Мы бешено работаем, чтобы отвоевать себе свободное время. У нас давно восьмичасовой рабочий день, а за счёт тысяч новых изобретений облегчился наш быт. Вроде бы должны двигаться к счастливому Обществу Досуга, но вместо этого досуг стал нашей новой работой. В свободное время каждый нормальный человек обязан заниматься спортом, ездить по миру, бегать по выставкам и презентациям, приобретать горы одежды и всем их показывать. Нам настолько не хватает времени, что мы принимаем пищу, читая новости с монитора компьютера, а торопясь к метро, слушаем аудио о том, как много всего упускаем. Мы превращаемся в многорукое, многоголовое существо, которое ни секунды не стоит на месте. Конечно, так не могло продолжаться вечно.

Чуть помедленнее, люди

Считается, что «Медленное движение» зародилось в 1986 г., когда левый журналист Карло Петрини выступил против открытия ресторана McDonald’s на площади Испании в Риме: дескать, как можно сравнивать эти бутерброды с классической итальянской кухней. И в знак протеста организовал на той же площади банкет с поеданием феттучини, карбонары и пеперони. Казалось бы, какие проблемы: не нравятся гамбургеры – не ешь. Но у забегавшегося человечества, видать, нагорело, и искра Петрини попала в стог сена. Из стихийной акции выросла грандиозная международная организация: 1, 5 тыс. сообществ в 168 странах (включая Россию), более 100 тыс. зарегистрированных членов и миллионы сочувствующих.

Для начала в противовес фастфуду возникло слоуфуд-движение (от англ. slow – «медленный»). А дальше идея замедления, как лесной пожар, пошла гулять по верхушкам всех общественных институтов, выбрасывая в атмосферу манифесты, антитезы и откровения собственных пророков. Например, в Великобритании два года спустя группа преподавателей решила перенести концепцию «медленной еды» на сферу детского обучения, взбудораженную стандартизацией школьной программы: «Образование – это путешествие, а не гонка».

Идеолог слоу-движения канадский журналист Карл Оноре осудил чрезмерное вмешательство родителей в жизнь детей и сформулировал принципы «медленного воспитания»: давать детям достаточно времени и пространства, чтобы они сами исследовали мир и сами поняли, кто они такие, без навязывания им готовых представлений. «Люди находятся в постоянном напряжении, когда пытаются уместить в сутки больше часов, чем есть на самом деле. Переключение же на медленное мышление и жизнь в целом – своего рода иммунизация от стресса», – говорит другой гуру движения Гейр Бертелсен.

Мэры итальянских городов Бра, Греве-ин-Кьянти, Орвието и Позитано объявили свои территории Cittaslow – городами со сниженным темпом жизни. Они не хотят превратиться в Венецию, где не осталось ни булочных, ни цирюлен, потому что их владельцам выгоднее продавать магниты туристам, выступая в роли монетоприёмника по 12 часов в день. Нынче движение Cittaslow объединило около 200 городов-членов, почитающих за счастье отсутствие универсамов, рынки свежих продуктов, возрождение местных ремёсел, размеренный быт и верность традиционному укладу (всего в манифесте движения 55 признаков).

«Деньги нужно возвращать земле», – решили инвесторы из некоммерческой организации Slow Money, начав инвестировать в малый бизнес, занимающийся органическим земледелием и производством региональных продуктов. Ну и конечно, поддерживаются все виды зелёной экономики от ветряных электростанций до солнечных батарей. Для активистов естественное – значит неторопливое. Ещё одна группа энтузиастов создала Международный институт неделания слишком многого. «Многозадачность опасна», – развенчивают они одну из главных святынь бизнес-тренеров, повсеместно внедряющих тайм-менеджмент. По их мнению, неудачник – это не фрилансер, живущий на разовые заказы, а «ведущий специалист» с забитым до отказа расписанием и вечно невыспавшимися глазами.

Ещё в 2011 г. гендиректор IT-компании Atos, бывший министр финансов Франции Тьерри Бретон запустил программу Zero Email, подхваченную множеством компаний. Её суть в том, чтобы писать электронные письма лишь по существу, чтобы коллеги не разрывались между сотнями не слишком важных дел. В 2017 г. во Франции был даже принят закон, дающий работникам право отключать телефон и гаджеты в нерабочее время, чтобы начальство не могло потом предъявить: мол, где ты был, до тебя не дозвониться.

