Кому и за что вручаются литературные премии? Должна ли власть бороться с нахлынувшей безграмотностью? Когда наконец та же самая власть будет реагировать на публикации в прессе и так ли уж безобидна тотальная свобода слова? На все эти вопросы обозревателю «Аргументов неделi» отвечает известный писатель, главный редактор «Литературной газеты» Юрий ПОЛЯКОВ.
Что свежий номер нам готовит
- Юрий Михайлович, позвольте поздравить вас с 180-летием газеты! Что происходит сегодня с «Литературной газетой», которую вы возглавляете уже 9 лет? При советской власти ее публикации просто взрывали общественное сознание...
- Да, были огромные тиражи, бешеная популярность, публикации вызывали серьезный резонанс. А с наступлением 90-х «Литературка», к сожалению, стала однобоко либеральной. Позже наступила какая-то либеральная паранойя... Убрали с логотипа профиль Горького. Конечно, многие читатели отвернулись. Мы учли эти ошибки, вернули Горького. Сейчас «ЛГ» - это единственное литературное издание, которое открыто всем направлениям. Можно на одной странице прочитать Евтушенко, на другой - Распутина, на третьей - Ерофеева.
С жесткостью революционных времен
- Недавно вы публично критиковали почти все литературные премии - «Национальный бестселлер», «Букер», «Большую книгу». Вы чем особенно недовольны - составом жюри или критериями отбора произведений?
- Жюри всех этих трех премий представляет собой «собрание единомышленников». По политическим взглядам это, как правило, либералы, по эстетическим - почти все сторонники «эксперимента любой ценой». Эти люди объединены скептическим отношением к нашей традиционной литературе. С самого начала у них была задача: из всего потока номинантов отсечь традиционную литературу.
- Кто же им такую задачу поставил и зачем?
- Грубо говоря, задача ставится теми, кто дает деньги. Соответствующим образом подбираются жюри, эксперты.
Влиятельные фигуры писательского мира после развала СССР были настроены просоветски. Цель была - сделать новые премии популярнее государственных и за счет этого выделить писателей с либеральными взглядами. Литературное сообщество, традиционно влиявшее на политику (вспомните перестройку!), постепенно было маргинализировано, а уж настроенных просоветски-консервативно или славянофильски и вовсе отодвинули на самую периферию. «Новые» люди, подключенные к процессу раздачи премий, вошли во вкус. Премии стали фактически общефедеральными, а по принципу отбора сохранили жесткость революционных времен. Наше - не наше. Вручение превратилось в тусовку, в раздачу «слонов» единомышленникам вне зависимости от таланта.
- По каким критериям, на ваш взгляд, отбираются произведения?
- Во-первых, писатель ни в коем случае не должен сочувствовать «советскому проекту». Малейший намек - и ты вылетел. Нельзя декларировать приверженность традиционным и национальным интересам. И третье, это должен быть мейнстрим современной прозы: абсолютно депрессивная, экспериментальная в самом худшем смысле проза.
- Почему же вы согласились стать с Александром Архангельским сопредседателем жюри «Большой книги»?
- А чтобы вблизи посмотреть механизм. Я никак не мог понять, на каком этапе отсекается настоящая литература. И понял, что почти все отсекается экспертами еще на пути к длинному списку. Если говорить о «Большой книге», есть такой персонаж по фамилии Бутов из «Нового мира», он и руководит группой экспертов. Ими и отсекается почти все живое из поступающего на конкурс. Остается в основном постмодернистский «хлорвинил». А дальше выбирают самого своего из своих.
Ввести моду на грамотность
- В повести «Сто дней до приказа» вы впервые рассказали об ужасах дедовщины в Советской армии. Она написана в начале 80-х годов. Вам не становится иногда страшно от того, что она до сих пор так актуальна?
- Будучи заместителем председателя Общественного совета при министре обороны (председатель - Никита Михалков), я на одном из заседаний рассказал, что, когда служил в армии, у нас в гарнизоне была роскошная библиотека. Я, выпускник филологического факультета, нашел там даже двухтомник Лорки, который в Москве было днем с огнем не сыскать. А сейчас в армии не библиотеки, а просто кошмар какой-то. И вот было решено для гарнизонных библиотек издавать специальную серию из ста книг: чтобы там было больше военной тематики, исторической, патриотической. Через некоторое время утверждаем список. И я смотрю - «Ста дней» вообще нет в списке! Меня удивило, что ответил мне один генерал... «Ну, Юрий Михайлович, вы же знаете, как непросто относятся в армии к вашей повести». Действительно, тридцать лет прошло, как она написана, и двадцать три, как опубликована, а относятся все так же...
- Когда «Сто дней» напечатали в журнале «Юность», вы, наверное, думали, что дедовщина будет искоренена в ближайшее время?
- Мы же все были советские позитивисты. Были уверены, что вся беда - в умолчании. Помню, как я пел соловьем одному мудрому генералу КГБ, когда меня вызывали в эту контору по поводу «ЧП районного масштаба» и «Ста дней». Дескать, свобода слова, подобно серебру, все очищает и т.д. и т.п. Он слушал-слушал и говорит: «А вы никогда не задумывались, что есть виды зла, которые свободой и гласностью питаются и только от этого жиреют?» По прошествии лет я думаю - а ведь он был прав.
- Вас недаром называют «социальным соглядатаем». Какие острые вопросы вы поднимаете в своем новом романе «Гипсовый трубач», вторая часть которого только что вышла в издательстве «АСТ»?
- Роман очень сложный по структуре. Там масса вставных новелл, различных линий: детективных, любовных, исторических, сатирических... Это моя самая многостраничная книга. А какие острые вопросы... Ну, например, мои герои, режиссер и писатель, приезжают в Дом ветеранов культуры, чтобы написать некий сценарий. Но в их творческий процесс врывается реальная жизнь с попыткой рейдерского захвата этого Дома и дорогущей земли, на которой он находится. Мои герои пытаются защитить бедных стариков, которые попали туда, сдав свои квартиры.
- Как вы относитесь к прогрессирующей безграмотности нашего общества? В сочинениях абитуриентов по 50 грамматических ошибок! В лексикон крепко вошли слова «мочить», «кошмарить», «устаканить»... Сленг, жаргон, мат... Что вообще происходит с русским языком?
- Думать, что колоссальные историко-социальные катаклизмы, которые пережила наша страна, никак не отразятся на языке, смешно. Всегда, когда происходит крушение устоявшихся норм, государственных институтов, в язык общества вбрасываются жаргонизмы, слова-паразиты, сленг, варваризмы. Мы имеем то, что Семен Франк называл постреволюционной варваризацией общества.
Тем не менее язык развивается, огромное влияние на него оказывает повсеместная компьютеризация. Но это все переварится. После Октябрьской революции тоже резко упала и без того низкая грамотность. В ответ советская власть развернула ликбез по всей стране. Для того и существует государство, чтобы вкладывать деньги в образование и культуру, а не сокращать уроки русского языка, одновременно увеличивая платные факультативы для усиления грамотности. Зачем же тогда мы платим налоги?