По данным свежего опроса ВЦИОМа, каждый второй россиянин чувствует себя «скорее счастливым». А треть сограждан и вовсе счастливы абсолютно. Получается, что, несмотря на все внешние и внутренние катаклизмы, в той или иной степени несчастны лишь 15–20% россиян. Это идиллическая картина по сравнению с поздними советскими временами, по которым так любят ностальгировать пожилые. На самом деле тогда счастливыми себя считали менее 10% строителей социализма. Очевидно, что-то меняется в российском менталитете, раз уровень счастья в стране колеблется вне зависимости от уровня жизни. А иногда и вопреки ему.


И хэппикратия для всех

9 декабря 2024 г. в возрасте 82 лет у себя дома в Нидерландах скончался знаменитый профессор Рууд Винховен, которого называли «крёстным отцом исследований счастья». В 1984 г. молодой социолог защитил докторскую диссертацию «Условия счастья», в которой обобщил результаты 245 эмпирических исследований на эту тему, которые смог найти. Скромный диссер при отсутствии Интернета, разумеется, не имел шансов заполонить собой топы новостей, но Винховен почувствовал подземные толчки. Европейцы и американцы, достигнув немыслимого ранее дохода, уже заметили, что чего-то им всё равно не хватает.

А какой смысл крутиться как белка в колесе, зарабатывая деньги, если это не приносит радости? Какой толк в семье и собственном доме, если при этом сидишь на антидепрессантах? В 1985 г. газета Chicago Tribune провела опрос среди своих читателей и выяснила, что стремление больше зарабатывать – это бег по кругу. Люди, которые зарабатывали 30 тыс. долларов в год, говорили, что для полного счастья им нужно 50 тыс., а зарабатывающие 50 тыс. хотели в пять раз больше! Даже в жизнерадостных латиноамериканских странах, которые наиболее активно приобщались к западным стандартам потребления, процент счастливых людей начал снижаться.

Хотя ещё недавно простое анкетирование жителей неоднократно приводило в десятку самых счастливых стран 7–8 латиноамериканских: Коста-Рику, Ямайку, Венесуэлу. Несмотря на нищету значительной части населения, бандитизм и военные перевороты, 90–96% жителей этих стран считали себя абсолютно счастливыми. Исследователи объясняли это воспетой Бобом Марли привычкой «не париться»: жизнь составляют музыка, танцы, общение, футбол, еда и граппа, а тяжёлый физический труд – это необходимость, с которой нужно просто смириться.

Рууд Винховен постепенно превратил тему своей диссертации в почтенную академическую дисциплину. Он основал «Журнал исследований счастья», изобрёл свой метод «Годы счастливой жизни»: из данных опросов выводится коэффициент удовлетворённости жизнью в каждой стране, умножается на среднюю продолжительность жизни, и получается ответ – сколько лет в жизни голландца, индийца или аргентинца можно считать счастливыми. Последователи Винховена различают шкалу субъективного счастья (SHS) и шкалу удовлетворённости жизнью (SWLS). «Индекс развития человеческого потенциала» введён в научный оборот с 1990 г., а «Всемирный индекс счастья» рассчитывается с 2006 г. по трём ключевым индикаторам – удовлетворённость жизнью, ожидаемая продолжительность жизни и экологическое благополучие.

Ещё в 2003 г. работами профессора Винховена заинтересовался кабинет министров Великобритании. При разработке реформ здравоохранения и образования было рекомендовано выбрать вариант, который дал бы наибольшее увеличение «лет счастливой жизни». А в Гонконге начали воплощать самые смелые мечты Винховена: на станциях метро установили приборы для измерения счастья. Любой пассажир может подойти к монитору компьютера и ответить на несколько вопросов. Каждый десятый участник опроса получает право бесплатного проезда в подземке, а общий уровень счастья жителей Гонконга высвечивается на табло на всех станциях. Ниже всего он падает, понятно, в понедельник утром, зато в субботу вечером индекс счастья необыкновенно высок.

