Вроде бы ответ на этот вопрос очевиден: кто же захочет отдавать банку больше, если в соседней стране налоговые ставки намного ниже. Но не всё так просто: высокие налоги подразумевают и получаемые за них качественные услуги: безопасность, экологию, дороги, образование, здравоохранение. И для бизнеса удобнее с комфортом работать в богатой стране с твёрдой валютой и стабильной правовой системой, чем при минимальных налогах рисковать активами среди инфляции и коррупции. На практике всё ещё запутаннее: терпимые высокие налоги рискуют в минуту стать удушающими, а развивающаяся страна может, наоборот, открыть громадные перспективы, если удастся приспособиться к её нестабильности. Именно налоги и борьба за их распределение веками определяли ход истории, но главные уроки этого процесса, похоже, не всеми выучены до сих пор.
«У них же твой бумажник»
В 2023 г. Россия оказалась в десятке стран с самым низким подоходным налогом для физлиц. Ниже наших 13% берут лишь власти Албании, Болгарии, Казахстана, Беларуси, Боснии и Герцеговины – 10–12%. У нас чисто символические налоги на дороги или дачи. Для бизнеса в России всё тоже совсем неплохо: индивидуальные предприниматели платят 6–7% от своих поступлений. Правда, если предприятие относительно крупное, дело этим не ограничится: например, отчисления в различные социальные фонды могут составлять плюс-минус 40% от зарплат сотрудников. А добывающие компании платят специальный НДПИ. И много чего ещё.
Тем не менее Россия страшно далека от многих западных стран, где граждане отдают государству более половины своих доходов. Это Франция, Нидерланды, Швеция, Дания, Япония, Израиль. В Австрии, например, 55%-ный подоходный налог «гармонирует» с 18% налога на социальное страхование. Ни одна из стран с высокими налогами не претендует на экономический рост выше 2–3% ВВП, а некоторые из них пребывают в многолетней стагнации. Хотя уровень жизни в них и может быть достойным.
Но какими могут быть долгосрочные перспективы страны, где, по сути, поощряется экономическая пассивность населения, которое лишается стимулов рисковать. Ведь зачем создавать бизнесы, не спать ночами, если в случае успеха ваши плюшки будут равномерно распределены среди тех, кто в это время пил пиво, катался на сапах или просто ковырял в носу? Марксистские идеи, завёрнутые в фантики «государства всеобщего благосостояния», убаюкивают население: дескать, в их стране есть волшебная тумбочка, в которой никогда не кончаются деньги, а правительство обладает способностью извлекать их, словно кроликов из шляпы. На самом деле за стабильность и благоденствие принимается инерционность экономики, которая может десятилетиями развиваться по накатанной колее, даже когда стимулы для развития уже исчезли. Но так не может продолжаться вечно.
Норвежское общество лишь слегка озабочено исходом из страны предпринимателей и обеспеченных рантье. Левоцентристское правительство во главе с лидером Рабочей партии Йонасом Гаром Стёре в заботе о равенстве и справедливости ужесточает налоги на дивиденды и прирост капитала на 6% – до 37, 8%. Это притом что налоги на бизнес-активы и так удвоились в 2022 г., а состоятельных норвежцев в прошлом году уехало из страны больше, чем за 13 последних лет, вместе взятых.
Норвегию покинуло от 30 до 40 миллионеров и миллиардеров, включая 64-летнего нефтяного и рыбного магната Кьеля Инге Рёкке (состояние оценивается в 4, 7 млрд долларов) и самого титулованного в мире лыжника Бьорна Дели. Как объяснил общее настроение глава крупной IT-компании Фредрик Хага, «мне пришлось выбирать между тем, чтобы остаться и работать в Норвегии, и тем, чтобы моя компания добилась успеха. Я хочу платить налоги, но не хочу платить их с денег, которых у меня нет». Даже глава фонда национального благосостояния Норвегии Николай Танген заплатил налогов на 60 млн крон больше собственной зарплаты.