В 2005 г. в Нью-Йорке 19 художников подписали манифест Slow Art, пообещав не спешить при создании своих произведений: «Мы превозносим красоту медленно приобретаемого мастерства и искусства, которое с помощью такого мастерства создаётся». А в 2007-м английская писательница и дизайнер Кейт Флетчер ввела понятие «медленной моды», означающее производство небольшого количества качественной одежды, которую не нужно без конца стирать и снимать с неё катышки, но имеет смысл чинить, как когда-то хороший костюм. Соответственно, за «медленную науку» выступают учёные, не принимающие как норму гонку за числом публикаций и индексом цитируемости.

В 2009 г. в Норвегии состоялась премьера семичасового телевизионного фильма «Бергенсбанен: минута за минутой», показывающего путь поезда из Бергена в Осло в режиме реального времени. Его посмотрело более миллиона телезрителей – каждый пятый норвежец, включая младенцев, положив начало Slow TV. Ведь, когда каждый канал в режиме клипа старается показать что-нибудь скандальное, должна быть альтернатива, позволяющая расслабиться и отдохнуть. Аналогично движение Slow Travel призывает не спешить в поездках «галопом по Европам», а подолгу останавливаться в одном городе, погружаясь в местные культуру и кухню. По той же логике 55 мировых музеев объявили «День медленного искусства», когда посетители должны не бегать рысью по залам, а самостоятельно рассмотреть только пять произведений искусства, тратя на каждое не менее 10 минут.

Австрийская ассоциация замедления времени консультирует бизнес на тему разумной организации рабочего времени. А в Калифорнии открылся центр подготовки коучей по «медленному сексу». Разумеется, есть и «медленное соблазнение»: ведь если девушка соглашается за 10 минут, это не удовольствие, а проблема. Да что говорить: даже старение должно быть принято и осознано вопреки отчаянным попыткам избежать неизбежного.

Как и любая большая идея, нашедшая отклик в умах масс, «теория замедления» со временем обросла собственной бюрократией, пытающейся придать ей универсальный характер. Дескать, не торопиться разумно всегда и при любых обстоятельствах, а поспешность хороша лишь при ловле блох. Идеологи слоу-движения как из рога изобилия сыплют историями про японских кароши, которые работают по 90 часов в неделю, а потом у них слетает резьба, и они запихивают в рот лампочку или прыгают с 86-го этажа. Или про 3 тыс. человек, ежедневно гибнущих в мире из-за превышения скорости. И хотя Карл Оноре в своём бестселлере «Без суеты. Как перестать спешить и начать жить» подстилает соломки («Когда нужно торопиться, торопитесь. Но когда спешить не обязательно, замедлитесь»), в умах людей часто остаётся лишь убеждение, что эффективность, целеустремлённость, увлечённость, азарт, вдохновение – это лишь устаревшие приманки-обманки, заставлявшие наших предков крутиться как белка в колесе. И для будущего человечества это опаснее иной эпидемии.

Неспешность и подлинность

Великий писатель Милан Кундера, написавший две повести с такими названиями, никогда не относил себя к «медленному движению». Но он обычно уважаем его активистами за передачу духа «осмысленного замедления». Сами же они предпочитают практические советы.


Если вам хочется достигнуть дзена в неспешности прямо сейчас – значит, вы уже в плену привычки торопиться. Обратить на это внимание – первый шаг в нужном направлении. Потом нужно перестать соглашаться на навязанные извне обузы вроде работы в выходные. Будний световой день не должен быть целиком посвящён работе, очень полезно погулять, посмотреть за окно, поваляться на траве в парке. Сосредоточившись на своих переживаниях, можно научиться осмысленно чистить зубы или мыть руки, чувствуя, как вода течёт по ним.