По словам директора центра полевых исследований РАНХиГС Дмитрия Рогозина, государственный интерес к исследованиям Винховена и его коллег неслучаен. Хотя реальное счастье очень индивидуально: раз оно переживается в моменте, то и сконструировать его посредством бюрократической рациональности невозможно. Но чиновнику плевать, что счастье традиционно связано с категориями везения, рока, судьбы. Он всё осмысляет через призму своего инструментария: закона, поручения, мероприятия.

«Счастье – это публичная речь государства. Не важно, либерал ты или консерватор, но если ты говоришь от имени государства, ты должен говорить в конце концов именно о счастье. Только оно оправдывает все твои действия, позволяет сохранить власть. В современном государстве всеобщего благосостояния необходимо удовлетворять запрос общества. Лучший способ удовлетворить его – сделать всех или по крайней мере большинство счастливыми. Счастливый народ не будет ничего требовать», – объясняет Дмитрий Рогозин.

Но вменить гражданам «административное счастье» не так-то просто. Хотя оно давно распределено экспертами на кейсы с постоянно измеряющимися параметрами, а чиновник буквально на бумаге прописал, как умирать счастливым. Под запросы властей в новую нишу бросились десятки исследователей.

В 2004 г. британские учёные вывели формулу счастья, до которой так и не додумались Пифагор с Декартом:

Р+(5хЕ)+(3хН), где

Р – характеристика личности (мировоззрение, убеждения);

Е – бытие (финансовая стабильность, здоровье);

Н – индекс высших стандартов (самоуважение, чувство юмора, коммуникабельность).

Путём анкетирования выясняются параметры Р, Е и Н для каждого гражданина, ставятся в формулу, и получается величина от 1 до 100, означающая коэффициент счастья.

Дальше – больше. В США придумали оценивать значимые для индивида стороны жизни в долларах: крепкое здоровье – 200 тыс. долларов, удачный брак – 100 тыс. и т.д. И многие скромные служащие вдруг осознали себя миллионерами. Психолог Эд Динер из Иллинойского университета предложил организовать постоянное слежение за уровнем счастья в стране. Для этого эксперимента нужно отобрать несколько семей из различных социальных слоёв и ниш, которые будут фиксировать своё настроение. «Показатели «внутреннего валового счастья» страны должны публиковаться в газетах вместе с данными о движении курсов акций и валют», – уверял Динер.

В 2011 г. Организация Объединённых Наций решила рассматривать индекс счастья в качестве одного из ключевых показателей развития. При ООН создали особое агентство – Сеть по поиску решений в области устойчивого развития, выбравшее шесть основных факторов для измерения нашего счастья: ВВП на душу населения, социальная поддержка, ожидаемая продолжительность жизни, возможность граждан свободно принимать жизненно важные решения, щедрость в форме благотворительности и ситуация с коррупцией. Генеральная Ассамблея ООН приняла в этой связи особую резолюцию: «Исключительное стремление к экономическому росту и увеличению доходов как цель развития давно ставится под сомнение. Пришло время сместить акцент с измерения экономического производства на измерение человеческого благополучия».

Однако у многих исследователей всё сильнее ощущение, что забота о счастье административными методами – это лишь новая форма манипуляции. Социолог Ева Иллуз и психолог Эдгар Кабанас в своей книге «Хэппикратия» объясняют, как сегодня происходит управление людьми посредством обещания счастья и стандартов позитивных чувств. С их точки зрения, предписание счастья сопровождается идеей о том, что каждый из нас способен его достичь, словно должности, рекорда или иного свершения. А если не достиг – то сам виноват. Значит, мало уделял внимания своему внутреннему миру. «Это потрясающая находка для власти – свалить на людей вину даже за своё ощущение от условий жизни. А когда гражданин с головой погружается в свой внутренний мир, который становится для него единственной реальностью, происходит мощная деполитизация общественной жизни», – объясняет Ева Иллуз.

Получается, идея счастья становится идеологией, когда заточена на то, чтобы отвлечь нас от реальности. И правительства с воодушевлением восприняли различные индикаторы счастья, поскольку это позволяет им избежать оценок по качеству работы социальных служб или миграционной политики. С другой стороны, любое внимание человека к своему внутреннему миру можно приветствовать. Ведь в главном Винховен прав: какой смысл добиваться целей, если ты при этом несчастен.

