Творчество Челябинского поэта Яниса Грантса никого не оставляет равнодушным: кто-то им восхищается, кто-то терпеть не может, но равнодушных нет. Это такой феномен, достаточно редкий в современной поэзии — феномен Яниса Грантса. Он, как вы, наверное, знаете, пишет и для детей, и для взрослых. Это принципиально разные алгоритмы. Для детского стихотворения ему нужна готовая история — светлая, остроумная, веселая. Сам сюжет, Янис признается, он может придумать, подслушать, увидеть. Его задача при этом как бы превращается из творческой в техническую: он должен так уложить готовые слова в строчки, чтобы хотелось позавидовать себе самому. Это непросто, но гораздо легче, чем писать «взрослый» текст. Всюду говорят, что детские стихи писать сложнее. У Яниса Грантса, как всегда, все наоборот…
Итак, стихи и комментарии Яниса Грантса:
Небо
1.
на углу Руставели-Гагарина
было встретиться уговорено.
я пришел: воротник засаленный,
да и сам-то весь замусоленный.
и качался асфальт, как палуба.
и кончалось на небе крошево.
я так ждал тебя! ждал, и — стало быть —
я не ждал ничего хорошего.
2.
и когда ты придешь когда-нибудь,
и обнимешь меня, продрогшего,
будет солнце зашито зА небо,
будет небо — холстом изношенным.
ты обнимешь меня, продрогшего,
на прощанье.
всего хорошего.
3.
зашили, а шва и не видно.
да, видно, зашили ланцет.
боль зреет. растет грибовидно,
и сеет свой атомный след.
мне легче, твержу я, мне легче.
мне чуть потерпеть. выждать лишь.
и небо — как зеркало крыш.
и время — все лечит и лечит.
и ты — все болишь и болишь.
Впервые опубликовано: «Мужчина репродуктивного возраста» [стихотворения и поэмы] Челябинск: ИД Олега Синицына, 2007. — 70 [2] с.: 7 ил. — («Неопознанная земля»).
Такова моя участь
Чуть ли не первое стихотворение, написанное по приезду в Че после существования на Северах. Движитель — отчаяние. Я попал на фестиваль «Транзит — Урал», где слушал стихи неизвестных тогда мне Извариной, Санникова, Петрушкина, Туренко, Чепелева, Сунцовой. Я был раздавлен. Вот это — стихи, а то, что делаю я — даже слов не подобрать. Имитация. Глупость. Пошлость. И я сжег все, созданное до «Неба», кроме стихотворения «Человек-тополь» (написано, когда мне было 18 лет).
Отчаяние от поэтического бессилия в этом тексте преобразовалось в отчаяние любовное. Маленький человечек под снегом, на ветру, кого-то ждет. Ждет, но знает, что все уже предрешено. Стихотворение понравилось многим коллегам и читателям именно, как мне кажется, за узнаваемость этого состояния безысходности. Тут и приходят на ум параллели поэзии и жизни (тексты должны показывать жизнь во всем ее многообразии). Но я этих параллелей не люблю. Если и должно что-то на чем-то базироваться, так это жизнь на литературе, а не наоборот. Почему? Да потому что никакая (даже самая фантастическая или фантазийная) литература не сравнится с коварством и несправедливостью жизни. Литература гуманнее.
Троллейбус
дышит одышкой. цветет как самшит.
села в троллейбус. шуршит и шуршит.
шепчет. невнятно. и шарит ковшом.
в маленьком. среднем. побольше. большом.
с пола поднимет. уронит с колен.
свой бесконечный полиэтилен.
что ты там ищешь, смешная душа?
на «станкомаше» выходит, шурша.
Впервые опубликовано: журнал «Знамя» (№ 12, 2012).
Ах как хочется жить. Но не здесь, и не так…
Я люблю стихотворение «Троллейбус». И это первая причина того, что я представляю его как свое программное. Конечно, все стихи на момент их написания кажутся непревзойденными шедеврами, но проходит какое-то время (от одного часа до, скажем, одного года), и ты уже видишь в своем «шедевре» серьезные изъяны. Так вот, ничего подобного (никакой метаморфозы взглядов) не произошло в данном случае.
В стихотворении «Троллейбус» есть полный набор «штампов» от Грантса. 1. Это короткое стихотворение (восемь строк). 2. Это набор самых простейших рифм, сложенных из простейших слов: душа-шурша, ковшом-большом и т. д. 3. Это указание места действия — любимый город, остановка «Завод «Станкомаш». 4. Это короткие предложения. В большинстве — это слова-предложения. В таком ракурсе каждое слово приобретает дополнительный вес, поскольку точка предполагает остановку, вдох, погружение. 5. Это реальная история, которая началась для меня (как и любое другое стихотворение) со слова. В данном случае я сел в маршрутку № 22. Со мной сел некий помятый и немолодой мужчина с кучей пакетов в руках. Вероятно, бездомный. Денег он не платил, но его никто и не пытался заставить это сделать. И вот он сел и начал рыться в своих бесконечных пакетах. Эта история закончилась бы для меня ничем, но тут женщина сзади (негромко) сказала: «Да что ж это такое — шуршит и шуршит». И вот после этой реплики я понял, что стихотворению быть. Почему троллейбус, а не маршрутка? Почему женщина, а не мужчина? Это, на мой взгляд, ничего не меняет.
Я люблю это стихотворение еще и за то, что здесь есть кое-что и не характерное для меня. 1. Аллитерация. Этот прием я употребляю достаточно редко. На мой взгляд, здесь это очень украсило стихотворение. Мной было написано приблизительно шестьдесят строк. Я вычеркивал и придумывал новые строчки. И вот когда показалось, что стихотворение уже полностью готово, я все же сделал последнюю правку — убрал это непрекращающееся «шшшшш» из строчек пять и шесть. И это, считаю, было правильным решением, поскольку переизбыток шипения приводил к какой-то карикатурности, какого-то смешка над героиней. 2. Тут нет парадоксального окончания, некоего карнавального разворота, нет того, что Артем Филатоф назвал «утрированными концовками Грантса».
Янис Грантс — был и остается любимым поэтом нашей редакции. И поэтому мы не говорим ему прощай. До новых встреч, Янис...