Левые в своём репертуаре: предприниматели для них просто дойная корова, а святая святых – голоса всевозможных поборников справедливости, которые завидуют чужому успеху и богатству. При этом ещё 20 лет назад 10% норвежских пенсионеров жило в Таиланде, не желая тянуть на себе бремя отечественных цен, в которые закачаны чудовищные даже по европейским меркам акцизы на бензин, алкоголь, мясо и всё подряд. Но сегодня стало лишь тяжелее.
Как реагируют власти? Они хотят поднять до небес «налог на выезд», который представляет собой долю с нереализованной прибыли. Ещё сто лет назад такая дикость не пришла бы в голову самым отъявленным марксистам – получается, человек платит за право выйти из страны, как из тюрьмы. При этом в Норвегии и так одни из самых суровых налогов на богатство. Например, если подорожала ваша квартира, в которой вы живёте, это рассматривается как полученная прибыль, с которой вы должны уплатить налог, хотя де-факто вы не получили ни кроны. Резонный вопрос: а могут ли быть интересными инвестиции в страну с такими налоговыми правилами?
Но смысл перераспределения никакого отношения к эффективной экономике не имеет. Вводя драконовские правила, бюрократия повышает не «уровень справедливости», а собственную значимость. Ещё недавно налогоплательщик мог вообще не знать фамилии министров и губернаторов: заплатил небольшую долю с дохода – и забыл про них. Сегодня же не прекращаются дискуссии о том, как взять всё и поделить.
Левые стоят на том, будто бесплатное среднее образование и здравоохранение, недурные условия отпусков и субсидии по уходу за детьми стоят того, чтобы богатые немного поскрипели под налоговым прессом. Правые отвечают им карикатурами, на которых налогоплательщик целует руки политикам, что дают ему бесплатные больничные и льготы по оплате вуза. «Дурак, у них же твой бумажник», – замечает его жена. Уже в 2022 г. недоплаченные уехавшими норвежцами налоги составили 29 млрд крон. И если так пойдёт дальше, 5-миллионная Норвегия вряд ли сможет предоставлять нынешние объёмы халявы при любых налоговых ставках.
Японцы, например, отдают немилосердные 55% своих доходов. Новые налоги вроде бы вводить больше некуда. И японские налоговики уже сильно озабочены тем, что привыкшие к халяве представители «государства всеобщего благосостояния» всё чаще хотят не делать карьеру с утра до ночи, а требуют себе всё больше ништяков из бюджета. С затуханием корпоративного рвения уходит и традиция после работы заливать стресс в баре. Потребление алкоголя в Японии упало со 100 л на человека в 1995 г. до 75 л в 2020‑м. Страна теряет на этом по 800 млн долларов в год, поэтому фискалы развернули общенациональный конкурс «Вива саке!». Все желающие могут предлагать идеи проектов, которые повысили бы популярность алкогольных напитков среди молодёжи.
Уроки латыни
История цивилизации настолько тесно связана с налогами, что кажется странным упускать очевидный вывод: если бы идеи норвежских левых были в ходу давно, то человечеству не светили бы ни географические открытия, ни промышленные революции. Все цивилизационные рывки происходили на фоне раскрепощения творческой энергии, не обременённой необходимостью отдавать львиную долю плодов своего труда.
Для древних греков признаком свободы было косвенное налогообложение. Сам по себе человек никому ничего не должен, обкладывалось только использование портов, дорог, мостов, аукционы, купля-продажа рабов. 2%-ный портовый сбор шёл на оплату военных кораблей, которые охраняли торговые пути от пиратов, но его неплательщики штрафовались в десятикратном размере. Если персы грозили Элладе войной, собирали эйсфору – чрезвычайный военный налог, величина которого определялась степенью опасности. А наибольший эффект давала литургия – величайшая греческая находка. Того или иного состоятельного человека агора могла обязать оплатить театральную постановку или постройку галеры. Зато он был заинтересован эффективно расходовать средства, а всесильной коррумпированной бюрократии не возникало.