Очень полезно поудалять ненужные приложения в смартфоне – это даст старт расхламлению и в других сферах жизни. Фастфуд и еда на ходу должны уйти из жизни, а желание готовить еду из свежих продуктов – вернуться. Берите выходные без чувства вины, даже не думайте о работе в отпуске, а если давно хотели уволиться – так и сделайте. Выходной – это не последний день в вашей жизни, не пытайтесь впихнуть в него бассейн, велопрогулку, концерт и посиделки в баре. Смысл slow life один – снова обрести контакт с собой и жизнью, понять, чего вы хотите и что чувствуете.

В борьбе со временем

Много веков назад человек своими нежными ножками покорил всё земное пространство, своими пятипалыми ручками построил в пространстве города, намертво застолбив себе место. Сначала он бился за то, чтобы выжить среди природы, позднее – чтобы выжить среди людей, ещё позднее – чтобы стать самым замечательным среди людей, чтобы все хлопали в ладоши. Когда homo sapiens решил, что пространство завоёвано, он начал бороться со временем.

Средневековый человек вообще не воспринимал время как что-то важное. Но хотя минутная стрелка впервые появилась только в XVI веке, тысячелетием ранее монахи-бенедиктинцы уже придерживались расписания, которого не устыдился бы самый прилежный тайм-менеджер. Сверяясь с примитивными часами, они то и дело звонили в колокола, подгоняя друг друга от одного дела к другому: молитва, учёба, огород, трапеза, отдых, молитва. Но едва часы появились в западноевропейских городах, как жизнь в них тоже стала напоминать монастырь. В Кёльне башню с циферблатом установили в 1370 г., а уже в 1374-м появилось городское уложение, устанавливающее начало и конец рабочего дня с обеденным перерывом «не более одного часа». Уже в 1390-е ввели комендантский час для иностранцев с 21 часа, а с 23 часов – общий городской отбой. Переворот случился за одно поколение: отцы не умели определять час, кроме «рассвет-закат», а детям часы предписывали, когда вставать, работать и обедать.

Пора активного покорения времени началась с изобретения паровой машины, когда Бенджамин Франклин благословил брак выгоды и поспешности словами, которые мы твердим и поныне: «Время – деньги». Новое мировоззрение выразилось в изменении способа оплаты: не сдельно, а по часам. А раз каждая минута стоит денег, то бизнес превращается в безостановочную погоню за объёмами производства. Пружина часов сжималась всё туже, и Фридрих Ницше в 1880 г. отмечает укрепившийся дух «торопливости, непристойной потной спешки, желания «сделать все дела» сию же секунду». Чарльз Дарвин после размеренного многолетнего путешествия на «Бигле» тоже переобулся: «Человек, способный напрасно потратить хотя бы час, не понимает смысла жизни». Да и не они одни догадались, что не только мы создаём технологии, но и технологии формируют нас.

Фредерик Тейлор стал предтечей тайм-менеджеров, когда в конце XIX века на сталелитейном заводе в Пенсильвании стоял над душой рабочих с секундомером и логарифмической линейкой. В его книгах о «научном управлении» рассказывалось, как Тейлор научил одного рабочего перекладывать за день в 4 раза больше чушек чугуна, чем обычно: «На первом месте расписание, человек, в лучшем случае, на втором». За кадром осталось, что пролетариат стал массово увольняться из-за методов Тейлора, и руководство фабрики выставило за ворота его самого.

Однако, живя по заветам Тейлора, мир пришёл к тому, что остановить выпуск товаров невозможно, а многие вещи устаревают быстрее, чем люди доносят их до дома. При замене смартфона каждый год у взрослого человека вдруг теряется ощущение накопленного опыта, он ощущает себя технически отсталым в сравнении с собственными детьми. Даже самых успешных капиталистов, которые всю жизнь кого-то перегоняют, преследует страх, что рано или поздно обгонят и их. Люди не выдерживают ими же заданного производственного темпа. Распланированное по минутам расписание убивает человека, потому что он изнашивается быстрее машин. Хороший сотрудник стремится всё успеть, всё знать и всё держать под контролем – и это уже превратило миллионы менеджеров в рабов своего времени. Застряв в пробке перед важной встречей, такой персонаж вполне может получить нервный срыв, колошматя кулаками по рулю.

Психиатры давно бьют в колокола: более половины тяжёлых неврозов, повлёкших за собой лечение в стационаре, вызвано перегрузками на работе. Такого не было даже в эпоху стахановского движения. Но тому, кто познал темп конкуренции, очень сложно начать жить спокойно – ведь на бегу можно думать только о скорости.

