1 сентября стартовал не только новый школьный учебный год. На полную мощность раскручивается и внешкольная развивающая система, которая миллионами родителей оценивается как более важная для будущего их ребёнка. По их мнению, школа – это из серии «надо – значит надо» и «без аттестата ты будешь дворником». А вот платные занятия программированием, предпринимательством, футболом, балетом, актёрством, музыкой, показом мод – это реальная заявка на грядущий успех. Часто слышишь: «Ребёнок – мой главный инвестиционный проект». И даже если родитель рассчитывает получить дивиденды не в деньгах, а в чувстве гордости за успешное чадо, это довольно опасная история. Как для психики детей, так и для самих амбициозных предков.
Костры тщеславия
«Не инвестируйте в своих детей. Не вкладывайтесь в них. Не тащите их к успеху и счастью, которые вы для них сами придумали. Вы можете тратить на них деньги, но не заменяйте этими тратами личное участие в их жизни, понимание, любовь и привязанность», – пишет детский психолог с 30-летним стажем Елена Новосёлова. В своей книге «Материнская власть: Психологические последствия в жизни взрослых людей» она разбирает 35 случаев из собственной практики, где малыш превращался для родителей в гончую борзую, призванную расплачиваться за их не всегда здоровые прожекты.
Вот, например, Альбина: уже 40 лет замужем за богатым предпринимателем, мать четверых детей. Всем удалось дать блестящее образование, и старший сын стал полноценным партнёром папаши в бизнесе. А вот судьбы ещё троих рассматриваются родителями как большое личное поражение. Старшая дочь окончила Гарвард, но через пару лет бросила работу в мире наживы и путешествует. Младший сын сразу после бизнес-школы уехал в тёплую страну и женился на местной девушке. У него ресторанчик у дороги, где он сам готовит еду, играет на барабанах в рок-группе, рисует и собирает деньги на лечение диких животных. «Шалопай, который не хочет заниматься ничем всерьёз, достигать жизненных целей, а просто плывёт по течению», – характеризует его мать.
Но главное расстройство – это младшая дочь. Она как-то сразу не оправдывала родительских инвестиций в верховую езду, балет, теннис: «Мы столько в неё вложили, но чуть слезешь с неё – и сразу ленится, сразу в отказ». Чтобы «вывести дурь», 11-летнюю девочку отправили в английский пансион, где она вроде бы «пошла в рост» и даже поступила в университет. Но потом пошли пьянки, марихуана, дебоши, депрессии и, наконец, попытка суицида. Специалисты ставили ей в 20 лет невесёлые диагнозы вплоть от биполярного расстройства, а муж Альбины пребывал в ярости: «Ведь дети – моя епархия». Словно животное не поддаётся дрессировке или акции не оправдывают вложений трейдера. «Альбина переживает не за дочь, которой плохо, а за себя: она не вырастила мужу достаточно хороших наследников. Лишь первый вполне успешен, а с остальными всё сомнительно. Какова же тогда её, Альбины, ценность как жены и матери?» – объясняет психолог Новосёлова.
Но разве так не было на протяжении веков: родители выучивают детей, чтобы те продолжали семейное дело? Разве из этого не вырастали блестящие династии купцов, музыкантов, военных, дипломатов? Вроде бы Моцарт, Багратион или Акинфий Демидов не слишком рефлексировали, что поприще для них выбрал папа. Разве Павел Буре, Криштиану Роналду или Мария Шарапова когда-нибудь жаловались, что властные родители гоняли их в детстве, как вшивых по бане, чтобы они стали первыми в своём деле? В том числе и по вызывающим слюноотделение заработкам. Наоборот, на слуху истории про то, как благословляемый мамой бразильский паренёк ездил на тренировки за полсотни вёрст. А теперь он играет за «Зенит» и купил маме 18-комнатный дом у моря. Любому человеку захочется прилечь, когда его гоняют по спортивной площадке, как дикого зверя, хотя с него уже сошло восемь потов, а тренер только кричит: «Go-go-go!» Чтобы чего-то достичь в спорте или шоу-бизнесе, явно требуется работать «через не могу» с раннего детства.