Твёрдая валюта, низкие налоги, безопасные торговые пути, защита собственности от беспредела – основы греческого процветания. Казалось бы, при минимуме денег в казне и длительные войны маловероятны. Но когда Афины схватились со Спартой, созданный вокруг них Делосский союз собрал кучу денег, которые афинские стратеги тут же восприняли как собственную кормушку со всеми вытекающими – коррупцией и подковёрной борьбой за доступ к бюджету. Военачальники превратились в тиранов, вводящих высокие налоги, а взамен создающих у подданных иллюзию величия их полиса подачками, зрелищами, пафосной архитектурой. Спарта в итоге победила Афины в Пелопоннесской войне, поскольку не требовала от своих союзников денег.
Тысячелетняя история Древнего Рима от рассвета до заката имеет схожую траекторию. Вначале на семи холмах царствовал дух бесплатного служения: все граждане маршировали в армии один год, а вооружение покупали сами. Чиновнику в магистратах не платили зарплату – это была почётная обязанность. Портовые сборы не превышали 2–5%. Римские граждане не платили налогов, а на захваченных территориях римляне не меняли сложившуюся фискальную систему.
К конкурсу на сбор податей в провинциях допускали только местных откупщиков, намеренно не создавая государственной бюрократии. Откупная система до поры была эффективной: богатый вождь обязался собрать с территории фиксированную сумму, положив в карман излишки. Но штраф за незаконное взыскание налогов был тоже десятикратным – за этим следил римский прокуратор, а 40% штрафа получал информатор. Откупщики являлись и банкирами, которые ссужали населению деньги для уплаты подати. Сенат Рима мог вовсе отменить налоги для пострадавших, например, при разливе Нила – его целью было сохранение в империи стимулов для развития, а не набивание золотом казённых сундуков.
Система начала деградировать с появлением императоров-тиранов. Как пишет историк Михаил Ростовцев, к IV-V векам Рим утратил важнейшие черты античности: демократию, верховенство права, «безналоговый режим» для свободных граждан. Наоборот, при Диоклетиане налоги вышли за предел, дальше которого эффективная аграрная экономика невозможна. Служба в армии из почётной обязанности превращается в рабство – легионеров ловят и клеймят, как скот. Под надуманными предлогами экспроприируют собственность, возникают механизм круговой поруки и обычай преклонять колени перед начальством.
Всё началось при Октавиане Августе: 5%‑ный налог на наследство, чтобы выплачивать пособия ветеранам. Плюс 1% с продаж, чтобы содержать нарождавшуюся бюрократию. Каракалла ввёл 10%-ный подоходный налог, считавшийся жутким оскорблением, и дал римское гражданство всем подданным от Британии до Египта, чтобы больше народу его платило. Разумеется, подлинный патриотизм испарился: никто и ничего больше не хотел делать на энтузиазме, а уклонение от уплаты налогов приняло массовый характер.
Вроде бы разумно в такой ситуации вернуться к прежним порядкам, но римская бюрократия, как и современные европейские левые, думала о своей власти, а не об эффективной экономике. Они только закручивали гайки: свободные граждане прикреплялись к земле, им приходилось продавать детей в рабство, чтобы заплатить фискалам. Пытки неплательщиков стали обычным делом. Исчезала частная собственность на землю: простые люди переводили имущество на сильных аристократов, с которых не так просто что-то получить. Попутно денарий обесценился – в нём сохранилось лишь 2% серебра от номинала, и налоги начали собирать натурой. Средневековый мир был уже близко. Неудивительно, что нашествие готов многие римляне восприняли с облегчением.
Рим сам себя замучил налогами до смерти. Поэтому в Средние века религиозная доктрина осуждала тяжёлые налоги как грех. Каждый сеньор жил за счёт своих владений, получая побочные доходы в виде штрафов или платы за опеку над несовершеннолетними детьми погибших вассалов. Сеньору был положен бонус как свату, если сын вассала посвящался в рыцари или дочь выходила замуж. Рыцари служили сеньору 40 дней в году, но, как правило, ничего ему не платили. Барон признавал за собой налоговые обязательства, только если давал на них согласие. Даже король мог вводить новые налоги только ввиду их «крайней срочности и очевидной полезности». В Англии спор за налоги между королями и Большим Советом в итоге привёл к появлению парламента. Налоговые деньги нужно было выторговывать, торг стал сутью политики, а парламент быстро смекнул, что новые налоги разумно ратифицировать только на небольшой срок (например, на год). Агрессивная война считалась противозаконной, и сбор средств на такую авантюру не поощрялся.