При СССР трудоголизм процветал в основном в научной среде. Самый распространённый вариант: человек так беззаветно увлекался историей Египта периода Среднего царства, что однажды осознал себя Рамзесом II в битве на реке Пряжке. Но сегодня ситуация обратная: пациента-трудоголика крайне трудно отвлечь от реальности. Например, 40-летний предприниматель около месяца спал по три-четыре часа в сутки, в основном за столом в офисе. Семью это устраивало: деньги-то он добывал нормальные. Первое сомнение зародилось, когда кормилец ночью вдруг съел телефонный справочник и забредил горящими контрактами.

– Специалисты часто сравнивают трудоголизм с алкоголизмом, хотя биологически зависимость формируется по-разному, – говорит психолог Анна Александрова. – Зато группы реабилитации похожи: в кругу сидят недавние менеджеры и начальники отделов: «Меня зовут Антон, я трудоголик…» Чаще всего в основе рабочего рвения лежит страх что-то потерять – кресло или вложенные средства. Советская мотивация, когда человек мог доработаться до инфаркта просто за «надо», уходит в прошлое.

Однако переработка ещё не означает клинику. В Москве 20% горожан признались, что работают сверхурочно, а 15% трудятся по выходным. И что? Премьера спектакля, визит аудитора или подготовка саммита почти всегда означают аврал.

Но классический трудоголик убеждён, что без него предприятие загнётся. Он также недооценивает компетенцию коллег и переоценивает свою роль в общем успехе. Со временем развлечения, хобби, секс, семейные отношения постепенно теряют для него смысл. Верный симптом: рассказывая о работе, человек чаще употребляет местоимение «мы», а не «я». На благожелательные замечания друзей по поводу чрезмерного злоупотребления работой реагирует агрессивно, демонстрирует готовность разорвать отношения, если ему будут мешать.

Хотя именно неустроенность в личной жизни – один из локомотивов трудоголизма. Почти всем не хочется идти домой. Но при этом одиночек с холодной постелью и пустым холодильником немного. Большинство имеют семьи, и эти семьи их «едят»: родители поучают, жёны склочничают, дети используют. Также с головой погружается в работу человек, который неуютно чувствует себя в социуме, плохо умеет общаться. Ниша, в которой ему комфортно, становится для него центром мироздания. Не важно, работа это или подлёдный лов рыбы.

Обломов навсегда

Но вырваться из крутящегося колеса не так-то просто.

Человек больше не чувствует себя самодостаточным, а благодаря вездесущим психологам, коучам и социальным сетям мы наконец узнаём, сколько же всего упускаем! В свободное время всякий член общества обязан заниматься на велотренажёре, побывать на Бали, посмотреть нового Ларса фон Триера. Ничегонеделание должно быть обосновано. Самое распространённое обоснование – депрессия. Ушёл в депресняк – это хоть как-то объясняет другой стиль жизни. Простое безделье становится социальным преступлением, а расслабляться можно только в специально отведённых местах: в баре, сауне или на курсах йоги. Если ты ничего не делаешь и остаёшься при этом счастливым – ты упырь. И долг всякого нормального человека помочь оступившемуся «вернуться в общество» и крутиться, как все.

Конечно, разбогатевшее общество потребления не могло не отреагировать на этот идеологический цугцванг. И медленное движение со всеми его бесконечными подвидами – лишь одна из реакций. Например, большое путешествие как часть биографии стало одним из смыслов и целей жизни молодых людей по всему миру. И если сто лет назад про разного рода метания пренебрежительно говорили «перебесится», то сегодня быть дауншифтером модно и престижно.

