Гарик СУКАЧЁВ в своей жизни сменил не один музыкальный коллектив. Сначала был «Постскриптум» (впоследствии «Браво» – та самая), потом «Бригада С», а после неё и по сей день – «Неприкасаемые». Кроме того, Гарик известен как актёр. И мало известен как режиссёр, хотя выучился именно на режиссёра. На его счету – три фильма, и все незаурядные.
Бытовой героизм
– Вам не обидно, что широкая общественность очень хорошо знает вас как музыканта и почти не знает как режиссёра?
– Я не общаюсь с широкой общественностью, и мне неизвестны её представления. Многие люди знают меня прежде всего как режиссёра, особенно за рубежом.
– Ваш последний фильм «Дом Солнца» (2010) стал сейчас особенно актуален. Сцена, как милиция избивает хиппарей и растаскивает их по автозакам, – смотрится как интернетовские ролики последних месяцев.
– Я бы сказал, что тема противостояния молодости и властей всегда актуальна. Вспомним знаменитое «завещание Ленина». Кто его поддержал и отправился в сталинские лагеря? Молодёжь. Среди прочих – величайший актёр Георгий Жжёнов, сценаристы Дунский и Фрид. Всё это связано с активной молодостью. Это, можно сказать, физиологический процесс. Если говорить про хиппи, то они стали первым альтернативным движением, которое охватывало весь СССР, а не только Москву и Питер. Во всех республиках были эти длинноволосые ребята и девчонки, они встречались где угодно, когда угодно. И они никому не противостояли – это им противостояли.
– Тот разгон действительно имел место?
– Да, абсолютно реальная история. В 1973 году кагэбэшники сагитировали хиппарей на демонстрацию против войны во Вьетнаме. Их нужно было всех пересчитать. Народу собралось немного – человек двести. Итог: ребят повыгоняли из институтов, направили в психушки. А сейчас некоторые из тех ребят – состоявшиеся люди творческих профессий, в том числе режиссёры. Эта история учит, что не надо идти на сотрудничество с властью. Провокация – отработанная схема, будь то поджог Рейхстага или убийство Кеннеди. Никакие контакты с властью недопустимы для альтернативного движения просто потому, что оно позиционирует себя альтернативой режиму.
– Поговаривают, американские хиппи народили в США целое поколение дебилов…
– Есть разные дети Вудстока (американский фестиваль. – Ред.). Некоторые из них проклинают родителей за то, что они были такими. Другие – обожают. Но я хотел бы обозначить радикальное отличие западных хиппи от советских. Западные хиппи могли говорить полицейским: «Да пошёл ты!» За курение марихуаны в общественном месте они проводили ночь на лавке в полицейском участке – и утром были свободны. Государство никогда не заставляло их устраиваться на работу. А в СССР… Даже если ты не хиппи, если ты просто присел в центре Москвы на лужайку – через три минуты тебя вязали, тащили в ментуру, и у тебя были гигантские неприятности. Вязали за то, что шагаешь по Москве босиком в клёшах. Почему на вас такая рубашка? Почему у вас такие волосы? А ребята шли на это. Современная молодёжь (дети перестройки) не может такого вообразить. Для неё всё это не является символом свободы, потому что оно уже обыкновенно. Но мои сверстники знают, что оно крайне необыкновенно, что это были фантастические люди. Это был без преувеличения героизм. Расплата – тюрьма и психушка. Причём лучше тюрьма, чем психушка.
– Для чего в фильме сцена с марихуаной?
– Табуировать данную тему – то же самое, что сказать: «В СССР не было секса». К тому же это невыдуманная сцена: ребята сидели в поле, курили и читали Библию, а не хихикали, как это теперь происходит. Была цель – освобождение, и прежде всего не политическое, а духовное. Они хотели слушать запрещённую музыку, читать запрещённые книги, ходить в церковь. Это был конкретный протест.
Набегался
– А протест нынешних хипстеров, как их называют, – неконкретный?
– Корень слова вроде тот же, но хипстеры для меня – это совсем другая история, это люди на отдыхе. Нет, я не желаю им страданий, можно только порадоваться за нынешнюю молодёжь. Она не сталкивается с тем, что происходило в наше время. Не просидели бы Навальный с Удальцовым в те времена 15 суток или хотя бы двое суток. Им бы уже через 20 минут отбили почки и печень, как это было с нами. Месяц мы лежали на животе, потому что вся спина была синяя – спать было невозможно.
– Многие ваши коллеги по рок-н-роллу участвуют в нынешних протестах.
– Они вряд ли занимаются профессиональной политикой. Есть вещи, которые связаны с чем-то внутри тебя. Человек чувствует: «Я должен это сказать». Это твой собственный гамбургский счёт к себе самому. Улица, к сожалению, никогда ничего не изменит. Мы думали, от нас что-то зависит, когда в 91-м году стояли у Белого дома все трое суток. Как идиоты. Готовили бутылки с зажигательной смесью, складировали монтировки. Вы себе не представляете, сколько там было провокаторов, больных людей, которые кричали: сейчас будут газ пускать, сейчас на нас бросят самолёты! Тем временем четырьмя этажами ниже – в подвалах – делили власть. Это не аллегория – об этом рассказывали политики, которые там находились, в том числе Руцкой. Делёж власти происходил помимо нас с вами, помимо наших честных мыслей и нашей боли за Родину. К тому же для меня важно, чтобы у протеста было предложение и понимание, куда ты идёшь, чтобы была цель не только первичная, но и конечная. У большевиков, кстати, была конечная цель. А у нынешнего протестного движения я такой цели не вижу. Зато вижу в нём много людей, у которых рыльца в пушку.