Собственно, истоки европейского процветания – как раз в этом балансе, в ваку- уме власти, при котором бизнес мог дышать, а свободные города расти и развиваться. Умеренность и благородство сеньоров тут совершенно ни при чём – это видно по истории евреев в Европе. На инородцев ведь обычай не брать с подданных больше десятины не распространялся – вот сеньоры и отрывались. Сбором облагали все еврейские обряды, включая свадьбы и похороны, кошерную еду и питьё, а в Испании, например, евреи почему-то должны были снабжать якорями все новые суда. Они платили не только за вход на ярмарку, но и за выход с неё. Налог на наследство для них составлял треть имущества.
Чрезвычайные сборы с евреев имели моральное оправдание – они, дескать, барыги, пьют народную кровь. Но выходцы из Иудеи изначально были земледельцами, и только грабительская налоговая система превратила их в бродячих торговцев и ростовщиков. У христиан существовал запрет на ссудный процент, зато в иудаизме ничего подобного нет – и процентная ставка доходила до 20–50% годовых. Когда каждый видит в тебе добычу и всякий норовит урвать, это формирует изворотливый ум, характерный для тюрем. Стоит ли удивляться, что еврейских торговцев в Европе не любили. Но чем христианские государи были лучше? Английский король Эдуард I в 1290 г. изгнал евреев из страны и конфисковал большую часть их имущества. В Испании их тоже подвергли гонениям: за шесть веков до Гитлера в городах для удобства налоговиков создавали еврейские гетто с платным выходом. Король Португалии предложил евреям убежище за дукат с человека и четверть совокупного имущества, но спустя полгода обобрал их и выгнал.
Запад только из наших дней кажется монолитным культурно-экономическим образованием. В Новое время европейские страны были как разные планеты, отличия которых определялись налоговой системой. В Испании король тоже спрашивал одобрения налогов у Кортесов (парламента), депутаты которых были от него зависимы и единогласно одобряли любой чих. Как следствие, крестьяне платили налог за каждую смерть, даже если это новорождённый младенец. Налог на конвоирование торговых судов составлял 35% стоимости груза. Не удивительно, что активный народ бунтовал, занимался контрабандой или уезжал в колонии.
В то же время английская королева Анна говорила: «В интересах нашей страны – стать великой через торговлю». Британские налоги были щадящими и редко пересматривались. В итоге благосостояние общества выросло, граждане не боялись инвестировать и держать деньги в банках, которые, в свою очередь, финансировали правительство в момент опасности. В 1793–1815 гг. британское правительство получило в виде прямых и косвенных налогов 1, 217 млрд фунтов и заняло ещё 440 миллионов. Это позволило победить Наполеона, который захватил пол-Европы и забирал на нужды своей армии до половины всех налогов, собранных в Италии и Пруссии. И всё равно не смог перебить возможностей англичан. Британцы и 3%-ный подоходный налог в 1842 г. приняли на ура, поскольку он избавил их от прорвы косвенных поборов.
Гудбай, Америка!
США в ранний период отличались, вероятно, самым радикальным в истории неприятием любых налогов. Если всякая революция является следствием угнетения, то американская в 1765 г. вообще не должна была произойти: англичане собирали умеренные налоги и полностью тратили их на нужды самих же колоний. Но творцы Конституции США пошли ещё дальше, прописав, что плохие налоги – это плод слишком больших расходов. Федеральное правительство (даже состоящее из лучших людей) не сможет стать кровососом только в одном случае – если связать ему руки в возможностях вести войны, брать взаймы и вводить новые налоги.