Но, с другой стороны, на прошлой неделе чуть ли не главной новостью было исчезновение в Москве 16-летней чемпионки-фигуристки Алины Горбачёвой. Девочку нашли через сутки: она бесцельно болталась по кинотеатрам и торговым центрам и ночевала на лестнице жилого дома. Мы не имеем права анализировать причины, которые привели Алину к срыву, или оценивать степень его тяжести. Известно лишь, что в целях улучшения результатов жила она не в семье с родителями, а с личным тренером – женщиной с непростым характером. Так стоит ли удивляться, что практика инвестирования в детей, когда побочные эффекты перекрывают основной, всё чаще представляется токсичной и неприемлемой? В конце концов никто не скажет, сколько на каждую довольную жизнью суперзвезду приходится «сломавшихся» детских психик и несчастных семей, в которых дети ненавидят родителей за отнятое детство.
Разумеется, каждый родитель, читающий этот текст, хочет понять, как сделать ребёнка успешным, но не перегнуть палку. Где золотая середина? Проблема в том, что ни один психолог безупречных советов дать не может: всё индивидуально, всё сложно, никаких математических подходов. Любая попытка создать «трафарет» хромает на обе ноги. Например, известный специалист Михаил Лабковский советует ни к чему ребёнка не принуждать, принимать его во всей самобытности, не давать советов, если он сам не спрашивает, а про успеваемость в школе вообще не говорить. Возможно, такие идеи родились у Михаила Александровича вследствие осмысления отношений с единственной дочерью, в которых он пытался быть требовательным. Хотя многие «практикующие» родители, возможно, покрутят ему пальцем у виска.
«На кого вы работаете?»
Важнейший вопрос воспитания: кто выбрал сферу инвестирования? Родители или сами дети? В этом есть принципиальная разница. Ребёнок сам бредит хоккеем, смотрит все матчи, спит в обнимку с клюшкой и готов на всё, чтобы родители финансировали его не самое дешёвое увлечение? Или же папа в детстве фанател с побед сборной СССР, представлял себя Фетисовым, но так и не научился кататься на коньках? А теперь решил подтянуть самооценку, став цербером для собственного сына?
Родителям часто кажется, что они сами не стали «звёздами» только лишь потому, что выросли в небогатой семье, а родители не могли позволить для них велосипед. Это опасная иллюзия. Точно так же футбольному болельщику с пивным животом кажется, что если бы ему платили столько денег, сколько Чалову или Клаудиньо, он бы выжигал своей активностью каждый сантиметр поля. На самом деле он умер бы на этом поле через пять минут рывков и открываний. При СССР во многих сферах существовала бесплатная система, позволяющая раскрыть свой талант до небес, но наш «инвестор» не смог этого сделать вовсе не из-за отсутствия денег.
Часто бывает: дочь хочет играть в баскетбол, но родители запихивают её в пловчихи, потому что у мамы в юности был II разряд. Или ребёнок обожает животных, но родители не хотят помогать ему получать «профессию мечты», потому что считают ветеринарию «убогой». И толкают его в правоохранители. Когда чадо бунтует и пытается соскочить с крючка, ему приводят железный аргумент: «В тебя уже столько вложено!» Это означает отрицание того факта, что ваш ребёнок – другая личность, с непохожими на ваши потребностями, которые определяются как генетикой, так и влиянием поколенческих трендов.
Другой убойный родительский аргумент: «Он сам не может понять, чего хочет. Ему нужно помочь». Но «помощь» вовсе не означает решать всё за ребёнка и принуждать его к подчинению на протяжении многих лет. «У меня не вышло, так пусть хоть сын» – это тоже не более чем манипуляция. Её благородная обёртка часто маскирует «выращивание выставочных экземпляров», когда уже с младенчества начинается негласное родительское соревнование – чей ребёнок умнее, какие у него шмотки, в каких странах бывал. Малыша пытаются подогнать под «золотой стандарт», принятый в окружении предков. Если ребёнок просто играет в солдатиков или снежки, читает книжки или слушает музыку – это уже неприлично и бросает тень на родителей: дескать, они безответственные и не могут организовать ему «системное развитие».