«Любви и счастию назло»

В апреле 2004 г. британская газета The Guardian опубликовала статью на тему счастья «Не беспокойся, будь счастлив», снабдив её подзаголовком «Но если ты русский, то вряд ли у тебя это получится». Статью тут же перепечатали многие издания по всему миру, но только не в России. У нас тогда ещё не было широкого интереса к теме счастья, как выразился один западный автор, «по причине отсутствия в достаточном масштабе предмета исследования».

В советские времена считалось, что «чувство глубокого удовлетворения» свойственно всему населению страны. Центр изучения общественного мнения впервые поинтересовался у россиян, счастливы ли они, в 1993 году. На фоне распада СССР, галопирующей инфляции и бандитизма картина вышла печальная: неудовлетворёнными жизнью считали себя 75% населения, а хорошее настроение было нормой лишь для 3% соотечественников. Даже в 2000 г. мы оказались на третьем месте снизу по рейтингу «Журнала исследований счастья». Хуже дело обстояло только в африканских странах, охваченных голодом, эпидемиями и гражданской войной.

Исследователи отмечали, что на Западе счастье зависит от здоровья, богатства, жизненной активности, на Востоке – от ситуации в стране, в семье, в коллективе. А Россия находится вне этих тенденций. По мнению профессора Калифорнийского университета Сони Любомирски, «россияне подразумевают под счастьем духовную самореализацию, взаимопонимание, мир во всём мире – то есть вещи мало достижимые и трудноопределяемые». Русским свойственно ставить себе максимальные цели, разбивать о них лоб и долго сокрушаться по поводу собственной неудачливости. К тому же в России принято прибедняться. Американец на вопрос «How are you?» как пионер отвечает «I am fine!». А россиянин расскажет про то, что желудок пошаливает, дети раздолбаи и в пробках два часа просидел. Также наши сограждане любят откладывать своё счастье «на потом», когда будут достигнуты желаемые цели, прежде всего материальные. Хотя психологический эффект от переселения в новую квартиру невозможно проследить через три месяца.

Мы стали такими особенными не вчера и, видимо, не случайно. Как рассказывали «АН», русская культура оказалась первой, где естественное стремление человека к счастью подвергнуто философской критике в трудах Бердяева, Розанова, Соловьёва. По мнению этих авторов, стремиться нужно к смыслу. И разве не вызывающе звучит пушкинское «счастья нет, а есть покой и воля»? «Где горе, там и радость», «Не было бы счастья, да несчастье помогло» – похоже, в русском фольклоре счастье воспринималось как побочный продукт страдания. Обилие исторических катаклизмов всегда мешало россиянам ставить счастье жизненной целью, для достижения которой нужно создавать условия, как это принято на Западе. «Don\'t worry, be happy» – по-нашему это уныло. То ли дело лермонтовский разворот души: «Я жить хочу! Хочу печали. Любви и счастию назло». А Михаил Светлов, кажется, лучше всех сформулировал советский минимализм: «Хлеба кусок да снега глоток – вот она жизни прелесть».

И это не просто вырванные из грандиозного контекста примеры. Проводилось серьёзное исследование литературных произведений на русском языке, написанных с XVIII по XX век. Учёные пришли к выводу: парадоксальность русского счастья в том, что о нём пекутся в основном несчастные люди. Все, например, знают афоризм «Человек создан для счастья, как птица для полёта». Но мало кто читал первоисточник – рассказ Владимира Короленко «Парадокс», где эти слова произносит безрукий калека, который пишет ногой на мольберте. И добавляет: «Человек создан для счастья, только счастье не всегда создано для него».