Говорят, «процесс пошёл» после культового фильма «Пляж», где герой Леонардо Ди Каприо искал место, где ещё не ступала нога авторов путеводителя Lonely Planet. Вместо того чтобы, как все нормальные люди, надрываться с утра до вечера в офисе, смотреть футбол с пивом, ремонтировать машину и тратить деньги на кучу ненужных вещей и событий, нынешние дауншифтеры сдают свою недвижимость внаём и уезжают на Андаманское море. Их колонии встречаешь по всему миру: россияне в своё время облюбовали индийский штат Гоа, немцы – Кению, скандинавы – Бали. Явление молодеет на глазах: если раньше дауншифтинг связывали с пенсионерами (например, 10% пожилых норвежцев жили в Таиланде), то сегодня это удел молодых. Когда их спрашивают, а как же карьера, семейный очаг и дети, они часто отвечают, что хотят лишь лежать на пляже с коктейлем, книжкой и ноутбуком и чтобы их никто не трогал.

Кто-то снова скажет, что это какие-то выродки. Но мир полон историями знаменитостей, ушедших на покой в зените славы. Бобби Фишер отказался отстаивать шахматную корону, Джером Сэлинджер – титул главного писателя столетия, а Грета Гарбо – королевы экрана. Есть и современные российские примеры. Кто-нибудь видел писателя Виктора Пелевина раздающим себя на тусовках? Глава «Вымпелкома» Дмитрий Зимин оставил бизнес, когда, казалось бы, пришло золотое время стричь купоны: занимался благотворительностью, изучал науки и дожил до 88 лет.

Владелец группы компаний «Лидер» Игорь Грушелевский тоже продал своё дело, чтобы заниматься путешествиями: «Собственно, я работал ради того, чтобы потом свободно сплавляться по рекам, глубоко погружаться и гонять на сноуборде». Многие коммерсанты ставят себе предельную сумму, после которой надо завязать с бизнесом и жить на ренту, но планка потребностей постоянно повышается, и остановиться почти невозможно. Грушелевский перестал размениваться, когда понял, что у него серьёзные проблемы с позвоночником и время активной жизни ограничено. А многие из нас так и проводят жизнь, телепаясь в пропасти между двумя каторгами: работой и грядками с редиской.

Другой вопрос, не двинет ли замедление цивилизацию в обратном направлении? Почти все титаны капитализма, великие учёные, мыслители и реформаторы были трудоголиками, а работавших по 4 часа в день и спавших после обеда – единицы. Такой образ жизни был распространён как раз в Средневековье, когда вырваться из своей социальной страты было архисложно и напрягаться не имело особого смысла. Сегодня, идя на поводу у ленивой части общества, богатые страны обсуждают введение 4-дневной рабочей недели и создают стимулы вечно сидеть на пособиях и больничных. «Тише едешь – дальше будешь» – интернациональная поговорка. Но нужно добавить: от пункта назначения.

Что человек отлично привыкает гонять балду, мы помним из гончаровского «Обломова». Илья Ильич замедлился дальше некуда в коконе из несвежих простыней, отмахиваясь от овода в лице энергичного друга Штольца. Лежание Обломова в постели – не вопрос необходимости или удовольствия, оно стало «его нормальным состоянием». Гончаров намекает, что, будучи предоставлен самому себе, человек стремится к идиллической жизни, где для забот нет места. Для Обломова детство в сказочной деревне Обломовке под опекой обширного штата крепостных – это точка отсчёта, где «сказка смешалась с жизнью».

Любит – не любит

У психологов новый хит – «эффект ФОМО» (от английской фразы Fear Of Missing Out). Под ним подразумевают боязнь пропустить что-то интересное, важное, выгодное.

Любое тревожное состояние проявляется в совершении действий, которые на самом деле человеку не нужны. Пациенты с «эффектом ФОМО» тянут на себе отношения с нелюбимым партнёром, участие в надоевших пьянках или просмотр неинтересных спектаклей с целью сохранения связи. Типичный страх отвержения – это когда вас куда-то приглашают, вы не хотите идти, но боитесь, что в следующий раз вовсе не пригласят. Его важнейшие ингредиенты: навязчивое желание всем нравиться и постоянное сравнение своих результатов с чужими. Дескать, вдруг другие делают больше и лучше?

Часто «эффект ФОМО» и является спусковым крючком низвержения человека в суету. Вместо своих интересов он начинает жить чужими оценками, начисто забывая, что всем нравится только доллар. Нередко страх упустить выгоду оказывается сильнее риска потери, и больные перечисляют экстрасенсам миллионы. Как лечить? Ну для начала остановиться, запереться, отключить телефон и подумать.