«АН» рассказывали о феномене детоцентризма. Это когда со страничек взрослых людей «ВКонтакте» смотрят румяные малыши, воспитание которых является приоритетом для всей семьи: особая еда, особые памперсы, семь языков, крикет и сквош. Злые языки говорят, что детоцентризм породили маркетологи. Их мастерство продавать никому не нужные вещи нашло здесь благодарного покупателя. Для того чтобы привлечь в парфюмерные магазины мужчин, придумали образ метросексуала, а воодушевить родителей помогла концепция уникальности ребёнка.
Нет, никто не спорит, что каждый из землян неповторим в силу уникального набора генов. В каждом заложены способности, которые предстоит раскрыть. Более спорно, что вследствие этого ребёнок должен носить домотканый комбинезон на основе гагачьего пуха без единого процента полиэстера. Что игрушки его должны быть ручной работы народов Полинезии. Что есть он должен особую еду, мыться особым мылом в уникальной освящённой ванночке.
Похожая история с образованием. В языковых школах умеют убедить родителей, что если ребёнок учит английский и французский языки, то ему только проще станет, если параллельно погрузиться в немецкий, испанский, португальский, китайский. А заодно в латынь и бретонский. Из юных спортсменов родительское честолюбие упорно выращивает чемпионов, зачастую по футболу, хоккею, теннису и айкидо одновременно.
– В России 20–30-летней давности никакого детоцентризма не наблюдалось, хотя на Западе о нём заговорили в 1960 году, – говорит историк Сергей Ачильдиев. – У нас, наоборот, акцент был на мнение старших. Второй важный момент: детство не было самоценным. В нём видели просто этап подготовки к взрослой жизни, к зарабатыванию денег. Следовательно, хороший родитель – тот, кто вместо игры в футбол во дворе посадил ребёнка за уроки или пианино. Про такое говорили «в жизни не помешает», «вдруг пригодится». В подходе к воспитанию мы оказались похожими на викторианскую Англию, когда считалось нормальным в 10 лет распланировать всю жизнь, задаться какой-нибудь целью и идти к ней волевыми рывками, подавляя все остальные желания. В XX веке на ущербности такого подхода оттоптались, начиная с Фрейда, все кому не лень. Но если на Западе развитие общественной дискуссии было плавным, то у нас она практически отсутствовала. Как обычно, случился обвал одной концепции, а в моду вошла другая.
Свои пять копеек внесло и сокращение числа детей в семье. В 60% российских семей – один ребёнок. Поскольку график работы взрослых стал гибче, а проблема пропитания для большинства из них не стоит, появилось больше свободного времени на детей. По сравнению с советскими временами и домохозяек стало больше, даже если они формально где-то трудоустроены или заняты частично. У детоцентризма именно женское лицо со всеми плюсами и минусами. Мужчина вряд ли готов всё своё время тратить на развитие ребёнка, зато мать может вовсе не волновать происходящее вокруг: хоть убивать кого-то будут – отвернись, сынок, это не наша семья. Она готова передавить машиной десять чужих детей во дворе, только бы её собственный не опоздал на тренировку по теннису. Хотя вероятность того, что он не станет в итоге профессиональным теннисистом, составляет 99%.
«Перегибы» с принуждением – это трагедия не только детей, но и их несгибаемых родителей, которые сами часто «жертвы жертв». Если их и не отдавали насильно в акробатический рок-н-ролл, вероятно, бабки с дедками драли их ремнём за двойку, тройку или даже четвёрку. Они называли это «делать из тебя человека». Тогда критерием всего была успеваемость, а сегодня – перспективные навыки, за счёт которых теоретически можно вести «дольче виту». Проблема в том, что дети, которые всю дорогу слышали «я в тебя столько вложил», расплачиваться будут тоже деньгами, а не любовью и пониманием. Например, сдадут папашу в дом престарелых (очень комфортабельный и дорогой) и будут навещать раз в год на полчаса.
Чтобы сделать инвестиции в детей менее агрессивными, психологи часто советуют тратить на ребёнка денег в два раза меньше, чем сейчас, а времени в два раза больше. Понятно, что помочь такой совет может лишь некоторым, равно как и призыв инвестировать в отношения – в тепло и внимание. Можно почаще задавать себе стандартный «шпионский» вопрос: «На кого вы работаете?» На ребёнка или на эффект, производимый вашими родительскими успехами на окружающих? Конечно, и это не панацея. Ведь если вы верите, что каждый ребёнок уникален, то почему должен существовать универсальный, верный для всех совет?