О том же писал Достоевский в «Преступлении и наказании»: «Человек не родится для счастья. Человек заслуживает своё счастье, и всегда страданием». Возможно, что и наше откладывание счастья «на потом» берёт истоки в недрах школьной программы, которая предписывает зубрить: «Товарищ, верь: взойдёт она, звезда пленительного счастья». В нашей классике высшую радость приносит исполнение долга, чаще всего – перед олицетворяющим Родину начальством. А быть счастливым среди несчастных у русского человека «совести не хватает». Даже умница Чехов, избегавший иметь дело с государством, признаёт в «Крыжовнике»: «Надо, чтобы за дверью каждого довольного, счастливого человека стоял кто-нибудь с молоточком и постоянно напоминал бы стуком, что есть несчастные». И даже гонимый властями Пастернак впитал именно «общественную» версию счастья: «Ты понял, что праздность – проклятье и счастья без подвига нет».

Лишь с 2002 г. в России отмечен рост субъективного счастья, и то незначительный. Хотя трёхкратный рост доходов в нулевые годы по идее должен был сделать россиян более радостными и гармоничными. Зато осенью 2014 г. ВЦИОМ насчитал в России 76% граждан, считающих себя счастливыми. Этот результат многим показался странным: ведь уровень безработицы рос, покупательная способность рубля снижалась, кругом мерещились враги. Но в 2015 г. Россия существенно улучшила свой индекс счастья, даже по данным авторитетного опроса Института Земли при Колумбийском университете. Мы оказались на 64‑м месте в мире из 158 – впереди Португалии, Латвии и Турции, но позади Белоруссии, Узбекистана и Сальвадора.

Одна часть специалистов считает произошедшее следствием патриотического воодушевления после присоединения Крыма: уж очень хотелось простому русскому человеку утереть нос изрыгающему санкции Западу. И не признать себя в такой ситуации счастливым было бы вовсе неприлично. Другая часть всё же полагает, что имели место привычные манипуляции с цифрами, поскольку российская власть всё чаще обращала внимание на индексы счастья как показатель благополучия. Не исключено, что правы и те и другие.

По словам Эмиля Камалова из Лаборатории сравнительных социальных исследований НИУ ВШЭ, в России счастье очень сильно коррелирует с «национальным фактором», с чувством гордости за свою страну: «С 2008 года в экономике стагнация, зато уровень счастья продолжал уверенно расти вплоть до 2017 года, когда вышел на некое плато. И если проанализировать прочие индикаторы, мы обнаружим, что в это время так же уверенно росло только чувство гордости за державу». Однако такой эффект не является особенностью одной России: гордость за страну неплохо поднимает настроение в небогатых странах и работает как компенсатор по знакомому принципу «мы бедные, но смелые и духовные». В этом нетрудно убедиться, сравнив эффект от победы на чемпионате мира по футболу в Бразилии, Аргентине и любой из европейских стран. Так или иначе, эйфория от побед соотечественников не может длиться вечно и не способна заменить материальное благополучие в долгосрочной перспективе.

Однако «хэппикратия» начала складываться и у нас. Общероссийское исследование «Индекс счастья российских городов» показало, что 85% жителей считают себя счастливыми в следующих регионах: Ямало-Ненецкий автономный округ, Дагестан, Тува. Среди счастливейших городов лидирует Грозный, а Москва – на 56-м месте. Авторы исследования объясняют: ничего удивительного – в столице проблемы с экологией и безопасностью.

Но не исключено, что разгадка в другом: власть перестала считать рейтинги счастья забавой. В эпоху информационных войн они тоже стали ареной противостояния, где Россия активно уделывает Запад. А самые мрачные регионы активнее других пытаются показать центру, что на самом деле у них все всем довольны. Несколько лет назад датчики для измерения человеческой радости, как когда-то в Гонконге, установили в рейсовых автобусах Тюмени. Жители шутили, что реагируют они на винный перегар – чем больше выпил, тем больше счастья. И если можно убедить обывателя, что уровень инфляции в стране составляет реально 8%, а средняя зарплата – под 100 тыс., то почему бы ему не поверить, будто сейчас на дворе лучший период в его жизни?

Человек завидующий

Кончина профессора Винховена напомнила, что исследованиям счастья стукнуло 40 лет. Это срок, обязывающий подводить промежуточные итоги. Так в чём заключается бесспорная истина, именуемая ещё «научным консенсусом», с которой согласились бы все учёные, сидящие на теме счастья?