– Вы сейчас транслируете призыв игнорировать протесты?
– Ничего я не транслирую. Говорю о себе лично: я набегался по революциям. Я присутствовал в Киеве на Майдане и уже тогда понимал: ничем хорошим это не кончится. Почему героиня баррикад Тимошенко теперь сидит в тюрьме?.. Мне кажется, что гигантские перемены, при которых живём, мы забываем, как зубную боль. Так устроена центральная нервная система. Наверное, к счастью.
Мне недостаточно ленточек и шариков, десятков или сотен тысяч людей на улице. Я не вижу конкретных предложений по борьбе с коррупцией. Один человек с белой ленточкой не даст взятку постовому, а другой – даст. В 80‑е были перспективы, потому что ЦК старел. А сейчас перспективы нет: власть выиграла выборы, и не важно, считаете ли вы их легитимными. Эта властная модель никого наверх не пропустит. Раньше люди знали хотя бы троих – Ленина, Сталина и Троцкого. Теперь знают только двоих.
– Нуждается ли рок-н-ролл в прессинге?
– Любое искусство нуждается в прессинге, в противостоянии.
– Когда исчез советский прессинг, то исчез и русский рок?
– Любой рок исчез. Назовите мне хоть одну великую группу, возникшую в мире за последние десять лет. Нет ни одной. Наш враг стал неконкретным, мы играем в царя горы – каждый за себя. Сейчас нельзя говорить о поколении, потому что поколение объединяется неким общим стремлением.
– На вашем последнем альбоме есть строчки: «Менты нас душат, менты нас давят, менты нас вяжут, менты нами правят». Это о 70-х?
– Нет, это о путинской системе. Песня написана семь лет назад – я был в ярости оттого, что снова победил Путин. А теперь я не в ярости – на сей раз я был к этому готов.
– В иных ситуациях вы поступаете как вполне системный человек. Например, вы спели песню для рекламы пропагандистского фильма «Матч».
– Я спел хорошую песню, написанную Аркашей Укупником. О матче смерти я знаю с детства, как и все мои сверстники, – для всех нас это событие много значит. С фильма я ушёл минут через сорок. Он плохо сделан, беспомощно. Проблема русских людей в том, что они путают искусство с его политическим содержанием. Я предпочитаю оценивать эти вещи отдельно друг от друга.
Преференции – одному
– Как вы относитесь к тому, что государство тратит бюджетные деньги на кино низкого качества?
– Меня больше расстраивает низкое качество кино, чем трата бюджетных денег. Это вопрос не политики, а нынешнего состояния кинопроизводства. Российское кино почти уничтожено. В западных странах кинематограф властями не финансируется.
– Но во Франции есть закон, согласно которому репертуар кинотеатра должен на 40% состоять из отечественных фильмов.
– Французские фильмы нуждаются в такой вот защите со стороны государства, но не ведут к банкротству прокатчиков. На авторское кино во Франции, как и в России, приходят десять человек. Но французы, как и американцы, снимают также мейнстрим, который востребован массовым зрителем (вспомним франшизу «Такси»). А в России мейнстрим – это телесериалы. Поэтому в нашей стране закон, подобный французскому, приведёт к банкротству и уничтожению кинотеатров. Люди перестанут их посещать. Так что преференции в России имеет по большому счёту только Михалков. Власть говорит прокатчикам: фильм Михалкова должен идти столько-то дней в стольких-то залах, а что на него ходить не будут – это ваши проблемы.
– Почему многие голливудские фильмы – откровенно тупые? Неужели таков запрос массового зрителя?
– Дело не в запросе зрителя. Крупная кинематографическая компания в Голливуде должна в среднем выпускать 120 фильмов в год. Выпускать меньше – нельзя, это связано с профсоюзами. Чтобы предоставлять рабочие места, ты должен производить кинопродукт. В результате производители делают ставку на «Прометея», который собирает кучу денег, а остальные фильмы снимают кое-как. Поэтому в афише кинотеатра вы видите один отличный фильм, а остальное – отстой. Говорить о тупости зрителя не приходится – всё решает бизнес. Впрочем, даже слабые голливудские фильмы имеют высокие шансы окупиться, поскольку для Голливуда рынок – весь мир. А Европа, и Россия в том числе, работает только на себя. Фильм «Такси» в США никому не известен. Бекмамбетов неслучайно предпочитает Голливуд.
– Вам нравится то, что снимает Бекмамбетов?
– Ему это неважно. Ему важно, что фильм, снятый в Голливуде, приносит прибыль. Однажды кто-то из великих сказал старшему Михалкову: «Согласись, гимн твой – г…но». А тот ответил: «Согласен, г…но, но вставать всё равно будешь».
Уже не рокер
– Вы поёте: «Я ещё не старый, я оборотень с гитарой». В кого вы перевоплощаетесь?
– Не готов говорить о поэтических образах. Придумайте что-нибудь сами.
– Можно придумать вот что. Вы известны не только как рокер, но и как попсарь, ведь вы несколько раз участвовали в проекте «Старые песни о главном».
– Для меня рок-музыка и поп-музыка не противоречат друг другу. Какое-то время в России это противопоставление было обязательным. Для кого-то оно обязательно до сих пор. А для меня то и другое – музыка.
– Тусуясь с попсой, вы остаётесь рокером?
– Я остаюсь самим собой.
– Вы считаете себя рокером?
– Нет, потому что я давно не считаю себя музыкантом. Ровно с 1997 года, когда я снял первый фильм.
– Сейчас вы работаете над новым альбомом. Будет ли в нём социалка?
– Вряд ли. С этой темой – к молодым, к рэперам: к Нойзу, к Васе Обломову. Я для молодёжи уже старпёр.