия. Он человек очень достойный и для Союза сделал много. Я вообще не сторонник революционных изменений. Мне кажется, что для больших организаций более органичным типом реорганизации является эволюция, а не революция. Поэтому предпринимать какие-то резкие поступки нецелесообразно. Но лично я Никите Сергеевичу доверяю. И голосовать буду за него. Он - хороший режиссер, он очень неплохой организатор, мягко говоря, неплохой. Он хорошо разбирается в структуре кинопроизводства, и он та фигура, которая адекватно смотрится на посту председателя Союза.
Я по природе своей монархист, в неболезненном понимании этого слова, как и многие люди. Нам легче один раз навести мосты, создать какие-то каналы, понять, с кем и как договариваться, нежели существовать в беспрерывной смене руководства. Как подсказывает мне опыт, начиная с 80-х годов смена всего и вся ни к чему хорошему не привела.
Что касается выражения доверия или недоверия к Михалкову - я ему высказал свое доверие, а я отношусь к той породе, которая дважды доверие кому-то не выражает на один и тот же пост. Вот я один раз выразил, и оно будет, пока он не умрет, это - вопрос чести».
Николай БУРЛЯЕВ, актер, режиссер:
«Я очень удивился, когда Михалков принял на себя крест руководства Союзом кинематографистов России. Он подобрал Союз обворованный, нищий. И он, человек самодостаточный, творческий, именитый, взялся чистить авгиевы конюшни нашего Союза. Михалков сохранил его и удержал от полного распада, Союз ожил, даже несколько очистился, и вот теперь группа кинематографистов требует: «распни» того, на ком сейчас этот Союз держится. Если мы обратимся к фактам, то в кинематографическом мире на Западе уже более 30 лет известно лишь три русских имени - это Тарковский, Бондарчук и Никита Михалков. И именно с авторитетом Михалкова, терпимостью Михалкова мы прожили все эти годы. Он терпел. Потому что он всех любит, уважает и хочет общей гармонии.
И вот сейчас требуют его крови. Что они требуют? Сохранить дом, который уже давно дышит на ладан, и только потому, что там-де Ленин выступал, оттуда выносили Пырьева и так далее. Семья Михалковых всегда была под градом стрел и под прессом ревности и зависти. Огромной зависти. Так было раньше и так есть теперь. Если они добьются того, что Михалков плюнет и скажет: «Да пропади оно все пропадом! Мне это не нужно, я для вас ведь старался», - и уйдет гордой поступью, как он уже не раз делал в жизни, я не буду удивлен. Но тогда прощай Союз - этот Союз покинут достойные люди, и он будет полностью разрушен...»
Алексей БАЛАБАНОВ, режиссер:
«Я вообще-то даже не член Союза кинематографистов и в Дом кино почти не хожу. Зачем это мне? Кино бы успеть снять. Но Никиту Михалкова я глубоко уважаю и не сомневаюсь, что ничего плохого ни для кинематографа, ни для Союза кинематографистов он сделать не может. Просто не в состоянии! Надо послушать внимательно, что он предлагает. Наверняка что-нибудь дельное и хорошее, я так думаю...»
Евгений МИРОНОВ, актер:
«Михалков - хороший организатор, мировой бренд. И для России очень важно иметь человека, которого знают и уважают во всем мире. С другой стороны, я очень хорошо понимаю наших старых кинематографистов, которые прекрасно представляют - когда что-либо ремонтируется, возвращается 10 процентов из этого ремонта. Все остальное уходит инвесторам. Это очень сложное дело, деликатнейшее. Поэтому они никому не доверяют. Это так власти приучили - мы привыкли, что нас обязательно обманут. А ремонт - это возможность обмана, это знает каждый. На этом одни зарабатывают деньги, а другие лишаются своей собственности.
Поэтому я понимаю и ту и другую стороны, и нужно найти компромисс. Конечно, Центральный дом Союза кинематографистов страны должен быть модернизирован, современно оснащен. Кто был на Каннском фестивале и видел зал фестивального дворца, поймет, насколько мы отстали не только в качестве, но и в элементарном уровне аппаратуры, техники... Михалкову досталась самая тяжелая ноша, он стал председателем Союза в то время, когда не было ни государства, ни власти... абсолютное распутье... Но Союз-то есть! И в этом его заслуга, и не только - мы фестиваль не потеряли, потому что именно он настоял на том, чтобы Московский международный фестиваль был сохранен и был ежегодным!»
Андрей СМИРНОВ, режиссер:
«Я сам был исполняющим обязанности первого секретаря Союза и уверен, что нельзя не уважать мнение своих избирателей. Мне кажется, Михалков находится в очень тяжелой ситуации. Я сочувствую ему, но мне кажется, отношения избирателей и тех, кого они избрали, зашли в тупик. Когда собрание, на котором 500 человек при подавляющем большинстве голосов, выражает недовольство тем, кого они избрали, то как тут можно поддержать тех, кому они выразили недоверие, в какой форме? Что сказать? Что собрание - жулики или что на него надавили, какие привести доводы?
Там есть ряд людей, которые просто ненавидят Никиту, но много и тех, кто его поддерживает. И в этой ситуации они занимают далеко не лояльную позицию. Это тревожный симптом. Совершенно очевидно, что большинство московских кинематографистов против того, чтобы Дом кино разрушали. Поэтому ситуация тупиковая».