Поэтому из четырёх собранных долларов три оставались на уровне штатов. Но это были крохи. Прямого подоходного налога не было, по сути, до Первой мировой, а чрезвычайные сборы во время Гражданской войны впоследствии отменились. Да и начиналось всё с 2% дохода. К тому времени в США уже существовала могучая экономика, созданная без каких-либо государственных инвестиций в инфраструктуру (даже Тихоокеанскую железную дорогу построили частники). А любые попытки ввести новые сборы (доброхоты всегда мечтали пощипать миллионеров с Уолл-стрит) натыкались на конституционное право граждан выступать против них с оружием в руках. Например, в конституции Нью-Гэмпшира сказано: «Там, где цели государства извращаются и общественная свобода подвергается явной опасности, доктрина непротивления произволу и угнетению является абсурдной, рабской и губительной для блага и счастья людей». А произволом и угнетением считалось повышение налогов.
Как же получилось, что сегодняшние США ведут разорительные войны в отдалённых частях света, имеют более 30 трлн долларов государственного долга и бешеные налоги? Почему молодая поросль Демократической партии уже не считает моральным мир, допускающий существование миллиардеров. Их звезда Александрия Окасио-Кортес сверкает на званых вечерах в белом вечернем платье с крупной красной надписью на спине и ниже Tax the Rich («обложите налогом богатых»). Хотя они и так обложены по самую маковку. Илон Маск, заплативший в прошлом году около 12 млрд долларов налогов, вместо памятника при жизни регулярно получает обвинения в том, что он что-то ещё утаил.
Всё это уже проходили и Афины, и Рим, и Лондон, где подоходный налог за 180 лет вырос с 2 до 55%. Вслед за ростом национального богатства начинается поиск более справедливого его перераспределения. Молодёжи уже нет нужды в поте лица добывать хлеб, растёт число иммигрантов, которые чувствуют себя на фоне местного изобилия людьми второго сорта. Политические партии начинают борьбу за их голоса, предлагая всё больше социальных программ. Федеральный центр тянет на себя одеяло с регионов, чтобы осваивать всё больше средств на оборону, охрану порядка или международное сотрудничество. Чтобы находить на всё это деньги, приходится повышать налоговые ставки, продавливая одну поправку в Конституцию за другой.
В США 120 лет назад через бюджет распределялось 3% ВВП, а сегодня 44%. Вместо того чтобы мотивировать граждан богатеть вместе со страной, власти культивируют паразитизм и попрошайничество. Дочь уборщицы из Пуэрто-Рико Окасио-Кортес предлагает распространить на всё население страны медицинскую страховку Medicare, которую предоставляют лишь пожилым людям после 65 лет, обеспечить всех американцев доступным жильём и всем гарантировать работу за счёт бюджета. Откуда на эту вакханалию деньги, спросите вы, если на Medicare государство и так тратит 800 млрд долларов в год плюс все участники отчисляют на страховку 15% заработка? Ответ один: Tax the Rich.
Когда в Америке XIX века 75% граждан были владельцами земли, дома или собственного бизнеса, перераспределители не имели ни малейшего шанса. Дороже любых подачек ценилась возможность разбогатеть, не особо делясь с кем-то плодами успеха. Но сегодняшние американцы чаще напоминают древнеримский плебс, требующий хлеба и зрелищ. И они очень хотят видеть плачущего Илона Маска в рубище. Но произойдёт другое: словно в романах Айн Рэнд, атлантам капитализма надоест держать прогнивший мир на своих плечах.
Налоговые конфиденты
Считается, что современную Россию построил Пётр I, создавший налоговую систему европейского образца. На самом деле никакого порядка в его нововведениях не было.
Пётр изобретал налоги и указы буквально на ходу: увидел, что хоронят покойников в долблёных гробах, – запретил, чтобы не тратили строевой лес. В 1721 г. он повелел своему народу снимать хлеб косами вместо серпов. На страну обрушился целый вал денежных и натуральных повинностей: «запросные», «драгунские», «корабельные». Царёвы «прибыльщики» изобретали, что бы ещё обложить налогом: бани, дубовые гробы, бороды. Из-за неадекватного налога на бани и печные трубы народ до начала XX века мылся в печке и жил в клубах дыма от неё. Оседлали даже традицию борьбы за чистоту браков в Башкирии: за чёрные глаза брали 2 алтына подати, за серые – 7 алтын, а за голубые – 13. На полном серьёзе! За петровское правление казённые доходы выросли в три раза, нагрузка на реальную душу возросла не менее чем на 50%.