Исследователи вынуждены признаться: связь удовлетворённости жизнью с уровнем благосостояния по-прежнему не ясна. За несколько десятилетий удалось достоверно выявить, пожалуй, три взаимосвязи. На уровень счастья людей негативно влияют высокий уровень безработицы, инвалидность и время, убитое в поездках на работу. Все, кто ежедневно колесит больше часа в одну сторону, существенно несчастней остальных. Зато не найдено внятных объяснений, почему, например, в благополучной Дании, где рекордный процент счастливых людей, уровень самоубийств тоже рекордный. Может быть, бытовой комфорт и вправду не в силах заменить человеку воспетых русской классикой ценностей: страдания, подвига, смысла?

Но, похоже, всё проще. «Сравнение своей жизни с другими сильно коррелирует с благополучием. Если небогатый человек получает повод думать, что живёт лучше условного соседа, то индекс его личного благополучия вырастает почти в полтора раза», – отмечает Наталья Гашенина из фонда «Общественное мнение». Лаборатория сравнительных социальных исследований (ЛССИ) НИУ ВШЭ в 2020 г. провела пилотное исследование в 38 регионах России, выяснив, что в глубинке, где под боком меньше провоцирующих примеров процветания, люди чаще удовлетворены своими более чем скромными доходами.

Зарубежные исследователи в целом солидарны: по уровню счастья «незавидующие бедные» оказываются идентичны завидующему среднему классу. Но попробуйте не завидовать окружающим в богатом обществе потребления, если вам хватает только на еду и одежду. Поэтому на Западе все так зациклены на «индексе Джини», вычисляющем уровень неравенства для каждой страны. Хотя неравенство никак не связано с уровнем потребления, оно разгоняет уровень зависти. И хотя в науке такого термина нет, к беспорядкам и революциям этот фактор приводил и приводит исправно.

Под соусом борьбы за безопасность государство и прибирает к рукам новую услугу – принуждение подданных к счастью. Хотя раньше проникновение властей в частную жизнь граждан считалось одним из главных признаков тоталитаризма. А исследования свидетельствовали: в наиболее благополучных странах власти незаметны. Медпомощь доступна, в полицию идти не страшно, снег убирают, а мэр не кажется при этом божеством – что ещё нам в жизни нужно от начальства? Пусть не забывает, что счастье не является нормой жизни, к которой ведёт единственно верный путь.

Решение в голове

Рейтинги стран по уровню счастья стали ещё одной олимпийской ареной, где происходит борьба за чувство национальной гордости. Ведь если выясняется, что граждане какой-либо богоизбранной страны оказываются несчастнее других народов, то невольно закрадывается вопрос: «А с кем же Бог?» И мало кого волнует, что победить во всех рейтингах невозможно.


В одном международном индексе счастья Россия стоит на 60-м месте, а в другом – на 131‑м, даже позади Таджикистана и Гондураса. Причём первые строчки в одном рейтинге занимают страны с высоким уровнем жизни, а в другом – с низким. Одни рейтинги составляют экономисты, другие – социологи с психологами. Первые – про доходы населения, состояние экономики и государственную политику. Вторые – про субъективные ощущения людей, про то, что они чувствуют, проживая свою жизнь.

К тому же люди в разных странах под счастьем понимают разное. В 24 из 30 исследуемых стран счастье понималось как везение и удача. Это Франция, Германия, Бразилия, Китай, Австралия и Россия. Для их жителей счастье – это дар свыше, что-то вроде погоды, на которую нельзя повлиять. Счастье – это когда «с утра нигде не болит», «скоро отпуск» или «наши выиграли в хоккей».

Но есть также США, Индия, Испания, Аргентина, Кения, где счастье понимается как субъективное благополучие. Тогда люди считают, что счастливая жизнь – это их личная ответственность. И куда более серьёзно относятся к принятию решений. Но не факт, что они становятся счастливее, когда тащат на себе груз ответственности за события, которые зависят от них только в их голове.