Школа как проблема
Говоря об инвестициях в детей, нужно понимать ещё один детерминирующий фактор: слабость среднего образования. Самые нежные и внимательные родители часто не видят альтернативы внешкольным «развивашкам». Дитя может изучать в школе английский язык 10 лет и в итоге не уметь на нём разговаривать. Знать на пять физику и понятия не иметь, почему едет автомобиль и как его ремонтировать. Равно как ОБЖ не даст ему внятного представления, как строить отношения в семье, офисе или замкнутом мужском коллективе.
Вроде бы мы хотим удваивать ВВП и догонять чьи-то экономики. Смотрим образовательный стандарт по экономике и не видим там ни Адама Смита, ни Альфреда Маршалла, ни Йозефа Шумпетера, ни Людвига фон Мизеса, ни Рональда Коуза. Даже слова «банки», «инвестиции», «кредиты» надо ещё поискать. Зато ученику необходимо сформировать «систему знаний об институциональных преобразованиях российской экономики при переходе к рыночной системе». А как можно изучать теорию матриц, не зная «дважды два»?
– В девяностые годы школы были куда более свободны, а значит, могли эффективно строить работу, – говорит завуч одной из школ Нижнего Новгорода. – В рамках своего бюджета мы приглашали любых специалистов, создавали секции, кружки. А сегодня я два года не могу поставить теннисный стол в рекреации: тётка в РОНО считает, что дети могут себе что-нибудь сломать. Учебник по каждому предмету один-единственный. По жалобам на отступление от учебного плана, пусть и ложные, учителя наказывают. Я должна взять на работу учителя, который глубже знает предмет, а не того, кто умеет вызвать интерес у детей. В итоге он что-то бубнит себе под нос сорок минут, а дети считают пташек за окном.
Разумеется, в любом комитете по образованию возмутятся: обратной связи с детьми посвящены горы методичек. Но как это работает на деле? Историчка спрашивает: «Дети, как вы думаете, маршал Жуков был великим полководцем?» – «Да» – хором кричат дети. А как они могут ответить иначе, если давно запрещены учебники, критически оценивавшие методы Жукова?
Это общемировая проблема: почти две трети детей не могут получить в школе базовые интеллектуальные навыки. Хотя вроде как образование широко шагает по планете, а процент неграмотных тает даже в самых дремучих африканских странах. Видя, насколько не приспособлена подчас молодёжь к реальной жизни, обыватель часто обвиняет во всём Болонский процесс и экзаменационные тесты, которые заменили детям книги и «нормальное» собеседование с преподавателем. Но проблема так или иначе присутствует во всех странах мира, система среднего образования которых устроена по-разному. А отсутствие единой универсальной причины означает лишь, что причин больше одной.
В ноябре 2022 г. сотрудники немецкого Института экономических исследований (это подразделение Мюнхенского университета) Сара Густ и Люджер Вессманн представили результаты исследования, где попытались оценить масштаб экономических потерь из-за низкого качества массового образования. Получилось, что «в среднем по больнице» 62% обучающихся не получают в школе элементарных навыков, хотя в европейских странах за партами учатся всё дольше – до 12–13 лет. Мировая экономика теряет на этом более 11% ВВП, и до конца века это обойдётся нам в 700 трлн долларов.
Конечно, нельзя сказать, что трое из пяти школьников просиживают штаны за партой напрасно. Это означает лишь, что их нужно потом доучивать. Или они самостоятельно будут проходить горнило обучения по ходу профессиональной деятельности, переживая сотни маленьких поражений. Все к этому настолько привыкли, что даже не задают себе страшного вопроса: а чем таким важным кормят недоросля в школе, если он через 11–12 лет ежедневного обучения не в состоянии ставить цели, подбирать инструменты, поддерживать самодисциплину, формировать кругозор, искать информацию?
