Россия обещает симметрично ответить на возможное использование своих замороженных на Западе активов. Министр финансов Антон Силуанов заявил, что «у нас тоже достаточно активов, которые здесь заморожены». Специалисты озадачены, как это может выглядеть. Ведь «недружественные страны» не держали в России свои банковские резервы, а национализация предприятий частных западных компаний – это палка о двух концах.
Кризис доверия
Силуанов говорил в интервью о так называемых счетах типа «С». Это обязательства по бумагам, дивидендам, «составляющим наши обязательства перед иностранными контрагентами из недружественных стран». По данным открытых источников, на этих счетах покоится 477 млрд рублей – солидная сумма. Однако на Западе заморожено около 260 млрд евро активов Центробанка России – в 50 с лишним раз больше. Для «симметричного ответа» в России нередко раздаются призывы отобрать чуть ли не все предприятия, принадлежащие западным компаниям.
Но это странный вариант. Например, зарегистрированная в недружественном Лондоне компания имеет акционеров по всему миру. В ней может вовсе не быть ни одного британского инвестора, зато полно индийских, китайских, бразильских. На практике всё ещё сложнее – владельцами пакетов акций часто являются не физические лица, а зарегистрированные по всему миру на экзотических островах компании, конечных бенефициаров которых установить сложно. Многие компании вовсе не публикуют отчётность или даже не знают, кто ими владеет.
Например, «Макдоналдс» – не известно ни об одном владельце крупного пакета акций этой сети. Они распределены тонким слоем среди тысяч собственников по всему миру. Многие рестораны, наоборот, платят за франшизу, принадлежат конкретному лицу и им же управляются, соблюдая фирменный стиль. Если бы «Макдоналдс» сам не ушёл из России и властям пришло бы в голову забрать в казну несколько сотен его ресторанов, пострадали бы интересы бизнеса из вполне «дружественных» стран. Хотя в фольклоре «Макдак» – символ вестернизации и американского культурного влияния во всём мире.
Но даже если стараться никак не задеть интересы бизнеса из Китая, Индии или ОАЭ, сам по себе факт массовой конфискации частных активов вызвал бы тяжелейшие последствия для инвестиционного климата в России. И официальная Москва никогда не анонсировала подобных мер. Скорее с западными странами в ручном режиме ведётся сложная политическая игра. Ведь конфисковать российские активы и отправить их на поддержку Украины, как предлагают различные силы в Вашингтоне, тоже не так-то просто.
Не дать и не взять
До начала СВО в феврале 2022 г. российский Центробанк, подобно всем остальным ЦБ мира, хранил резервные активы за рубежом. Страны «Большой семёрки» заморозили эти активы и запретили финансовым компаниям их перемещать. Нынче страны Запада обсуждают возможность использования российских средств для помощи Украине. В ЕС дискуссии носят «умеренный» характер: планируют передать лишь прибыль, которая накапала за два года. В США хотят конфискации и самих активов.
Правда, в Америке находится из них не более пяти миллиардов. Основная часть российских средств подвешена в бельгийском депозитарии Euroclear: с учётом доходов с капитала получается 191 млрд евро. В прошлом году сумма «наросла» на 4, 4 млрд евро. Но бельгийские власти не горят желанием наживать себе неприятности с Россией без особого для себя интереса. В Брюсселе осторожно обсуждают передачу Киеву доходов от российских активов Euroclear, но не всех, а лишь появившихся после принятия решения в будущем.
Разговоры о передаче российских резервов Украине появились не на пустом месте: Запад подустал финансировать Киев, у которого своих средств не хватает. К началу 2024 г. международные резервы Украины составляли 40, 5 млрд долларов и не покрыли бы дефицит текущего государственного бюджета Украины, который даже по плану составит свыше 43 миллиардов. Нацбанк Украины уже не может проводить валютные интервенции, необходимые для стабилизации гривны, которые за последний год сократились в 10 раз – с 23 до 2, 5 млрд долларов. Тут и всплыла идея запустить руки в российские закрома. Министр финансов США Джанет Йеллен призвала «разблокировать экономический потенциал» этих средств, а глава Еврокомиссии Урсула фон дер Ляйен, хочет пустить прибыль Euroclear на закупку военной техники для ВСУ.
Другой вопрос, как это возможно технически. Обычно для изъятия у кого-либо активов требуется постановление суда, но в данном случае и для Международного суда, и для Совбеза ООН потребуется согласие самой России. Которого, понятно, не будет. Можно воспользоваться правом принимать так называемые контрмеры в ответ на незаконные действия других стран. Но и тут нестыковка: де-юре Украина имеет право на контрмеры, но у неё активов России нет. В Европе наоборот: есть средства ЦБ, но отсутствует право на предъявление претензий.
Обсуждается вариант с выпуском Украиной «репарационных облигаций». То есть Запад мог бы предоставить Украине кредит, а та в качестве залога – предложить ему свои претензии к России. Но тут тоже масса сложностей. Например, военные репарации обычно платят побеждённые победителю, а триумфом Украины на поле боя и не пахнет. В общем, Москва видит замешательство Запада по вопросу о своих активах и старается действовать тонко: отвечать жёстко, чтобы были понятны последствия, но не перегнуть палку.
Живой щит
В этом смысле отобрать активы у западных частников было бы как минимум недальновидно. Когда весной 2022 г. иностранные компании валом покидали Россию, Москва «ставила в пример» тех из них, кто решил остаться. Как же сейчас у всех всё отобрать? Кто поверит русским впоследствии? Да и какой в этом смысл, если «живым щитом» против конфискации российских активов выступают западные банки и предприятия, находящиеся на российской территории. Например, банк австрийской финансовой группы Raiffeisen Group стал в условиях санкций сверхприбыльным, как и банк, принадлежащий итальянской группе UniCredit.
Когда из России уходили крупные мировые автоконцерны, они передавали свои местные заводы профильному государственному НАМИ за 1 рубль. И с возможностью впоследствии вернуться. А принудительный отъём осуществлялся точечно. Например, весной 2023 г. появился президентский указ: в ответ на конфискацию инфраструктуры «Газпрома» и «Роснефти» в Европе забрали доли немецкого концерна Uniper и финского Fortum. С их принадлежностью по крайней мере всё понятно: контрольный пакет Fortum принадлежит финскому правительству. Немцы пришли к нам на волне реструктуризации РАО «ЕЭС России» в 2000-е, инвестировав миллиарды долларов в развитие энергомощностей, которые сегодня оцениваются в 107 млрд рублей. Указ предполагает передачу их в управление госкомпаниям без права распоряжения имуществом. То есть со временем их могут вернуть германскому собственнику.
По мнению экономиста Михаила Крутихина, следующей в списке может оказаться французская Total с её проектами СПГ в Арктике и на Ямале. На Сахалине энергетику развивают японцы Mitsui и Mitsubishi. Но подход Москвы к изъятиям адресный. Например, Exxon Mobile так и не разрешили продать свои активы в России, а Shell сумел выйти, получив хотя бы часть вложенных денег на зависть многим другим компаниям. Ведь в нашей стране действует запрет на вывод недружественными нерезидентами средств из страны.
В целом идёт большая политическая игра, в которой все понимают: отобрать имущество соперника – далеко не самое важное. Гораздо сложнее использовать вероятность конфискации умно, чтобы сохранить баланс и не потерять доверие к себе. Любопытно, что так размышляют и многие западные политики, которые ещё лет 30 назад просто делали так, как им вздумается.