Российские эксперты давно заметили, что у нас недообученность начинается даже не со школы – с детского сада. По-хорошему частные сады должны конкурировать с государственными и между собой, а в реальности у нас – 1% частников среди дошкольных учреждений. В среднем образовании мы наблюдаем колоссальную бюрократизацию процесса, когда сотрудникам, грубо говоря, не до детей. Всё делается с очень серьёзной миной, а нехватку времени на уроки компенсируют гигантским объёмом домашних заданий.
Учебный процесс превратился в чемпионат между школами. Чем выше был балл ЕГЭ, тем вероятнее директору разрешат набрать в следующем году два-три 10-х класса вместо одного. А это означает увеличение подушевого финансирования. И шанс для директора уйти «выше» – то есть в комитет. Ради этого он будет требовать балл ЕГЭ от своих предметников: манипулировать премиями, угрожать увольнением. А те будут гонять детей по тестам вместо системного изложения материала. И тут, конечно, не до подготовки ребят к реальностям взрослой жизни.
Было время, за формирование практического опыта советского школьника «отвечали» летние лагеря. Там дети учились ориентироваться в лесу, разжигать костёр и выстраивать отношения в замкнутом коллективе. Сегодня власти делают всё возможное, чтобы ребёнок ничего не умел. Оказалось, что нельзя поить детей родниковой водой, а надо таскать с собой бутилированную. Что кухонные ножи должны быть промаркированы, а на каждого ребёнка приходиться по три «квадрата» в палатке. На походы и экспедиции перенесли санитарные нормы оздоровительных лагерей. Дети не должны сами готовить пищу, в походе должны быть профессиональные повара и врачи. В палаточном лагере необходимо оборудовать электрическое освещение, столовую, установить холодильники!
С 2010 г. Роспотребнадзор ввёл новые требования СанПиН. Из них следует, что в 1-м классе обучение должно проводиться вообще без домашних заданий. Впоследствии затраты времени на его выполнение не должны превышать в 6–8-х классах – 2, 5 часа, в 9–11-х классах – 3, 5 часа. Но, во-первых, 3, 5 часа после семи уроков – это около 10 часов занятий ежедневно. Во-вторых, эти нормы нигде не соблюдаются – учителя задают сколько вздумается, директор за ситуацией не следит. Чтобы ребёнок не утонул во всём этом, родители помогают ему «оптимизировать» учебный процесс: делают сами или покупают в Интернете работы для школы, чтобы расчистить ребёнку время под «развивашки» или вовсе «дело жизни», от которых ждут реальной пользы в будущем.
Не удивительно, что в стране растёт число частных школ и анскулеров – детей, обучающихся вне школы и только сдающих в ней экзамены. Судя по всему, это две стороны одного процесса: качество государственного среднего образования настолько низкое, что родители готовы платить в частной гимназии от 40 до 400 тыс. рублей в месяц. По данным исследования ФОМ, 15% россиян ещё в 2015 г. положительно относилось к идее обучать детей дома, а сегодня (после всех коронавирусных удалёнок) их явно больше.
Было время, народ искренне считал школу и кружки при ней окончательным решением проблемы развития ребёнка. Когда в 1967 г. в СССР ввели второй выходной, возник коллективный запрос на работу детских садов в субботу, а школы в шестидневном графике. Потому что куда девать детей в лишний выходной, пусть лучше знаний набираются. Но когда школа становится не решением, а проблемой, гражданам приходится, наоборот, отвоёвывать у неё время для занятий по индивидуальным планам. И тут легко переборщить.
Частные уроки
В России растёт спрос на обучение детей в частных школах. И параллельный рост его стоимости мало кого из родителей смущает – это, мол, базовая инвестиция в ребёнка.
Частные урокиосстат полагает, что не менее 2–3 млн россиян могут позволить себе тратить 60–70 тыс. рублей в месяц на знания для ребёнка. Во-вторых, существует масса способов снизить стоимость обучения, а то и вовсе учиться бесплатно. Главная проблема в другом: спрос на частников обострился на фоне усиления идейно-воспитательной работы в школах государственных. И власть может рассмотреть в частном образовании угрозу своей монополии на передачу знаний.
Тем не менее количество самих частных школ в России постепенно растёт: их около 900, обучающих около 200 тысяч детей.